«Кристос ареав!» — «Христос воскрес!», после чего все поднимали рюмки и пили.
По завершении обеда сестра хозяина внесла пирог и поставила его перед священником. На пироге были разноцветные украшения и одна свеча. Священник зажег ее и поднял тарелку. Затем он начал читать долгое благословение всей жизни умершего доктора. Старики поднялись и взялись за край тарелки, а те, кому было трудно стоять, взялись за руки стоявших, образовав хрупкое старческое сообщество. Я обвел взглядом стол, призрачный круг лиц, бриллиантовые броши и шелковые перчатки и шляпы — и понял: передо мною было нечто почти исчезнувшее из жизни — последние могикане, прошлое румынских армян.
— Знаете ли вы, что определяет характер народа?
Мы сидели вокруг стола в помещении редакции «Арарата» с обычной группой праздных интеллигентов, любителей кофе, математиков и теоретиков. Варужан — скорее Варужан-астроном, чем Варужан — политический деятель — делился с нами своими мыслями о человеческих расах.
— Осадки, — объяснил он. — Осадки, ландшафт и погода. Возьмем англичан, — сказал он, указывая на меня. — В Англии всегда туманно. В Лондоне туман настолько густой, что они называют его «гороховый суп». Туман повсюду. О чем это нам говорит?
— Что англичане туманно мыслят?
— Что англичане любят гороховый суп?
— Что англичане сдержанны и холодны. Они смотрят на вас словно сквозь густой туман — сквозь «гороховый суп».
— А что вы скажете о румынах? — спросил я.
— В Румынии только невысокие холмы — настоящих гор нет. Поэтому румыны любят маленькие вещицы. Аккуратные упаковки. Посмотрите, как охотно они пользуются уменьшительными: вместо кофе они скажут кофеек, пирожное они назовут пирожницей, сигару — сигарочкой и тому подобное.
— А об армянах? Варужан улыбнулся:
— Вы достаточно давно знаете армян — что вы о них думаете?
Я не был уверен, что безоговорочно подписываюсь под его детерминистической теорией.
— Трудно сказать. На тех, с кем мне приходилось встречаться, сильное влияние оказало изгнание — потеря своей земли, а не ее особенности.
— Но как это повлияло на характер? Должны же у вас быть какие-то соображения по этому поводу. Не будьте туманным англичанином.
Я ответил, что, по моему мнению, изгнание и жизнь в изгнании выработали в армянах внутреннюю силу, силу духа, и это качество восхищает меня. Но возможно, это просто попытка сохранить память о своей утраченной земле.
Варужан кивнул.
— Но вы были в Западной Армении — возле Вана и прочих мест, что эта земля говорит вам об армянах?
— Западная Армения — пустынное место. Его посещают тени ушедших армян. Я пока не встречался с армянами, живущими на своей собственной земле. Вот почему я хочу добраться до Армении. Но могу сказать, что Западная Армения — одно из красивейших мест, которые я видел.
Варужан покачал головой и вздохнул. Одна из женщин произнесла:
— Говорят, что Ван — место, где находился рай.
— Да, мне приходилось слышать об этом. Вы считаете, что Адам был армянином?
— Должно быть!
— Поэтому, когда армяне были изгнаны из Анатолии, это было подобно изгнанию из Эдема, из райского сада. Дважды изгнаны: сначала Господом, затем турками. Возможно, именно это делает их вдвойне живучими.
Варужан задумался.
— Я думаю, что эта особая армянская сила духа появилась гораздо раньше 1915 года. Армяне всегда интересовались идеями. Возьмем астрономию…
— Варужан, — съязвила собеседница, — все разговоры сводит к астрономии.
— Астрономия — древнее армянское занятие. Знаете, почему? Потому что в Армении всюду горы, только горы. Поэтому армяне видели только небо и камни — камни, куда ни посмотри, и что они делали поэтому?
— Бросались камнями! — сказал его сосед.
— Они изучали звезды. Они открывали законы математики. Они соединяли законы и камни и строили храмы, великолепные храмы…
В один из дней недели, проведенной в Бухаресте, когда я по-прежнему ждал ответа из Еревана по поводу визы, мне удалось найти книгу, которая ускользала от меня со времени пребывания в Иерусалиме. Там я лишь перелистал ее, но здесь, в Бухаресте, в квартире армянского поэта, я смог уделить ей то внимание, которого она заслуживает. Я посвятил целый день тому, чтобы беспрепятственно бродить по просторам ее страниц.
«Жизнь и приключения Овсепа Эмина: Армянин» впервые была опубликована в восемнадцатом веке в Калькутте. Эмин сам написал ее, и если бы его фантастические истории не были бы подтверждены его современниками, он легко мог быть обвинен в буйном фантазировании. Однако его жизнь остается яркой страницей армянской истории. Никто другой, ни один купец, монах или военный авантюрист, о которых мне приходилось читать или встречаться лично, не воплотил гений армянской нации с такой силой, как Овсеп Эмин. Гений армянской науки выражался разными способами, но у Эмина — своеобразной и неотразимой бравадой. Мир для него не имел границ, и он передвигался в нем, одержимый лишь одной идеей — освобождением собственного народа (я полагаю, именно он был прототипом таинственного армянина в «Лавенгро» Джорджа Ворроу).
