- Спокойно, - сказал Шехтель. - Вон, гляди, аборигены.
Группа из десятка существ направлялась к берегу. Аборигены были что надо: под четыре метра ростом, ног у них, по-моему, было три, если, конечно, третья нога не была на самом деле чем-то совсем иным, а голова покоилась на широких плечах подобно мячу на плоской тарелке. Рук я не разглядел - возможно, аборигены прятали руки за спиной. А возможно, вообще обходились без рук вопреки указаниям господина Энгельса.
- И это разумные существа, верящие в единого Бога? - с отвращением спросил писатель-романист Эльягу Моцкин.
- Именно так, - подтвердил Шехтель. - Если приборы не врут, здесь есть множество племен, верящих в такое количество разных богов, что перечисление заняло бы слишком много времени. А эти вот решили, что Бог един, и потому их изгнали.
- Бедняги, - прокомментировал Моцкин. - У них еще нет своего Моше, а уже начался галут.
- Поговорим, - спросил Шехтель, - или отправимся дальше? Миров много, а времени в обрез.
- Запиши в память, и отправимся, - сказал я.
Валун, на котором я стоял, покрылся желтыми пятнами, и я испугался, что меня опять ударит током.
Следующий мир оказался более приятным на вид. Стратификатор перенес нас на лесную поляну, покрытую высокой травой. Стометровые деревья возносили к фиолетовому небу свои мощные кроны. Солнце здесь было золотистым и крошечным - почти звезда. Деревья были коричневыми, кроны серыми, трава - как и положено, зеленой. Я собрался было сорвать травинку, чтобы рассмотреть ее поближе, но во-время отдернул руку, потому что Рон Шехтель сказал:
- То, что мы принимаем за деревья - это аборигены, еще не принявшие единого Бога. А то, что нам кажется травой - это те разумные, кто поверил, что Бог един. Им-то и должен вскоре явиться Создатель и передать заповеди.
- С ума сойти! - воскликнул Эльягу Моцкин, который как раз собирался улечься на траве и принять солнечную ванну. - Но это же растения! У них же нет ног! Я уж не говорю о голове и мозгах!
- Вместо ног у них корни, - сказал Шехтель. - А мозг распределен равномерно по всему телу. Поэтому, кстати, местные аборигены очень живучи.
Мне казалось, что трава росла густым ковром, я не мог бы сделать ни шагу, не примяв или не раздавив какой-нибудь стебель. Становиться убийцей у меня не было желания, и я застыл подобно памятнику.
- Продолжим обзор, - поспешно сказал писатель-романист Моцкин, которому тоже было явно не по себе.
- Как угодно, - согласился Рон Шехтель.
Третий по счету мир был пустым и голым как лысина. До самого горизонта тянулась ровная поверхность, гладкая и блестящая, будто покрытая лаком и протертая тряпочкой. Я не могу назвать цвета, поскольку он все время менялся, перетекая волнами. В желтом небе низко над горизонтом висело тусклое красное солнце, больше похожее на раскаленную сковородку, чем на животворящее светило.
- Ты не ошибся? - спросил Эльягу Моцкин. - Здесь нет никакой жизни.
- При чем здесь я? - обиделся Шехтель. - Приборы выбрали этот мир. Значит...
Он не договорил, потому что на гладкой поверхности вдруг начал вздуваться пузырь, превратившийся в полушарие ярко-синего цвета. На полушарии возникли два пятна, подобные двум черным глазам, а между глаз появился рот, который сказал:
- Ухха... цмар какой...
После этой глубокомысленной фразы голове ничего не оставалось, кроме как скрыться под землю. Что она и сделала.
- Интересно, - сказал писатель Моцкин, пребывая в состоянии глубокой задумчивости, - слово "какой" случайно напоминает по звучанию ивритское или...
- Именно "или", - сказал Шехтель. - Приборы показывают, что аборигены живут здесь под поверхностью планеты. Нам туда не попасть.
