Медицине хорошо известны навязчивые психические состояния. Таковы, например, персеверации — неотступное преследование какой-либо мысли, слова, мелодии. Но они обычно являются редкими, преходящими: маньякам же свойственна стабильная — периодическая или постоянная — обуреваемость собственными «тяжкими думами». О человеке принято судить по его поступкам, что, в принципе, не совсем верно, ибо «человек на самом деле есть то, о чём он думает», просто не всегда создаются внешние условия для претворения в жизнь собственных мечтаний, замыслов, планов.
Мы спокойно жили в СССР, т.к. почти всё имеющееся здесь множество, поголовье хищных гоминид было «благополучно трудоустроено»: они в основном были продавцами, официантами, «творческими интеллигентами», администраторами, партийными функционерами, комсомольскими «вожаками», точнее, составляли там жуликоватую, подлую часть. Лучше всего, конечно, было пристроиться к «номенклатуре». Понятно, что все они исподволь развращали и растлевали общественные структуры. Лишь немногие отваживались воплощать свои «дерзновенные» мечты в жизнь более «полнокровно»: заниматься подпольным бизнесом, быть ярым «диссидентом», вести шпионаж в пользу капиталистических стран и т.п, — это было рискованно, опасно. Была даже изведена под корень уголовная преступность гангстерского типа (организованный, вооруженный бандитизм, которому сейчас открыта «зелёная улица»). И вот, после «перестройки» вся хищная нечисть, которая уже было привыкла жадно, но тихо есть ворованный шоколад под ватным одеялом, получила возможность заняться своим делом, и жрать ананасы и рябчики прилюдно. Всё это можно слышать и лицезреть невооруженным глазом с утра до вечера в радио— и теленовостях. Многомиллиардные финансовые махинации, разборки, заказные убийства, неприкрытая пропаганда извращённого секса, вызывающая, демонстративная роскошь посреди всеобщей нищеты и неблагополучия…
Тождественность, взаимосвязанность сексуальной извращённости (перверсий, девиаций и т.п.) с хищностью, агрессивностью, в общих своих чертах понятна. З.Фрейд, К.Лоренц и многие другие исследователи убедительно доказали прямую связь между сексуальностью и внутривидовой агрессивностью. Это, собственно, в той или иной форме борьба самцов за самку, и ничто иное. Таким образом, предельно возможная агрессивность (убийство) в своём чисто природном проявлении, как борьба за выживание вида, наиболее естественна и совершенно оправдана, как агрессивность межвидовая, как потенция и тенденция к соперничеству, стремление к борьбе с некими иными существами, отличающимися от представителей собственного вида. Это естественная борьба за выживание своих, за себя и за ближних. Агрессия же внутривидовая — это уже некая проекция, «частная производная», как бы инерционный отголосок этой общей борьбы всего вида за своё выживание, благополучие всех членов своего сообщества. Битва за выживание вида ведется насмерть, до конца, борьба же за самку чаще всего ритуализирована — бьются «по-свойски», до «первой кровянки», по крайней мере, — при естественном ходе вещей.
В нашем «человеческом» случае всё сказанное полностью относится лишь к нехищным людям. Поэтому столь страшная, смертоносная агрессивность, существующая у людей, единственно может объясняться, как именно межвидовая, ибо за самку столь страшно — и хищные и нехищные — высшие животные не дерутся. В этом-то и состоит весь ужас положения. Хищные индивиды совершенно не разбирают «своих — чужих». Их агрессивность направлена на всех без разбору, кажется, вплоть до неодушевлённых предметов: «Александр Македонский, конечно, хороший человек, но зачем же стулья ломать?!»
В этом смысле хищные индивиды проявляют полную неразборчивость: хотя они и ощущают своё отличие от других людей, но у них нет чувства предпочтения для «своих». Они их точно так же любят и/или ненавидят, как и всех других. Они, и впрямь, «лейкартовы» паразиты (это в первую очередь относится к суггесторам): более сильных боятся, приспосабливаются, угодничают, но ненавидят их, и при малейшей же представившейся возможности тут же вцепятся им в глотку, всех же равных себе и более слабых давят, притесняют, а если «надо», то и убивают. Нехищные же люди относятся к окружающим добродушно, как к равным, тем более они не обижают слабых. Именно в этом обстоятельстве проявляется огромное социальное преимущество стадности (коллективизма) нехищных людей, и лишь их охищнение, тлетворное воздействие хищных гоминид («разделяй, ссорь и властвуй») сводит это преимущество практически на нет.