Повествование начинается более чем за столетие до рождения Эмина, с Теодора, его прапрадеда. На календаре — 1604 год, и шах Аббас только что одержал победу над турками. Возвращаясь в Персию через Армению, шах-победитель брал с собой каждого встречного армянина. Тысячи утонули при переходе через реку Аракс, еще сорок тысяч погибли от малярии в Мазандеране. Колонна, которая тянулась через северные пустыни Персии, была настолько длинна, что, как утверждают, требовалось три дня, чтобы пройти ее от головы до хвоста. Однако в течение жизни одного поколения армяне стали неотделимой частью Сефевидской империи. Они получили от шаха монополию на торговлю шелком. Они помогли построить некоторые из прекраснейших зданий Исфагана и беззаветно воевали с турками.
Сам Теодор поселился в Хамадане. Его сын вступил в персидскую армию и, оказавшись первым среди взявших штурмом крепостные стены Багдада, получил чин полковника. В возрасте ста десяти лет он погиб, защищая свою семью от пяти янычар; прежде чем пасть, он успел обезвредить двоих ударами дубины. Несколькими годами позже, в 1722 году, в Хамадане в эпоху непрерывных войн родился Овсеп Эмин. Мать увезла его в Калькутту.
Уже в ранние годы Овсеп Эмин посвятил себя идее освобождения Армении. В возрасте семнадцати лет, надеясь изучить европейское военное искусство, он отправился в Лондон на корабле Ист-Индской компании, оплатив проезд своим трудом. У него не было ни денег, ни друзей. Он жил впроголодь; чтобы не умереть с голоду, брался за поденную работу в доках, пил портер с гринвичскими грузчиками и часами бродил по незнакомому городу. Одна из таких прогулок привела его в парк Святого Якова, где он случайно наткнулся на Эдмунда Бурке. Эмин понятия не имел, кто такой Бурке, но на Бурке, как записал в своем дневнике сам Бурке, армянский юноша произвел такое впечатление, что он дал ему полгинеи. Позже историк навестил его со списком необходимых ему книг. В другой раз Эмин встретил земляка-армянина из Алеппо который был конюхом у графа Нортумберлендского (позднее эрцгерцога). Скоро Эмин сидел в гостиной лорда.
— Я вижу, — сказал Нортумберленд Эмину, — что у тебя на уме нечто необычное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
По завершении обеда сестра хозяина внесла пирог и поставила его перед священником. На пироге были разноцветные украшения и одна свеча. Священник зажег ее и поднял тарелку. Затем он начал читать долгое благословение всей жизни умершего доктора. Старики поднялись и взялись за край тарелки, а те, кому было трудно стоять, взялись за руки стоявших, образовав хрупкое старческое сообщество. Я обвел взглядом стол, призрачный круг лиц, бриллиантовые броши и шелковые перчатки и шляпы — и понял: передо мною было нечто почти исчезнувшее из жизни — последние могикане, прошлое румынских армян.
— Знаете ли вы, что определяет характер народа?
Мы сидели вокруг стола в помещении редакции «Арарата» с обычной группой праздных интеллигентов, любителей кофе, математиков и теоретиков. Варужан — скорее Варужан-астроном, чем Варужан — политический деятель — делился с нами своими мыслями о человеческих расах.
— Осадки, — объяснил он. — Осадки, ландшафт и погода. Возьмем англичан, — сказал он, указывая на меня. — В Англии всегда туманно. В Лондоне туман настолько густой, что они называют его «гороховый суп». Туман повсюду. О чем это нам говорит?
— Что англичане туманно мыслят?
— Что англичане любят гороховый суп?
— Что англичане сдержанны и холодны. Они смотрят на вас словно сквозь густой туман — сквозь «гороховый суп».
— А что вы скажете о румынах? — спросил я.
— В Румынии только невысокие холмы — настоящих гор нет. Поэтому румыны любят маленькие вещицы. Аккуратные упаковки. Посмотрите, как охотно они пользуются уменьшительными: вместо кофе они скажут кофеек, пирожное они назовут пирожницей, сигару — сигарочкой и тому подобное.
— А об армянах? Варужан улыбнулся:
— Вы достаточно давно знаете армян — что вы о них думаете?
Я не был уверен, что безоговорочно подписываюсь под его детерминистической теорией.
— Трудно сказать. На тех, с кем мне приходилось встречаться, сильное влияние оказало изгнание — потеря своей земли, а не ее особенности.
— Но как это повлияло на характер? Должны же у вас быть какие-то соображения по этому поводу. Не будьте туманным англичанином.
Я ответил, что, по моему мнению, изгнание и жизнь в изгнании выработали в армянах внутреннюю силу, силу духа, и это качество восхищает меня. Но возможно, это просто попытка сохранить память о своей утраченной земле.
Варужан кивнул.
