Поэтому проще всего мне было отослать его в детство, в школу. Но школьные воспоминания, как и те, что были в данном случае, не всегда положительно окрашены. Я бы даже сказал, что в половине случаев они имеют отрицательную аффективную окраску. Но ничего страшного в этом нет. Напротив, легкие негативные переживания – небольшое беспокойство, как у Димы, оказывают активирующее влияние на бессознательные процессы. Так что меня они вполне устраивали. Но нервировать его слишком долго не следовало, поэтому я немедленно начал структурировать амнезию, используя для этого два-три слова, которые, как мне кажется, не имеют смысла. Благодаря им сегодня он не очень хорошо представляет себе, о чем я говорил и чего не говорил в тот момент. Что это за три темы, к которым мы сейчас перейдем?
Дима: Я помню только отдельные слова. Одно только слово «номер». Причем я его помню по-французски – «манифест». Больше я ничего не помню.
«Время – это вещь относительная». И мне пришлось перевести стрелки своих часов, потому разница во времени в Москве и в Париже – два часа. И это поставило передо мной вопрос, переводить ли стрелки часов на два часа вперед или назад. И я не уверен, что смог бы ответить на него сразу, не подумав, если бы задал себе этот вопрос сейчас. Но это не важно. Важно то, что ты находишься здесь, на этом стуле».
Дима: В это время я подумал, что Белоруссия, должно быть, расположена посередине между Москвой и Парижем, если судить по разнице во времени между Москвой и Минском. Она равна часу.
«Поработаешь над тем, что ты называешь своей проблемой».
Жан: «То, что ты называешь своей проблемой». А не то, что мы называем твоей проблемой. И еще хуже было бы сказать: то, что мы называем нашей проблемой. Я знаю, что терапевты нередко так говорят. Между тем вы находитесь на терапевтической сессии не для того, чтобы проблемы перед собой ставить. Ваша задача их решать.
«Ты располагаешь всем необходимым временем, чтобы представить в простой форме… мне даже хочется сказать – в символической форме. И когда ты хорошо увидишь это изображение, ты приподнимешь палец, чтобы дать мне об этом знать. Очень-очень хорошо».
Жан: Это важная часть работы. Она может занять определенное время. И поэтому надо предоставить пациенту столько времени, сколько ему нужно. Чем больше уйдет времени, тем лучше. И пока он ищет, вы его сопровождаете несколькими словами, делая небольшие паузы между ними. Но не длинные. Иначе в тишине – я с этим сталкивался на практике, – если пациент окажется творческим человеком или любит рисовать, то он может придумать очень сложный рисунок. И тогда ему понадобится слишком много времени, чтобы нарисовать. А ваш голос будет ему напоминать, что он на терапевтическом сеансе. И тут, чтобы получить желательную реакцию хотя бы через несколько минут, нужно лавировать между двумя противоположными тенденциями – давать время для творческого поиска и ограничивать его. Вы помните, как я поступил в последний раз, предлагая нарисовать… Я сказал, что когда рисунок будет готов, он может приподнять палец. И он дал нам такой разработанный рисунок.
«И в этом состоянии, в котором ты находишься, ты можешь пробудить мышцы руки, которые позволят тебе взять ручку… Ты можешь также открыть глаза…»
Я заменил его карандаш на ручку, поскольку опасался, что карандаш может легко сломаться и это нарушит транс. Даже если человек привык к карандашам, когда он делает упражнение, автоматическое письмо или автоматический рисунок, он не пользуется той же техникой письма, к которой привык, а нажимает обычно сильнее. Обратите внимание на манеру, в которой он изобразил свой глаз. Согласитесь, трудно сказать, выдержал ли бы карандаш такое давление.
Подчеркивая, что у пациента есть время, вы наблюдаете за тем, как он рисует, а потом вы отворачиваетесь и своим поведением как бы показываете ему вначале, что вы присматриваетесь к тому, способен ли он что-то изобразить, но затем, когда вы видите, что рисунок получается интересный, вы стыдливо отворачиваетесь. И нужно сделать так, чтобы он обязательно заметил это. А потом вы опять можете посматривать на него. Это уже неважно. Важно показать ему, что вы отвернулись от его рисунка.
«Очень хорошо. Это первый рисунок. Это второй. Очень хорошо. Ты погрузишься в такое же состояние, в котором был… Ты приподнимешь палец, чтобы дать мне знать, когда обретешь то, что некоторые называют „комфортом транса“.
Хочу обратить ваше внимание на то, как я сформулировал. Я не сказал «обретешь комфорт транса». Как правило, транс дает чувство комфорта. Однако даже если в целом это так, в отдельные моменты человек может чувствовать себя менее комфортно. Это предоставило ему свободу и позволило чувствовать себя до конца комфортно. Небольшие тонкости гипнотического языка, но именно они определяют мощность нашего психотерапевтического метода.
«…И после того как ты нарисовал свой первый рисунок, мы по-прежнему здесь, на этом полу. И я не знаю, будет ли этот пол еще здесь через год или через 10 лет. И я не знаю, где мы будем через год или через 10 лет. Точно так же, как не знают люди, которые сейчас путешествуют самолетом… который, может быть, пролетает сейчас, в тысячах метров над нами…»
Дима: Это меня очень сильно диссоциировало. Вчера, после гипнотического сеанса, я несколько раз смотрел, как летают самолеты.
Жан: Почему я это сделал? Разве я видел, что Дима за самолетами наблюдает? Нет. Сделав дезориентацию во времени с часами, которые пока еще точно не поставлены (из-за чего я всегда на 2 минуты опаздываю на семинар), я приступаю к созданию дезориентации в пространстве, говоря:
«Если бы мы были в этом самолете, если бы мы посмотрели вниз, то увидели ли бы дом, в котором находимся? Можно ли оттуда, с самолета, вообразить, что существует этот дом, пол – такой, как этот? Я не знаю. И это неважно. Это неважно, как не было важно и тогда, когда мы были маленькими детьми, а учительница писала на доске определенные буквы определенным образом, и мы задавали себе вопросы об этих буквах. И постепенно мы научились их узнавать. И даже когда учительница или учитель, написав определенные буквы на доске, стирали их, мы все равно помнили их. И чуть позже, когда учительница писала слова, мы могли их запоминать».
Жан: Дима, теперь, когда мы вновь заговорили о школе, тебя это беспокоило так же, как в начале сеанса? (Дима отрицательно качает головой.) Оно и понятно, потому что это произошло на более глубоком уровне транса. Я предполагал, что дела в школе пойдут лучше, поэтому я опять вернул его туда, хотя и знал, что он ее не любит, или не любит что-то другое, связанное с ней. Дима, ты можешь мне об этом что-либо сказать?
Дима: Когда вы в первый раз заговорили о школе, у меня был эмоционально неприятный ответ. Здесь же у меня появилась картинка из школьной жизни, которая была вытеснена.
Жан: Это нормально, потому что в данной части работы ты был уже на другом уровне транса, что означает иной уровень функционирования сознания и эмоционального реагирования. В начале транса преобладает сопротивление изменению. И это понятно. Иначе, не будь у него сопротивления изменению, ему не нужно было бы обращаться за помощью: он сам бы изменился. В этом-то и заключается его проблема, что часть его хочет измениться, а другая часть – сопротивляется этому… Так бывает утром, когда просыпаешься:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80