— Чего ты ищешь? — спросил Рыболов.
— Только что [Вы], Преждерожденный, не договорили и ушли, — сказал Конфуций. — [Я], Цю, [человек] негодный, еще не узнал, что [Вы] хотели сказать. [Я], ничтожный, ожидал [возможности Вам] покориться. К счастью, услышал, как [Вы] кашляли. Помогите [мне], Цю, поскорее!
— Ах! — воскликнул Рыболов. — Как сильна у тебя любовь к учению!
Конфуций двукратно поклонился и, поднимаясь, сказал:
— [Я], Цю, учусь с детства и поныне, до шестидесяти девяти лет. Но слышать об истинном учении [мне] не доводилось. Разве осмелюсь не очистить [для этого] сердца?
— Подобные по роду следуют друг за другом, подобные по голосу откликаются друг другу, — сказал Рыболов. — Таков естественный закон. Разреши мне объяснить, чем обладаю я, и чем занимаешься ты. То, чем ты занимаешься, дела людские: Сына Неба, царей, великих мужей, простолюдинов. Если каждый, [принадлежащий к] этим четырем [званиям], на своем месте, то правление прекрасное; но нет смуты больше той, [когда] они не отвечают [своим] постам. [Если] должностные лица исполняют свои обязанности, а люди заботятся о своих делах, то нет никаких беспорядков. Поэтому заросшие травой поля, дом без кровли, недостаток пищи и одежды, не внесенные в срок налоги, раздоры между женой и наложницей, несогласие между старыми и малыми, — таковы заботы простолюдина; небрежность и лень народа и подчиненных, опасение не справиться с обязанностями, не выполнить порученных дел, оказаться небезупречным в поступках, утратить заслуги и доброе имя, потерять ранг и жалованье, — таковы заботы великого мужа; мятежи влиятельных родов, отсутствие при дворе верных слуг, искусных ремесленников, недостаток красоты в дарах [Сыну Неба, боязнь оказаться] ниже других весной и осенью, непокорным Сыну Неба, — таковы заботы царя; отсутствие гармонии между [силами] жара и холода, несвоевременное [наступление] тепла и мороза, вред, причиняемый ими всем вещам; смуты царей, споры из-за заслуг в походах, самоуправные захваты друг у друга, [когда] калечат людей, истощение богатств, непорядок в обрядах и музыке, ухудшение отношений между людьми, распутство и беспорядки в народе, — таковы заботы Сына Неба и [его] советников. Ныне же ты, не облеченный властью ни царя, ни сановника, не обладающий рангом великого слуги или его должностного лица, по собственному произволу украшаешь обряды и музыку, отбираешь правила отношений между людьми, чтобы улучшить [отношения] во всем народе. Не слишком ли много на себя берешь? Да притом людям присущи восемь пороков, а [тем, кто] служит, — четыре зла, которые нельзя не изучить. Делать то, что не поручено, называется превышением власти; выдвигать то, что не удостаивают вниманием — болтливостью; говорить, [лишь] с оглядкой на [чужое] мнение — угодливостью; хвалить, не разбирая где правда, где ложь — лестью; со страстью судить о чужих недостатках — поношением; отделиться от родных, отколоться от друзей — бунтом, восхвалять лживого, чтобы нанести удар по ненавистному, — злонамеренностью; хладнокровно допускать и доброе и злое без разбора, чтобы воровски овладеть желаемым, — коварством. Из-за этих восьми пороков поднимают смуту вовне, среди других, губят самого себя внутри, благородные мужи лишаются друзей, мудрые цари — слуг. Четыре зла [следующие]: питать пристрастие к важным делам, к переменам и изменениям обычного, долговременного, чтобы присвоить себе заслуги и славу, называется злоупотреблением; вершить дела лишь по собственному произволу, захватывать людей для собственных нужд — алчностью; не исправлять замеченных ошибок, усугублять их вопреки советам — высокомерием; не разбирая кто хорош, а кто плох, одобрять с тобой согласных, [не одобрять] с тобой несогласных, — самодурством. Таковы четыре зла. Сумел бы [ты] уничтожить эти восемь пороков, искоренить эти четыре зла, тогда и мог бы начать [свое] воспитание.