— Но вы были в Западной Армении — возле Вана и прочих мест, что эта земля говорит вам об армянах?
— Западная Армения — пустынное место. Его посещают тени ушедших армян. Я пока не встречался с армянами, живущими на своей собственной земле. Вот почему я хочу добраться до Армении. Но могу сказать, что Западная Армения — одно из красивейших мест, которые я видел.
Варужан покачал головой и вздохнул. Одна из женщин произнесла:
— Говорят, что Ван — место, где находился рай.
— Да, мне приходилось слышать об этом. Вы считаете, что Адам был армянином?
— Должно быть!
— Поэтому, когда армяне были изгнаны из Анатолии, это было подобно изгнанию из Эдема, из райского сада. Дважды изгнаны: сначала Господом, затем турками. Возможно, именно это делает их вдвойне живучими.
Варужан задумался.
— Я думаю, что эта особая армянская сила духа появилась гораздо раньше 1915 года. Армяне всегда интересовались идеями. Возьмем астрономию…
— Варужан, — съязвила собеседница, — все разговоры сводит к астрономии.
— Астрономия — древнее армянское занятие. Знаете, почему? Потому что в Армении всюду горы, только горы. Поэтому армяне видели только небо и камни — камни, куда ни посмотри, и что они делали поэтому?
— Бросались камнями! — сказал его сосед.
— Они изучали звезды. Они открывали законы математики. Они соединяли законы и камни и строили храмы, великолепные храмы…
В один из дней недели, проведенной в Бухаресте, когда я по-прежнему ждал ответа из Еревана по поводу визы, мне удалось найти книгу, которая ускользала от меня со времени пребывания в Иерусалиме. Там я лишь перелистал ее, но здесь, в Бухаресте, в квартире армянского поэта, я смог уделить ей то внимание, которого она заслуживает. Я посвятил целый день тому, чтобы беспрепятственно бродить по просторам ее страниц.
«Жизнь и приключения Овсепа Эмина: Армянин» впервые была опубликована в восемнадцатом веке в Калькутте. Эмин сам написал ее, и если бы его фантастические истории не были бы подтверждены его современниками, он легко мог быть обвинен в буйном фантазировании. Однако его жизнь остается яркой страницей армянской истории. Никто другой, ни один купец, монах или военный авантюрист, о которых мне приходилось читать или встречаться лично, не воплотил гений армянской нации с такой силой, как Овсеп Эмин. Гений армянской науки выражался разными способами, но у Эмина — своеобразной и неотразимой бравадой. Мир для него не имел границ, и он передвигался в нем, одержимый лишь одной идеей — освобождением собственного народа (я полагаю, именно он был прототипом таинственного армянина в «Лавенгро» Джорджа Ворроу).
Повествование начинается более чем за столетие до рождения Эмина, с Теодора, его прапрадеда. На календаре — 1604 год, и шах Аббас только что одержал победу над турками. Возвращаясь в Персию через Армению, шах-победитель брал с собой каждого встречного армянина. Тысячи утонули при переходе через реку Аракс, еще сорок тысяч погибли от малярии в Мазандеране. Колонна, которая тянулась через северные пустыни Персии, была настолько длинна, что, как утверждают, требовалось три дня, чтобы пройти ее от головы до хвоста. Однако в течение жизни одного поколения армяне стали неотделимой частью Сефевидской империи. Они получили от шаха монополию на торговлю шелком. Они помогли построить некоторые из прекраснейших зданий Исфагана и беззаветно воевали с турками.
Сам Теодор поселился в Хамадане. Его сын вступил в персидскую армию и, оказавшись первым среди взявших штурмом крепостные стены Багдада, получил чин полковника. В возрасте ста десяти лет он погиб, защищая свою семью от пяти янычар; прежде чем пасть, он успел обезвредить двоих ударами дубины. Несколькими годами позже, в 1722 году, в Хамадане в эпоху непрерывных войн родился Овсеп Эмин. Мать увезла его в Калькутту.
Уже в ранние годы Овсеп Эмин посвятил себя идее освобождения Армении. В возрасте семнадцати лет, надеясь изучить европейское военное искусство, он отправился в Лондон на корабле Ист-Индской компании, оплатив проезд своим трудом. У него не было ни денег, ни друзей. Он жил впроголодь; чтобы не умереть с голоду, брался за поденную работу в доках, пил портер с гринвичскими грузчиками и часами бродил по незнакомому городу. Одна из таких прогулок привела его в парк Святого Якова, где он случайно наткнулся на Эдмунда Бурке. Эмин понятия не имел, кто такой Бурке, но на Бурке, как записал в своем дневнике сам Бурке, армянский юноша произвел такое впечатление, что он дал ему полгинеи. Позже историк навестил его со списком необходимых ему книг. В другой раз Эмин встретил земляка-армянина из Алеппо который был конюхом у графа Нортумберлендского (позднее эрцгерцога). Скоро Эмин сидел в гостиной лорда.
— Я вижу, — сказал Нортумберленд Эмину, — что у тебя на уме нечто необычное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75