Здесь следует особо выделить т.н. гомофобию, — проявляющуюся у нехищных людей, и почему-то считающуюся сексопатологами иррациональной, подсознательную ненависть к гомосексуализму. В принципе, извращенцы, в том числе и бисексуалисты, тоже должны ненавидеть нормальных людей. И если, как мы полагаем, всякий хищный индивид в своей основе бисексуален, то это легко объясняет совершенно непонятную и кажущуюся иначе беспочвенной ненависть хищных гоминид к нехищным людям, к т.н. быдлу. Для примера можно вспомнить приводимую Аристотелем в его «Политике» «клятву олигархов», в которой античные властители торжественно обещают друг другу неустанно творить всякие пакости эллинскому «простому народу» [21]. И ведь как хорошо «держат паузу» власти предержащие! — эта гнусная политика «заботы о народе», тождественной геноциду, со стороны властей всё продолжается.
Иррациональной же такую ненависть можно считать лишь в тех случаях, когда она проявляется именно у извращенцев, и именно — к «своим». То есть аристотелевы олигархи, как и все власть имущие должны без всяких клятв, «по умолчанию», но с необходимостью и не меньшей яростью ненавидеть и друг друга, что так же очевидно, как и их ненависть к трудящимся. Подобный — жутковатый — курьёз описан Г.Маркесом в его сумрачной «Осени патриарха».
Некий старший офицер-педераст склонял подчинённых совершать с ним перанусный копулятивный акт, а затем в припадке отвращения к себе и яростной ненависти к партнёру убивал последнего. В конце концов, он не выдержал мук совести и взорвал себя гранатой, вставленной в своё преступное эрогенное место. Неизвестно, был ли у Маркеса реальный прототип или этот отчаянный офицер — плод его неуёмной фантазии, но с видовой точки зрения подобное вполне возможно. Именно так должен был бы повести себя межвидовой гибрид — пассионарий с расщеплённым сознанием: стыдящийся своей безобразной похоти, и в то же время неспособный воздержаться от неё.
В этом механизме можно найти и частичное объяснение повальной ненависти к тюремным «опущенным», в том числе и со стороны нехищных людей, — «мужиков», пользующихся их услугами. Им тоже, по-видимому, «стыдновато», и они вымещают это презрение к самим себе на несчастных опущенных. Наверняка, те заключённые, которые в услугах опущенных не нуждаются (например, «пробавляются» онанизмом), подобной ненависти к тюремным изгоям не испытывают, возможно, — лишь отвращение, смешанное с жалостью, что вполне естественно.
Следовательно, хищные гоминиды должны и способны проявлять чувства любви-ненависти ко всем индивидам своего окружения. Но проявление этой их направленности далеко не однородно, т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Мы спокойно жили в СССР, т.к. почти всё имеющееся здесь множество, поголовье хищных гоминид было «благополучно трудоустроено»: они в основном были продавцами, официантами, «творческими интеллигентами», администраторами, партийными функционерами, комсомольскими «вожаками», точнее, составляли там жуликоватую, подлую часть. Лучше всего, конечно, было пристроиться к «номенклатуре». Понятно, что все они исподволь развращали и растлевали общественные структуры. Лишь немногие отваживались воплощать свои «дерзновенные» мечты в жизнь более «полнокровно»: заниматься подпольным бизнесом, быть ярым «диссидентом», вести шпионаж в пользу капиталистических стран и т.п, — это было рискованно, опасно. Была даже изведена под корень уголовная преступность гангстерского типа (организованный, вооруженный бандитизм, которому сейчас открыта «зелёная улица»). И вот, после «перестройки» вся хищная нечисть, которая уже было привыкла жадно, но тихо есть ворованный шоколад под ватным одеялом, получила возможность заняться своим делом, и жрать ананасы и рябчики прилюдно. Всё это можно слышать и лицезреть невооруженным глазом с утра до вечера в радио— и теленовостях. Многомиллиардные финансовые махинации, разборки, заказные убийства, неприкрытая пропаганда извращённого секса, вызывающая, демонстративная роскошь посреди всеобщей нищеты и неблагополучия…
Тождественность, взаимосвязанность сексуальной извращённости (перверсий, девиаций и т.п.) с хищностью, агрессивностью, в общих своих чертах понятна. З.Фрейд, К.Лоренц и многие другие исследователи убедительно доказали прямую связь между сексуальностью и внутривидовой агрессивностью. Это, собственно, в той или иной форме борьба самцов за самку, и ничто иное. Таким образом, предельно возможная агрессивность (убийство) в своём чисто природном проявлении, как борьба за выживание вида, наиболее естественна и совершенно оправдана, как агрессивность межвидовая, как потенция и тенденция к соперничеству, стремление к борьбе с некими иными существами, отличающимися от представителей собственного вида. Это естественная борьба за выживание своих, за себя и за ближних. Агрессия же внутривидовая — это уже некая проекция, «частная производная», как бы инерционный отголосок этой общей борьбы всего вида за своё выживание, благополучие всех членов своего сообщества. Битва за выживание вида ведется насмерть, до конца, борьба же за самку чаще всего ритуализирована — бьются «по-свойски», до «первой кровянки», по крайней мере, — при естественном ходе вещей.
