Я ночую в доме моих родителей и утром еду обратно в Мюнхен.
Не бегу ли я сам от себя?
А между тем плюнули в мой адрес и «Штутгартские новости»:
«Сенсация перестает быть таковой, если она повторяется. Может быть, на этот раз это произойдет и с Райнхольдом Месснером», — написала газета 4.9.1980 г.
Действительно, чего я хочу? После 1980 года (Эверест без кислорода и Нангапарбат соло) новые сенсации уже ничего не прибавят к моей славе.
Вальтер Бонатти в 1965 году в возрасте 35 лет после прохождения северной стены Маттерхорна впервые зимой в одиночку сошел с альпинистской сцены. И мое высшее достижение в альпинизме уже сделано.
«Зачем тебе ходить еще?» Этот вопрос меня поражает, когда его задают друзья. Один из них, много лет назад переставший заниматься альпинизмом, стал жить «разумной жизнью», обзавелся женой и детьми, усердно работал и недавно умер от инфаркта.
Каждый должен вести тот образ жизни, который ему больше подходит. Я рожден не для поездок по городам с докладами и не для созерцания гор у себя на родине в Южном Тироле. По крайней мере я не могу так жить постоянно.
Я покупаю авиабилет до Катманду. 17 сентября я буду в Непале, чтобы там отпраздновать свое 36-летие. Нена уже вылетела туда из Карачи. На послемуссонное время у меня Лхоцзе, четвертая по высоте гора мира. Иду снова один.
Из тысяч писем беру с собой в самолет только одно — от Вальтера Бонатти. Он пишет о ценности человека как индивидуума. Итак, есть альпинисты, которые разделяют мою точку зрения.
Я рад. Откидываюсь на спинку кресла и смотрю в окно. Мимо проплывают облака. Спокойные сверкающие массы облаков парят в воздухе как ватное одеяло.
Я снова в пути — в движении, в изменении. Бездеятельность я обычно ощущаю как пустоту, и из этого чувства рождается страсть к приключениям, желание на что-то отважиться, дойти до границ своих возможностей. Счастье — это когда абстрактная идея и жизненные устремления совпадают. Новая вершина, новые пейзажи принимают реальные очертания.
На протяжении всего пути от Дели до Катманду смотрю в иллюминатор на заснеженный Гималайский хребет. За ним в дымке лежит Тибет, страна, которую я прошел в погоне за своей навязчивой идеей, как средневековый рыцарь за драконом. Я вспоминаю Гецара — героя тибетского эпоса. Отправляясь в преклонном возрасте в Кхам, чтобы умереть в уединении, он оставил тибетцам пожелание, а мне — тему для раздумий:
Пусть среди гор не будет ни слишком высоких,
ни слишком низких;
Пусть среди людей не будет ни слишком могущественных,
ни слишком немощных;
Пусть не будет имущества у одних в избытке,
а у других в недостатке;
Равнина пусть не будет совершенно плоской,
И все живые существа пусть будут счастливы!
В 1978 и 1980 годах я изучил Эверест с юга и севера. Я поднимался на все его седловины: Северную, Южную, Восточную (Рапью Ла) и Западную (Лхо Ла). С них мне удалось обозреть его наиболее крупные ледниковые бассейны и склоны и тем самым лучше прочувствовать его историю. Если в 1978 году речь шла в первую очередь о бескислородном восхождении, то в 1980 году я поставил перед собой задачу, во-первых, взойти на высочайшую вершину в муссонное время и в одиночку, во-вторых, познакомиться с Тибетом и его народом и непосредственно пройти по следам первых британских экспедиций.
На том же месте, где находился базовый лагерь первопроходцев, я жил более двух месяцев (на карте это БЛ).
Оттуда я прошел до промежуточного лагеря на высоте 6000 м (ПЛ), а на 500 м выше был мой передовой базовый лагерь (ПБЛ), послуживший мне исходным пунктом для дальнейшего (уже полностью одиночного) движения на вершину.
С базового лагеря я совершил несколько акклиматизационных и разведывательных выходов на север, восток и юг. Я наблюдал жизнь местных крестьян, видел много кочевников со стадами яков.
В 1978 году мы с Петером Хабелером поднялись на Эверест по нормальному маршруту. Эта фотография Эвереста, который, как маленькая пирамида, возвышается над грядой Нупце — Лхоцзе, была сделана в 1979 году во время возвращения экспедиции с Ама Дабланга.
Вид на Эверест с севера. Снежные флаги на знаменитом северо-восточном гребне. Скальный массив покрыт муссонным снегом.
В 1980 году я получил разрешение подняться на Эверест со стороны Тибета. Таким образом исполнилась моя вторая мечта — я смог увидеть Тибет после культурной революции. Потала — некогда резиденция божественного владыки далай-ламы — реставрировалась. Тибетцы снова могли молиться.
Большая часть драгоценных бронзовых статуй, принадлежащих тибетским монастырям, во время культурной революции была уничтожена. Некоторые из них тибетцам все же удалось сберечь, затопив в реках.
После акклиматизационного похода мы с Неной поднялись с двумя погонщиками и тремя яками в передовой базовый лагерь на высоте 6500 м.
Летом 1980 года я поставил свой крошечный базовый лагерь на том самом месте, где в 1922 и 1924 годах находился лагерь англичан.
Эверест, возвышающийся в конце долины, сильно заснежен. Тепло, кое-где видна скудная зелень, вода еще не вся замерзла. Пирамида, воздвигнутая некогда в память о погибших в первых эверестских экспедициях, не сохранилась.
Под нависающей скалой я обнаружил эти реликвии — напоминающие о многочисленных отшельниках, живших в долине Ронгбука.
На этом наивном рисунке неизвестного ламы, сделанном на рубеже веков, изображен Ронгбукский монастырь в пору своего расцвета. Еще 50 лет назад здесь жили 400 монахов. В левой части рисунка — зимняя резиденция тогдашнего римпоче, справа вдали — Эверест.
16 августа мы с Неной во второй раз поднялись в верхний базовый лагерь под Северным седлом. Слева плавно поднимающийся северный гребень, по которому проходит маршрут моего предстоящего восхождения.
После десяти дней хорошей погоды — перерыва в муссоне — сложились прекрасные условия для восхождения. Стало холоднее, лавинная опасность уменьшилась.
На высоте 6000 м стоит наша крошечная палатка, промежуточная станция на пути в верхний базовый лагерь, расположенный на высоте 6500 м и заслоненный от ветра двумя сложенными из камней стенками.
Провалившись в трещину ледника, я решил прекратить восхождение. Тем не менее пошел дальше, не думая об обратном пути. На этой фотографии видна Северная седловина.
Моя палатка, которую я ставил вечером и снимал утром, имела самонесущую конструкцию. Она натягивалась на пересекающиеся алюминиевые штанги, образующие полусферу. Это палатка моей конструкции, сделанная специально для этого одиночного восхождения.
Я был уже выше Северной седловины, когда первые лучи утреннего солнца осветили вершины Чо Ойю и Гиачунг Канг. Казалось, что прекрасная Пумори лежит ниже меня. Хотя на западе появились первые облачные массы, я еще не беспокоился о погоде. Я быстро шел вперед.
После первой ночевки на высоте 7800 м я нес палатку на рюкзаке, чтобы она просохла. Каждый лишний грамм веса в зоне смерти требует дополнительной энергии. Так как на северо-восточном гребне было много снега, мне пришлось траверсировать северную стену под первой и второй ступенями по диагонали слева направо почти до кулуара Нортона. Первая ступень выглядит на фото как крючок на фоне неба. Правее круто обрывается стена второй ступени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62