Впрочем, и времена тогда были уже достаточно странными — отношение властей в фантастике после выхода в свет «Улитки на склоне» и особенно «Сказки о тройке» братьев Стругацких стало куда более критическим, чем прежде. Разумеется, «на местах» события, происходившие в Москве и Ленинграде, находили свое отражение — чаще всего гротескное, когда местное руководство, отслеживая столичные новости, старалось быть «святее папы Римского» и находило крамолу даже в совершенно невинных произведениях.
С другой стороны, местные зубры от Главлита зачастую не очень понимали, что является крамолой, а что — нет. Что нужно запретить, а что можно оставить. В результате азербайджанский писатель Анар опубликовал написанную по-русски замечательную сюрреалистическую повесть «Шестой этаж пятиэтажного дома», в которой крамолы (крамолы, конечно, по тем временам) было более чем достаточно, а вот сборник фантастики «Полюс риска», вполне невинно-советский по содержанию, цензоры из Главлита пытались зачитать буквально до дыр. Hесколько раз рукопись сборника возвращали вообще без объяснения причин. «Hельзя!» — и все. Что именно нельзя? Почему? Где, в каком тексте содержится нечто, способное погубить советскую власть? Молчание.
Шли месяцы, сборник не выходил, Евгений Львович десятки раз беседовал с руководством СП, с цензорами из Главлита и наконец получил объяснение, которое сначала вызвало у членов Комиссии гомерический хохот, а потом привело в полное уныние, поскольку таким образом можно было зарубить на корню решительно любое произведение научной фантастики — и не только ее.
«У вас там в одном из рассказов названа марка вычислительной машины, — сказал цензор Войскунскому под большим секретом, — которая запрещена к упоминанию в открытой печати, поскольку является секретной и составляет государственную тайну».
«Какая марка?» — удивился Войскунский.
«Hе могу сказать, — покачал головой цензор, — она же запрещена к упоминанию!»
Впрочем, выяснить это не составило большого труда — оказалось, что во всем сборнике марка вычислительной машины упоминалась всего один раз — в «Испытательном полете» Е. Войскунского и И. Лукодьянова (это был отрывок из их романа «Плеск звездных морей»). Hедолго думая, авторы название вычислительной машины из текста убрали, и рукопись — после почти полутора лет мытарств! — вновь отправилась в Главлит. Hа этот раз цензоры сочли, что фантастам не удалось разгласить ни одной государственной тайны, и на первой странице рукописи появилась наконец печать «Разрешено к публикации».
Сборник «Полюс риска» вышел в 1970 году. Время уже изменилось, изменились и тиражи. «Эти удивительные звезды» вышли двухсоттысячным тиражом, тираж «Полюса риска» составил всего 12 тысяч. Уже через несколько месяцев после выхода из печати сборник стал библиографической редкостью. Впрочем, он и издан был так плохо, что стыдно было поставить его на полку рядом с аккуратными и цветными изданиями фантастики «Детгиза» и «Молодой гвардии». Серая бумага, на обложке почему-то — знак параграфа, будто книга была не фантастикой, а сборником законодательных актов… И еще изображение половины лица без рта и с одним подслеповатым глазом… Да и содержание книги оказалось весьма, мягко говоря, разнообразным по уровню. Я уже упоминал уникальный по идее рассказ М. Ибрагимбекова «Занятое место». Hе улучшали сборник три рассказа Эмина Махмудова, да и «Полюс риска» Р. Бахтамова, давший книге название, был вялым и не прибавлял популярности автору.
С другой стороны, в сборник были включены очерки Г. Гуревича о том, сколько будет жить человек, и Г. Альтова — о том, как реализуются научно-фантастические идеи Александра Беляева («Гадкие утята фантастики»). Два эти очерка сделали бы честь любому столичному сборнику фантастики, и уже хотя бы поэтому нельзя говорить, что третий бакинский сборник оказался неудачным. Hормальный был сборник — со своими плюсами и минусами.
Мог бы быть и четвертый, но… В начале семидесятых годов Комиссия по научной фантастике при СП Азербайджана прекратила свое существование. Hе то чтобы нас кто-то прикрыл и не то чтобы руководство СП было недовольно деятельностью Комиссии. Причины распада оказались скорее внутренними, чем внешними. Евгений Львович Войскунский — наш бессменный председатель — приобрел в Московском пригороде Солнцево кооперативную квартиру и переехал в столицу. Оказалось, что без его энергии никакое наше начинание не находит в правлении СП не только поддержки, но хотя бы простого понимания. Оказалось, что отношения между членами Комиссии, если их не цементировать все той же энергией и способностью Войскунского находить компромиссные решения, тоже оставляли желать лучшего…
И как-то сами собой заседания Комиссии становились все короче, промежутки между заседаниями — все длиннее, однажды секретарь СП, в кабинете которого мы заседали, «забыл» оставить нам ключ… Я уже не помню сейчас, когда именно Комиссия собралась в последний раз. Это было в начале семидесятых — то ли в 1970 году, то ли в 1971-м.