Конфуций опечалился, вздохнул, двукратно поклонился и, поднимаясь, сказал:
— [Меня], Цю, дважды изгоняли из Лу, [на меня] свалили дерево в Сун, [я] заметал следы [при бегстве] из Вэй, был осажден [между] Чэнь и Цай. Как же мог [я], Цю, четыре раза избежать позора, [если] не понимал, в чем [мои] ошибки?
Рыболов, огорченный, изменился в лице и сказал:
— Трудно, очень трудно тебя вразумить! [Вот] Боявшийся [своей] тени, [своих] следов от них уходил. Но как бы [он] ни спешил, тень от него не отставала, чем быстрее передвигал ноги, тем больше оставалось следов. Думая, что медлит, бежал без передышки [пока не] лишился сил и [не] умер. [Он] был также очень глуп: не ведал, что, останься [он] в темноте, и тень исчезнет, стой [он] на месте — и следов не будет. Ты почти не избежал того же во время своих размышлений о милосердии и справедливости, тождестве и различии, наблюдений за изменениями в движении и покое, за правилами вручения и получения, за упорядочением любви и ненависти, гармонией радости и гнева. [Начни] внимательно совершенствовать самого себя, тщательно хранить в себе истинное, возвращать другим все вещи, и не станет [у тебя] никаких тягот. Ныне же [ты] не достиг совершенства сам, а ищешь его у других. Разве это также не внешнее?
Опечаленный Конфуций спросил:
— Разрешите задать вопрос: что [Вы] называете истинным?
— Истинное — высшая искренность, высшее чистосердечие. Без искренности, без чистосердечия нельзя взволновать других. Поэтому плач по принуждению не вызывает печали даже в скорби; гнев по принуждению не внушает страха даже перед великим; любовь по принуждению{3} не выражает согласия даже в улыбке. При истинной скорби не голосят, а печалятся; при истинном гневе не кричат, а внушают страх; при истинной любви и без улыбок царит согласие. При истинном внутри волнение проявляется и во внешнем — вот чем ценно истинное. Применяя истинное в отношениях между людьми, служении родным, становятся почтительными детьми и милостивыми родителями; в служении государю становятся преданными и прямыми; когда пьют вино, становятся радостными и веселыми; на похоронах — скорбными и печальными. Главное в преданности и прямоте — подвиг, главное на пиру — веселье, главное на похоронах — печаль, главное в служении родителям — своевременность. В красоте подвигов нет единообразия, в служении родителям нужна своевременность, а в чем — неважно. Вино пьют в радости, не выбирая чарок. В похоронах участвуют со скорбью, не распрашивая об обряде. Обряды созданы обычаями века, истинное же воспринято от природы, естественное нельзя изменить. Вначале мудрые уподоблялись природе, ценили истинное, не связывали себя обычаями. Глупые же, напротив, не способны уподобиться природе. [Они] печалились о людях, не умели ценить истинное, в [своих] хлопотах дошли до пошлости, поэтому-то [о них] и не стоит [говорить]. Как жаль, что ты давно уже погрузился в человеческое лицемерие и слишком поздно услышал о великом учении!
Конфуций снова дважды поклонился и, вставая, сказал:
— Ныне [я], Цю, удостоился встречи — счастья, подобного Небу! Не устыдитесь ли [Вы], Преждерожденный, [если] приближусь к Вам в одежде слуги, чтобы [Вы] лично обучали меня? Осмелюсь ли спросить, где [Ваше] жилище? Разрешите поскорее воспользоваться [Вашими] наставлениями и поскорее воспринять великое учение?
— Можно идти вместе с тем, с кем достигнешь тончайшей [сущности] пути, но нельзя идти вместе с тем, кому этот путь неведом, — ответил Рыболов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64