Да и поведение автора «информации» — известного ученого Н.Н.Воронцова, хотя он и заявил: «Я не считаю себя героем, но предпринятое мною требовало гражданской позиции», явно нетривиально. Во-первых, он не выступил в парламенте от своего имени, а предоставил свой доклад анонимно. Во-вторых, он приписал криминальные высказывания одному министру, которого в тот день вообще не было в Москве, и в парламенте возник скандал. Наконец, стенограмму вел не он один, и оказалось, что его собственные выступления на том заседании отнюдь не были, мягко говоря, смелым обличением путчистов.
Немаловажную роль сыграло ритуальное обрамление драматической кончины маршала Ахромеева: в парламенте, где ему симпатизировали как минимум 60 процентов депутатов, никто не встал почтить память Ахромеева как депутата — все побоялись встать. Горбачев, чьим советником был Ахромеев, ни словом не выразил соболезнования семье, в ведущих западных, но не советских, газетах были опубликованы некрологи. Наконец, на волне антимилитаризма какие-то энтузиасты после похорон вскрыли могилу Ахромеева и сорвали с тела маршальскую форму.
§ 8. Фактор страха в политике после августа
После августа в рядах демократов возник патологический страх перед «социальным взрывом». Введя «на время» почти неограниченную власть Б.Н.Ельцина или отвлекая людей запретом компартии демократы лишились важного козыря в глазах населения — именно надежды на демократический политический порядок. От того единственного, что перестройка на какой-то момент почти дала людям. В сентябре 1991 г. тогдашний шеф КГБ России В.Иваненко изложил по телевидению программу «демократического КГБ». На вопрос, откуда теперь исходит опасность для государства, он ответил, что теперь КГБ не будет заниматься диссидентами, главная опасность — социальный взрыв. Он развил свою идею в интервью «Аргументам и фактам»: «Сегодня главная опасность — в серии направленных социальных взрывов. Народ раздражен, возбужден слухами о скорой либерализации цен… Поступают оперативные данные, что на крупных предприятиях стихийно возникают стачкомы и рабочкомы. Думаю, что зимой они могут сорганизоваться… Скорее всего в декабре возможен бунт». Такова логика перестройки: врагами «антинародного режима партократов» были две-три сотни диссидентов, врагами демократической власти оказались народные массы — именно они были объявлены объектом внимания КГБ. Это и есть шизофренизация сознания.
Наиболее последовательную позицию в этом вопросе занял мэр Москвы Г.Х.Попов. После учредительного съезда Движения демократических реформ в своей пресс-конференции он рассуждал о том, как, по его мнению, надо будет поступать в случае массового недовольства радикальной экономической реформой (если, не дай Бог, кого-то «поднимут на вилы»). Страх перед голодной толпой стал навязчивой идеей новых отцов русской демократии.
Вот как выразил Г.Х.Попов их установки: «Я считаю возможным и необходимым применить в этом случае силу и применить ее как можно скорее. Лучше применить безоружных милиционеров, чем вооруженных. Лучше применить вооруженную милицию, чем выпускать войска. Лучше применить войска, чем выпускать артиллерию, авиацию… Так что с этой точки зрения — вопрос простой».
Полезно разобраться в этом простом для демократа Попова вопросе, ибо выпускать войска или авиацию будет не какой-то большевистский тиран, а демократия. Вот что обнаруживается уже при первом рассмотрении. Общеизвестно, что в мире трудно найти столь терпеливый и непритязательный народа, как русский — на Западе это и называется «загадочная русская душа». Так что Попов прекрасно знает, что возмущенные люди выйдут на улицу лишь когда дело дойдет до крайности. Не потому, что с жиру бесятся или требуют каких-то гражданских прав, а потому, что дети начали болеть и умирать с голоду (старики, умирают тихо, и никакого социального протеста их смерть не вызывает).
Именно против этих людей Попов «считает возможным и необходимым применить силу». Да еще как можно скорее. К чему же такая спешка? Этому можно дать одно объяснение: чтобы путем устрашения парализовать всякие попытки сопротивления. Так грабитель наносит жертве быстрый и сравнительно безвредный удар («лучше милицию, чем войска»), чтобы парализовать волю — а вовсе не потому, что ему нравится бить людей. Таким образом, концепция лидера демократов заключалась именно в манипуляции сознанием посредством внушения страха.