В нашем «человеческом» случае всё сказанное полностью относится лишь к нехищным людям. Поэтому столь страшная, смертоносная агрессивность, существующая у людей, единственно может объясняться, как именно межвидовая, ибо за самку столь страшно — и хищные и нехищные — высшие животные не дерутся. В этом-то и состоит весь ужас положения. Хищные индивиды совершенно не разбирают «своих — чужих». Их агрессивность направлена на всех без разбору, кажется, вплоть до неодушевлённых предметов: «Александр Македонский, конечно, хороший человек, но зачем же стулья ломать?!»
В этом смысле хищные индивиды проявляют полную неразборчивость: хотя они и ощущают своё отличие от других людей, но у них нет чувства предпочтения для «своих». Они их точно так же любят и/или ненавидят, как и всех других. Они, и впрямь, «лейкартовы» паразиты (это в первую очередь относится к суггесторам): более сильных боятся, приспосабливаются, угодничают, но ненавидят их, и при малейшей же представившейся возможности тут же вцепятся им в глотку, всех же равных себе и более слабых давят, притесняют, а если «надо», то и убивают. Нехищные же люди относятся к окружающим добродушно, как к равным, тем более они не обижают слабых. Именно в этом обстоятельстве проявляется огромное социальное преимущество стадности (коллективизма) нехищных людей, и лишь их охищнение, тлетворное воздействие хищных гоминид («разделяй, ссорь и властвуй») сводит это преимущество практически на нет.
Здесь следует особо выделить т.н. гомофобию, — проявляющуюся у нехищных людей, и почему-то считающуюся сексопатологами иррациональной, подсознательную ненависть к гомосексуализму. В принципе, извращенцы, в том числе и бисексуалисты, тоже должны ненавидеть нормальных людей. И если, как мы полагаем, всякий хищный индивид в своей основе бисексуален, то это легко объясняет совершенно непонятную и кажущуюся иначе беспочвенной ненависть хищных гоминид к нехищным людям, к т.н. быдлу. Для примера можно вспомнить приводимую Аристотелем в его «Политике» «клятву олигархов», в которой античные властители торжественно обещают друг другу неустанно творить всякие пакости эллинскому «простому народу» [21]. И ведь как хорошо «держат паузу» власти предержащие! — эта гнусная политика «заботы о народе», тождественной геноциду, со стороны властей всё продолжается.
Иррациональной же такую ненависть можно считать лишь в тех случаях, когда она проявляется именно у извращенцев, и именно — к «своим». То есть аристотелевы олигархи, как и все власть имущие должны без всяких клятв, «по умолчанию», но с необходимостью и не меньшей яростью ненавидеть и друг друга, что так же очевидно, как и их ненависть к трудящимся. Подобный — жутковатый — курьёз описан Г.Маркесом в его сумрачной «Осени патриарха».
Некий старший офицер-педераст склонял подчинённых совершать с ним перанусный копулятивный акт, а затем в припадке отвращения к себе и яростной ненависти к партнёру убивал последнего. В конце концов, он не выдержал мук совести и взорвал себя гранатой, вставленной в своё преступное эрогенное место. Неизвестно, был ли у Маркеса реальный прототип или этот отчаянный офицер — плод его неуёмной фантазии, но с видовой точки зрения подобное вполне возможно. Именно так должен был бы повести себя межвидовой гибрид — пассионарий с расщеплённым сознанием: стыдящийся своей безобразной похоти, и в то же время неспособный воздержаться от неё.
В этом механизме можно найти и частичное объяснение повальной ненависти к тюремным «опущенным», в том числе и со стороны нехищных людей, — «мужиков», пользующихся их услугами. Им тоже, по-видимому, «стыдновато», и они вымещают это презрение к самим себе на несчастных опущенных. Наверняка, те заключённые, которые в услугах опущенных не нуждаются (например, «пробавляются» онанизмом), подобной ненависти к тюремным изгоям не испытывают, возможно, — лишь отвращение, смешанное с жалостью, что вполне естественно.
Следовательно, хищные гоминиды должны и способны проявлять чувства любви-ненависти ко всем индивидам своего окружения. Но проявление этой их направленности далеко не однородно, т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50