Егора всего покорежило, будто судорогой свело. Девица Кристина, глядя ему прямо в глаза, как бы для того, чтобы не оставить сомнения в своей одушевленности, прошла мимо и подобрала со столика перчатку. Снова — обнаженная рука, волна фиалкового аромата. Потом — шелковое потрескивание перчатки, которую легко, изящно натягивают до локтя... Девица Кристина неотрывно смотрела на него, пока управлялась с перчаткой. Потом той же походкой — женской, грациозной — отошла к окну. Егору не хватило духа проследить за ней взглядом. Стиснув кулаки, в холодном поту, лежал он в темноте. Как проклятый, один. Первый раз в жизни он чувствовал такое беспросветное сиротство: никто и ничто не пробьется к нему из мира людей, не поможет, не вызволит...
Долгое время он ничего не слышал. Он понимал, что обманывает сам себя, прислушиваясь — ведь он с точностью до секунды мог сказать, когда девица Кристина покинула комнату, когда из пространства исчезло ее ужасающее присутствие: собственная кровь подсказала ему это, собственное дыхание. И все равно он продолжал ждать, не имея смелости повернуть голову к окну. Дверь на балкон была открыта. Может быть, она еще там, может быть, не ушла, а только притаилась. Но он знал, что опасения напрасны, что девицы Кристины нет ни в комнате, ни на балконе.
Наконец он решился: выскочил из постелии и включил карманный фонарик. Нашел спички, зажег большую лампу. Слишком сильный свет испугал крупную ночную бабочку, отчаянно забившуюся о стены. С фонариком Егор вышел на балкон. Ночь была на исходе. Уже чувствовалась близость рассвета. В застывшем воздухе повис холодный туман. Не шелохнувшись стояли деревья. Ни шума, ни шороха нигде. Его вдруг пронизало дрожью от собственного одиночества, и только тогда он понял, что продрог и от холода. Он погасил фонарик и вернулся в комнату. В ноздри беспощадно ударил запах фиалки.
Бабочка с сухим шелестом билась о стены, касаясь порой лампового стекла. Егор закурил, затягиваясь жадно, без мыслей. Потом прикрыл балконную дверь. Сон не шел к нему, пока не начало по-настоящему светать и петухи не пропели в последний раз.
VII
Прислуга напрасно стучала в дверь, она была заперта на ключ, а гость и не думал просыпаться и отворять. «Не добудишься, не иначе всю ночь прогулял», — несмело ухмыляясь, думала прислуга. — А молоко-то простынет». Она поглядела на сервировочный столик, где стоял поднос с завтраком. «Может, господина профессора попросить?»
Она застала г-на Назарие уже одетым и готовым к выходу. Замялась у порога, застыдилась — ей было трудно сказать, зачем она пришла: попросить одного барина разбудить другого.
— Ты местная? — спросил г-н Назарие, желая ее подбодрить.
— Мы будем из Ардяла, — с гордостью ответила женщина. — А барин никак не встанет. Я уж стучала, стучала...
— Беда с этими художниками, здоровы поспать, — пошутил г-н Назарие.
Но он был взволнован. Почти бегом пустился он к комнате Егора и с такой силой заколотил в дверь, что тот в страхе проснулся.
— Это я! — извиняющимся голосом кричал профессор. — Я, Назарие...
В двери повернулся ключ, шаги Егора прошлепали обратно к кровати. Выждав приличную паузу, г-н Назарие вошел. За ним прислуга внесла свой поднос.
— Крепко же вы спали, — сказал г-н Назарие.
— Я теперь буду крепко спать по утрам, — с улыбкой ответил Егор.
И замолчал, дожидаясь, пока прислуга установит поднос на столик и уйдет. Потом без предисловий спросил Назарие:
— Скажите, чем пахнет в комнате?
— Фиалками, — невозмутимо констатировал профессор.
Ему показалось, что Егор вздрогнул и побледнел, забыв на лице улыбку.
— Значит, это правда...
Г-н Назарие подошел поближе.
— Значит, не приснилось, — продолжал Егор, — значит, это на самом деле была девица Кристина.
Обстоятельно, без спешки он посвятил профессора в ночное происшествие. Он на удивление точно помнил все подробности, но ему часто приходилось останавливаться, чтобы сделать глоток из чашки — в горле пересыхало.
* * *
Незадолго до обеда Егор узнал, что Санда заболела и не выйдет к столу. Он решил заглянуть к ней на несколько минут. Вот и предлог для отъезда. Раз обе хозяйки неважно себя чувствуют, он скажет, что не смеет долее обременять их своим присутствием.
— Ну, что тут у нас стряслось? — как можно развязнее произнес Егор, входя в комнату к Санде.
Она грустно взглянула, тщетно попытавшись улыбнуться. Кивком указала ему на стул. Она была одна, и Егор почувствовал неловкость. В комнате слишком по-женски, слишком интимно пахло. Кровью.
— Я совсем расклеилась, — еле слышно заговорила Санда. — Вчера вечером у меня началась мигрень и головокружение, и вот сегодня я не могу встать с постели...