Чего добивался мэр с помощью угрозы применения силы (на языке дипломатов эта угроза — уже действие войны, а не мира)? По сути, добивался ликвидации уже последнего оставшегося у населения средства волеизъявления. В течение шести лет перестройки сокращались возможности населения выразить свои интересы. Устранены все старые, «нецивилизованные», хоть и со скрипом, но действовавшие системы: партийные организации, профсоюзы, трудовой коллектив, народный контроль, общественное мнение, пресса, которая была вынуждена следовать официальной идеологии и защищать трудящихся.
Одновременно парализованы все обещанные демократические механизмы: разогнаны советы, бутафорией стали парламентские шоу и референдумы, резко антирабочие позиции заняла пресса. И, как логичное завершение — угроза применить артиллерию и авиацию против городов, где будут иметь место антиправительственные демонстрации. Ведь не думал же Попов, что самолеты и гаубицы будут гоняться за отдельными профсоюзными активистами или даже партийными ячейками. Для этих родов войск объектом является целый населенный пункт.
До сих пор в истории человечества кровавые режимы втягивались в войну на уничтожение против населения вопреки своей воле. Этому всегда предшествовал длительный период репрессий против конкретных лиц из числа оппозиции. Если и бывали бомбардировки населенных пунктов (как, например, в Сальвадоре или Гватемале), то, во-первых, уже на этапе открытой гражданской войны с вооруженной оппозицией. А во-вторых, против населения, очень отличного от элиты в этническом и культурном отношении (против курдов в Иране и Ираке или крестьян-индейцев, которые до сих пор являются «чужим» народом для креолов Сальвадора). Попов же допускал возможность авиационных бомбардировок населенных пунктов России в тот момент, когда и речи не было о гражданской войне, а были возможны лишь стихийные вспышки отчаяния.
Но угрозы и идея парализующего «безвредного» удара — мелочь. Важнее вся цепочка допустимых, с точки зрения новой власти, действий. Их диапазон и очертил Г.Х.Попов: от невооруженных милиционеров — до артиллерии и авиации. Это значит, что установившийся после августа режим в арсенал своих политических средств включает уничтожение больших масс безоружного населения с помощью современной военной техники. Это колоссальный шаг вперед по сравнению со всеми известными диктаторскими режимами.
О чем говорит откровенное высказывание Попова? О том, что в мышлении демократов его толка отсутствуют инстинктивные, подсознательные запреты на определенные действия власти. Отсутствуют те табу, которые без всякого усилия ума, а просто сердцем заставляют властителя держаться в рамках некоторых пределов. Любой политик, который такие пределы имеет, на заданный Попову вопрос ответил бы совершенно по-иному.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297
Немаловажную роль сыграло ритуальное обрамление драматической кончины маршала Ахромеева: в парламенте, где ему симпатизировали как минимум 60 процентов депутатов, никто не встал почтить память Ахромеева как депутата — все побоялись встать. Горбачев, чьим советником был Ахромеев, ни словом не выразил соболезнования семье, в ведущих западных, но не советских, газетах были опубликованы некрологи. Наконец, на волне антимилитаризма какие-то энтузиасты после похорон вскрыли могилу Ахромеева и сорвали с тела маршальскую форму.
§ 8. Фактор страха в политике после августа
После августа в рядах демократов возник патологический страх перед «социальным взрывом». Введя «на время» почти неограниченную власть Б.Н.Ельцина или отвлекая людей запретом компартии демократы лишились важного козыря в глазах населения — именно надежды на демократический политический порядок. От того единственного, что перестройка на какой-то момент почти дала людям. В сентябре 1991 г. тогдашний шеф КГБ России В.Иваненко изложил по телевидению программу «демократического КГБ». На вопрос, откуда теперь исходит опасность для государства, он ответил, что теперь КГБ не будет заниматься диссидентами, главная опасность — социальный взрыв. Он развил свою идею в интервью «Аргументам и фактам»: «Сегодня главная опасность — в серии направленных социальных взрывов. Народ раздражен, возбужден слухами о скорой либерализации цен… Поступают оперативные данные, что на крупных предприятиях стихийно возникают стачкомы и рабочкомы. Думаю, что зимой они могут сорганизоваться… Скорее всего в декабре возможен бунт». Такова логика перестройки: врагами «антинародного режима партократов» были две-три сотни диссидентов, врагами демократической власти оказались народные массы — именно они были объявлены объектом внимания КГБ. Это и есть шизофренизация сознания.