- А тот, кто вылез, - спросил я, - он в кого верит - в единого Бога или в коллектив?
- В единого, - ответил Шехтель. - Цмар, он же сказал, разве не понятно?
- Конечно, - поспешил согласиться я, чтобы не прослыть тупицей.
- Поехали дальше, - сказал господин Моцкин. Он боялся, что следующий абориген вынырнет из-под земли прямо перед его носом.
- Хватит на первый раз, - предложил Шехтель. - Нужно проанализировать полученные данные.
- Неужели все эти жуткие твари - евреи? - воскликнул Моше Рувинский, посмотрев запись нашего путешествия.
Комментарии специалистов - Бельского и Фраймана - были сугубо техническими, и понять их сумел лишь испытатель Рон Шехтель.
- Нет, - сказал я. - Они еще не евреи, как не были еще евреями сыны Израиля, которых вывел из египетского плена Моше.
А доктор-теоретик Фрайман добавил внушительно:
- Прошу не забывать, что во всех рассмотренных случаях мы имеем дело с ситуацией выбора. У каждого из этих племен свой Синай, своя пустыня и свой фараон, не верящий в единого Бога. Если Бог есть, то именно сейчас он должен явиться и дать избранным им народам заповеди. Не знаю - шестьсот ли тринадцать, а может, тысячу двести или сто тридцать три, все зависит от местных условий.
- Я вот чего не понимаю, - сказал писатель-романист Эльягу Моцкин. Наша Тора содержит, как утверждают, в зашифрованном виде все сведения о прошлом и будущем евреев и других народов Земли. А та книга, которую тамошние аборигены назовут все-таки не Торой...
- Она тоже будет единственной и неповторимой, - подтвердило юное дарование Бельский. - Творец, сами понимаете, один, а миров он во вселенной создал бесчисленное множество, и в каждом мире избрал он себе в качестве лакмусовой бумажки один народ, так должен же он позаботиться о том, чтобы даровать своему народу - каждому! - по Книге.
- Все равно! - не унимался Моцкин. - У нас, евреев, с Творцом свой договор - брит-мила. А у этих... э-э... растений...
- Да найдут они что себе обрезать, - раздраженно прервал писателя директор Рувинский. - Не это главное. Ты что, не понимаешь, в какую историю мы вляпались?
Писатель Эльягу Моцкин посмотрел на меня, а я посмотрел на Рона Шехтеля. Испытатель сидел, подперев голову рукой и вообще ни на кого не смотрел - он спал.
- А куда мы могли вляпаться? - неуверенно спросил я, перебирая в памяти все, что случилось.
- В каждом из трех миров, - сухо сказал доктор Игаль Фрайман, - вы позволили себя обнаружить. Вас видели. Более того, в одном из миров с вами даже разговаривали. Следовательно, возникли причинно-следственные связи, которых не было в этих мирах до вашего там появления.
- Все претензии к господину Шехтелю, - заявил Эльягу Моцкин. Естественное занятие для писателя: сначала подстрекать, а потом снимать с себя ответственность.
- Ну и что? - продолжал допытываться я. Естественное занятие для историка: искать истину там, где ее нет и в помине.
- Видишь ли, Песах, - вступило в разговор юное дарование по имени Шай Бельский, - если бы вы просто посмотрели со стороны и тихо удалились в другую альтернативу, мир продолжал бы развиваться по своим законам, которые вы смогли бы наблюдать. А теперь... Они увидели вас, и за кого они могли вас принять?
- Во всяком случае, не за Бога, - сказал я, - поскольку нас было трое, а Бог, по мнению этих существ, один.
- Наши праотцы, - мрачно сказал доктор Фрайман, - тоже знали, что Бог - один, но если бы Авраам увидел перед собой трех существ с крылышками...
- Ах, это... - протянул я. Да, панели световых батарей, действительно, если поднапрячь воображение, можно было принять за крылья. - Авраам принял бы нас за ангелов. Ты хочешь сказать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9