Она смотрела ему в глаза с любовью и страхом. Ноздри трепетали, щеки были очень бледны.
— Из меня как будто все соки выжали, — продолжала она. — Даже говорить устаю...
Встревоженный Егор подошел к постели и взял Санду за руку.
— Ну, и не надо себя утомлять, — начал он с нарочитой бодростью. — Наверное, вы простудились, от этого и мигрень, а мигрень выматывает. Я как раз думал...
Он собирался сказать: «Я как раз думал, что мне лучше уехать, не обременять вас своим присутствием». Но Санда вдруг расплакалась, поникнув головой.
— Не оставляй меня, Егор, — лихорадочно прошептала она. — Только ты можешь меня спасти в этом доме...
Первый раз она обращалась к нему на «ты». У Егора запылали щеки. Смятение, радость, стыд за свою трусость?
— Не бойся, Санда, — твердо произнес он, нагибаясь к ней. — С тобой ничего не случится. Я здесь, с тобой, и ничего плохого не случится.
— Ах, почему я не могу сказать тебе всего...
В эту минуту Егор и сам был готов рассказать ей все, что знал, признаться во всех своих страхах. Но в коридоре послышались шаги, и он нервно отскочил на середину комнаты. Однако слова Санды придали ему уверенности. Он был покровитель, защитник.
Вошла г-жа Моску. Ее ничуть не удивило, что Санда лежит в постели и что у нее в комнате Егор.
— Ты не встаешь? — как ни в чем не бывало спросила она.
— Я сегодня полежу, — сказала Санда, пытаясь придать тону непринужденность. — Хочется отдохнуть...
— Ее утомили гости, — как бы в шутку заметил Егор.
— О, неправда! — воскликнула г-жа Моску. — Мы всегда так счастливы видеть за нашим столом замечательных людей... Где Симина?
Егор и Санда переглянулись, покраснев, словно им напомнили о какой-то связующей их постыдной тайне.
— Я ее не видела, — проронила Санда.
— Пойду-ка поищу ее, — сказал Егор, думая под этим предлогом ретироваться и вернуться позже, когда уйдет г-жа Моску.
От стыда за свою трусость он зашагал особенно решительно, с суровым видом, нахмурив лоб. Хотел бежать, не предупредив г-на Назарие! Подумывал даже подстроить себе вызов телеграммой — такой способ бегства он вычитал когда-то в одной книге. Беззащитный голос Санды разбудил в нем вкус к риску, яростное желание испытать себя. Авантюра так авантюра. Ни на что не похожая, дьявольская, коварная и дразнящая, как ядовитый плод из заморских стран.
Он спросил в людской — никто не видел Симины. Тогда он вышел через веранду в парк и направился к дворовым постройкам. Вот и случай поглядеть на пресловутую кормилицу. По дороге ему попалась экономка, которая сообщила в ответ на его вопрос:
— Барышня пошли на старую конюшню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Долгое время он ничего не слышал. Он понимал, что обманывает сам себя, прислушиваясь — ведь он с точностью до секунды мог сказать, когда девица Кристина покинула комнату, когда из пространства исчезло ее ужасающее присутствие: собственная кровь подсказала ему это, собственное дыхание. И все равно он продолжал ждать, не имея смелости повернуть голову к окну. Дверь на балкон была открыта. Может быть, она еще там, может быть, не ушла, а только притаилась. Но он знал, что опасения напрасны, что девицы Кристины нет ни в комнате, ни на балконе.
Наконец он решился: выскочил из постелии и включил карманный фонарик. Нашел спички, зажег большую лампу. Слишком сильный свет испугал крупную ночную бабочку, отчаянно забившуюся о стены. С фонариком Егор вышел на балкон. Ночь была на исходе. Уже чувствовалась близость рассвета. В застывшем воздухе повис холодный туман. Не шелохнувшись стояли деревья. Ни шума, ни шороха нигде. Его вдруг пронизало дрожью от собственного одиночества, и только тогда он понял, что продрог и от холода. Он погасил фонарик и вернулся в комнату. В ноздри беспощадно ударил запах фиалки.
Бабочка с сухим шелестом билась о стены, касаясь порой лампового стекла. Егор закурил, затягиваясь жадно, без мыслей. Потом прикрыл балконную дверь. Сон не шел к нему, пока не начало по-настоящему светать и петухи не пропели в последний раз.
VII
Прислуга напрасно стучала в дверь, она была заперта на ключ, а гость и не думал просыпаться и отворять. «Не добудишься, не иначе всю ночь прогулял», — несмело ухмыляясь, думала прислуга. — А молоко-то простынет». Она поглядела на сервировочный столик, где стоял поднос с завтраком. «Может, господина профессора попросить?»
Она застала г-на Назарие уже одетым и готовым к выходу. Замялась у порога, застыдилась — ей было трудно сказать, зачем она пришла: попросить одного барина разбудить другого.
— Ты местная? — спросил г-н Назарие, желая ее подбодрить.