Наиболее последовательную позицию в этом вопросе занял мэр Москвы Г.Х.Попов. После учредительного съезда Движения демократических реформ в своей пресс-конференции он рассуждал о том, как, по его мнению, надо будет поступать в случае массового недовольства радикальной экономической реформой (если, не дай Бог, кого-то «поднимут на вилы»). Страх перед голодной толпой стал навязчивой идеей новых отцов русской демократии.
Вот как выразил Г.Х.Попов их установки: «Я считаю возможным и необходимым применить в этом случае силу и применить ее как можно скорее. Лучше применить безоружных милиционеров, чем вооруженных. Лучше применить вооруженную милицию, чем выпускать войска. Лучше применить войска, чем выпускать артиллерию, авиацию… Так что с этой точки зрения — вопрос простой».
Полезно разобраться в этом простом для демократа Попова вопросе, ибо выпускать войска или авиацию будет не какой-то большевистский тиран, а демократия. Вот что обнаруживается уже при первом рассмотрении. Общеизвестно, что в мире трудно найти столь терпеливый и непритязательный народа, как русский — на Западе это и называется «загадочная русская душа». Так что Попов прекрасно знает, что возмущенные люди выйдут на улицу лишь когда дело дойдет до крайности. Не потому, что с жиру бесятся или требуют каких-то гражданских прав, а потому, что дети начали болеть и умирать с голоду (старики, умирают тихо, и никакого социального протеста их смерть не вызывает).
Именно против этих людей Попов «считает возможным и необходимым применить силу». Да еще как можно скорее. К чему же такая спешка? Этому можно дать одно объяснение: чтобы путем устрашения парализовать всякие попытки сопротивления. Так грабитель наносит жертве быстрый и сравнительно безвредный удар («лучше милицию, чем войска»), чтобы парализовать волю — а вовсе не потому, что ему нравится бить людей. Таким образом, концепция лидера демократов заключалась именно в манипуляции сознанием посредством внушения страха.
Чего добивался мэр с помощью угрозы применения силы (на языке дипломатов эта угроза — уже действие войны, а не мира)? По сути, добивался ликвидации уже последнего оставшегося у населения средства волеизъявления. В течение шести лет перестройки сокращались возможности населения выразить свои интересы. Устранены все старые, «нецивилизованные», хоть и со скрипом, но действовавшие системы: партийные организации, профсоюзы, трудовой коллектив, народный контроль, общественное мнение, пресса, которая была вынуждена следовать официальной идеологии и защищать трудящихся.
Одновременно парализованы все обещанные демократические механизмы: разогнаны советы, бутафорией стали парламентские шоу и референдумы, резко антирабочие позиции заняла пресса. И, как логичное завершение — угроза применить артиллерию и авиацию против городов, где будут иметь место антиправительственные демонстрации. Ведь не думал же Попов, что самолеты и гаубицы будут гоняться за отдельными профсоюзными активистами или даже партийными ячейками. Для этих родов войск объектом является целый населенный пункт.
До сих пор в истории человечества кровавые режимы втягивались в войну на уничтожение против населения вопреки своей воле. Этому всегда предшествовал длительный период репрессий против конкретных лиц из числа оппозиции. Если и бывали бомбардировки населенных пунктов (как, например, в Сальвадоре или Гватемале), то, во-первых, уже на этапе открытой гражданской войны с вооруженной оппозицией. А во-вторых, против населения, очень отличного от элиты в этническом и культурном отношении (против курдов в Иране и Ираке или крестьян-индейцев, которые до сих пор являются «чужим» народом для креолов Сальвадора). Попов же допускал возможность авиационных бомбардировок населенных пунктов России в тот момент, когда и речи не было о гражданской войне, а были возможны лишь стихийные вспышки отчаяния.
Но угрозы и идея парализующего «безвредного» удара — мелочь. Важнее вся цепочка допустимых, с точки зрения новой власти, действий. Их диапазон и очертил Г.Х.Попов: от невооруженных милиционеров — до артиллерии и авиации. Это значит, что установившийся после августа режим в арсенал своих политических средств включает уничтожение больших масс безоружного населения с помощью современной военной техники. Это колоссальный шаг вперед по сравнению со всеми известными диктаторскими режимами.
О чем говорит откровенное высказывание Попова? О том, что в мышлении демократов его толка отсутствуют инстинктивные, подсознательные запреты на определенные действия власти. Отсутствуют те табу, которые без всякого усилия ума, а просто сердцем заставляют властителя держаться в рамках некоторых пределов. Любой политик, который такие пределы имеет, на заданный Попову вопрос ответил бы совершенно по-иному.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297