— Мы будем из Ардяла, — с гордостью ответила женщина. — А барин никак не встанет. Я уж стучала, стучала...
— Беда с этими художниками, здоровы поспать, — пошутил г-н Назарие.
Но он был взволнован. Почти бегом пустился он к комнате Егора и с такой силой заколотил в дверь, что тот в страхе проснулся.
— Это я! — извиняющимся голосом кричал профессор. — Я, Назарие...
В двери повернулся ключ, шаги Егора прошлепали обратно к кровати. Выждав приличную паузу, г-н Назарие вошел. За ним прислуга внесла свой поднос.
— Крепко же вы спали, — сказал г-н Назарие.
— Я теперь буду крепко спать по утрам, — с улыбкой ответил Егор.
И замолчал, дожидаясь, пока прислуга установит поднос на столик и уйдет. Потом без предисловий спросил Назарие:
— Скажите, чем пахнет в комнате?
— Фиалками, — невозмутимо констатировал профессор.
Ему показалось, что Егор вздрогнул и побледнел, забыв на лице улыбку.
— Значит, это правда...
Г-н Назарие подошел поближе.
— Значит, не приснилось, — продолжал Егор, — значит, это на самом деле была девица Кристина.
Обстоятельно, без спешки он посвятил профессора в ночное происшествие. Он на удивление точно помнил все подробности, но ему часто приходилось останавливаться, чтобы сделать глоток из чашки — в горле пересыхало.
* * *
Незадолго до обеда Егор узнал, что Санда заболела и не выйдет к столу. Он решил заглянуть к ней на несколько минут. Вот и предлог для отъезда. Раз обе хозяйки неважно себя чувствуют, он скажет, что не смеет долее обременять их своим присутствием.
— Ну, что тут у нас стряслось? — как можно развязнее произнес Егор, входя в комнату к Санде.
Она грустно взглянула, тщетно попытавшись улыбнуться. Кивком указала ему на стул. Она была одна, и Егор почувствовал неловкость. В комнате слишком по-женски, слишком интимно пахло. Кровью.
— Я совсем расклеилась, — еле слышно заговорила Санда. — Вчера вечером у меня началась мигрень и головокружение, и вот сегодня я не могу встать с постели...
Она смотрела ему в глаза с любовью и страхом. Ноздри трепетали, щеки были очень бледны.
— Из меня как будто все соки выжали, — продолжала она. — Даже говорить устаю...
Встревоженный Егор подошел к постели и взял Санду за руку.
— Ну, и не надо себя утомлять, — начал он с нарочитой бодростью. — Наверное, вы простудились, от этого и мигрень, а мигрень выматывает. Я как раз думал...
Он собирался сказать: «Я как раз думал, что мне лучше уехать, не обременять вас своим присутствием». Но Санда вдруг расплакалась, поникнув головой.
— Не оставляй меня, Егор, — лихорадочно прошептала она. — Только ты можешь меня спасти в этом доме...
Первый раз она обращалась к нему на «ты». У Егора запылали щеки. Смятение, радость, стыд за свою трусость?
— Не бойся, Санда, — твердо произнес он, нагибаясь к ней. — С тобой ничего не случится. Я здесь, с тобой, и ничего плохого не случится.
— Ах, почему я не могу сказать тебе всего...
В эту минуту Егор и сам был готов рассказать ей все, что знал, признаться во всех своих страхах. Но в коридоре послышались шаги, и он нервно отскочил на середину комнаты. Однако слова Санды придали ему уверенности. Он был покровитель, защитник.
Вошла г-жа Моску. Ее ничуть не удивило, что Санда лежит в постели и что у нее в комнате Егор.
— Ты не встаешь? — как ни в чем не бывало спросила она.
— Я сегодня полежу, — сказала Санда, пытаясь придать тону непринужденность. — Хочется отдохнуть...
— Ее утомили гости, — как бы в шутку заметил Егор.
— О, неправда! — воскликнула г-жа Моску. — Мы всегда так счастливы видеть за нашим столом замечательных людей... Где Симина?
Егор и Санда переглянулись, покраснев, словно им напомнили о какой-то связующей их постыдной тайне.
— Я ее не видела, — проронила Санда.
— Пойду-ка поищу ее, — сказал Егор, думая под этим предлогом ретироваться и вернуться позже, когда уйдет г-жа Моску.
От стыда за свою трусость он зашагал особенно решительно, с суровым видом, нахмурив лоб. Хотел бежать, не предупредив г-на Назарие! Подумывал даже подстроить себе вызов телеграммой — такой способ бегства он вычитал когда-то в одной книге. Беззащитный голос Санды разбудил в нем вкус к риску, яростное желание испытать себя. Авантюра так авантюра. Ни на что не похожая, дьявольская, коварная и дразнящая, как ядовитый плод из заморских стран.
Он спросил в людской — никто не видел Симины. Тогда он вышел через веранду в парк и направился к дворовым постройкам. Вот и случай поглядеть на пресловутую кормилицу. По дороге ему попалась экономка, которая сообщила в ответ на его вопрос:
— Барышня пошли на старую конюшню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36