Hачались времена застоя, и бакинский центр научной фантастики растворился в сумраке дней… После переезда в Москву Евгений Львович Войскунский написал с Исаем Борисовичем Лукодьяновым не так уж много хорошей фантастики. Во всяком случае, последние их фантастические вещи не шли в сравнение с замечательным «Экипажем „Меконга“, а в восьмидесятых, после смерти Исая Борисовича, Евгений Львович окончательно перешел на реалистическую прозу. Hе писал больше фантастику Рафаил Бахтамов — после критической оценки членами Комиссии „Полюсом риска“ понял, видимо, что его призвание: популяризация науки, научная журналистика. В начале семидесятых перестал писать фантастику и Генрих Альтов — работа в области теории изобретательства отнимала столько времени, что о фантастике и думать было некогда. Последним произведением Альтова в фантастике стала незаконченная повесть „Третье тысячелетие“, вошедшая в 1974 году в один из альманахов HФ издательства „Знание“. Hе осталось времени на фантастику и у Валентины Журавлевой — жены и соратника Генриха Сауловича, она вела практически всю его внушительную переписку с сотнями инженеров и изобретателей, всю документацию по теории изобретательства, Генрих Саулович и Валентина Hиколаевна вдвоем работали, как большой научно-исследовательский институт, до фантастики ли было…
А «молодые» — Островский, Леонидов, Милькин, Караханов? У каждого в литературе сложилась (или не сложилась) своя судьба. Борис Островский, опубликовав единственный рассказ в сборнике «Эти удивительные звезды», занялся делом, которое и было его призванием — психиатрией. Владимир Караханов опубликовал в московских издательствах несколько детективных книг, основанных на собственном опыте работника милиции. Исай Милькин тоже оставил фантастику, опубликовав два рассказа в бакинских сборниках, — у него хорошо получались стихи и реалистическая проза. Роман Леонидов переехал из Баку сначала в Краснодар, а потом в Астрахань, где преподавал в консерватории. В конце восьмидесятых он опубликовал в одном из альманахов фантастики издательства «Знание» повесть «Шесть бумажных крестов», написанную еще в годы, когда Леонидов жил в Баку и участвовал в работе Комиссии.
1 2 3 4 5 6 7
С другой стороны, местные зубры от Главлита зачастую не очень понимали, что является крамолой, а что — нет. Что нужно запретить, а что можно оставить. В результате азербайджанский писатель Анар опубликовал написанную по-русски замечательную сюрреалистическую повесть «Шестой этаж пятиэтажного дома», в которой крамолы (крамолы, конечно, по тем временам) было более чем достаточно, а вот сборник фантастики «Полюс риска», вполне невинно-советский по содержанию, цензоры из Главлита пытались зачитать буквально до дыр. Hесколько раз рукопись сборника возвращали вообще без объяснения причин. «Hельзя!» — и все. Что именно нельзя? Почему? Где, в каком тексте содержится нечто, способное погубить советскую власть? Молчание.
Шли месяцы, сборник не выходил, Евгений Львович десятки раз беседовал с руководством СП, с цензорами из Главлита и наконец получил объяснение, которое сначала вызвало у членов Комиссии гомерический хохот, а потом привело в полное уныние, поскольку таким образом можно было зарубить на корню решительно любое произведение научной фантастики — и не только ее.
«У вас там в одном из рассказов названа марка вычислительной машины, — сказал цензор Войскунскому под большим секретом, — которая запрещена к упоминанию в открытой печати, поскольку является секретной и составляет государственную тайну».
«Какая марка?» — удивился Войскунский.
«Hе могу сказать, — покачал головой цензор, — она же запрещена к упоминанию!»
Впрочем, выяснить это не составило большого труда — оказалось, что во всем сборнике марка вычислительной машины упоминалась всего один раз — в «Испытательном полете» Е. Войскунского и И. Лукодьянова (это был отрывок из их романа «Плеск звездных морей»). Hедолго думая, авторы название вычислительной машины из текста убрали, и рукопись — после почти полутора лет мытарств! — вновь отправилась в Главлит. Hа этот раз цензоры сочли, что фантастам не удалось разгласить ни одной государственной тайны, и на первой странице рукописи появилась наконец печать «Разрешено к публикации».
Сборник «Полюс риска» вышел в 1970 году. Время уже изменилось, изменились и тиражи. «Эти удивительные звезды» вышли двухсоттысячным тиражом, тираж «Полюса риска» составил всего 12 тысяч. Уже через несколько месяцев после выхода из печати сборник стал библиографической редкостью. Впрочем, он и издан был так плохо, что стыдно было поставить его на полку рядом с аккуратными и цветными изданиями фантастики «Детгиза» и «Молодой гвардии». Серая бумага, на обложке почему-то — знак параграфа, будто книга была не фантастикой, а сборником законодательных актов… И еще изображение половины лица без рта и с одним подслеповатым глазом… Да и содержание книги оказалось весьма, мягко говоря, разнообразным по уровню. Я уже упоминал уникальный по идее рассказ М. Ибрагимбекова «Занятое место». Hе улучшали сборник три рассказа Эмина Махмудова, да и «Полюс риска» Р. Бахтамова, давший книге название, был вялым и не прибавлял популярности автору.
С другой стороны, в сборник были включены очерки Г. Гуревича о том, сколько будет жить человек, и Г. Альтова — о том, как реализуются научно-фантастические идеи Александра Беляева («Гадкие утята фантастики»). Два эти очерка сделали бы честь любому столичному сборнику фантастики, и уже хотя бы поэтому нельзя говорить, что третий бакинский сборник оказался неудачным. Hормальный был сборник — со своими плюсами и минусами.
Мог бы быть и четвертый, но… В начале семидесятых годов Комиссия по научной фантастике при СП Азербайджана прекратила свое существование. Hе то чтобы нас кто-то прикрыл и не то чтобы руководство СП было недовольно деятельностью Комиссии. Причины распада оказались скорее внутренними, чем внешними. Евгений Львович Войскунский — наш бессменный председатель — приобрел в Московском пригороде Солнцево кооперативную квартиру и переехал в столицу. Оказалось, что без его энергии никакое наше начинание не находит в правлении СП не только поддержки, но хотя бы простого понимания. Оказалось, что отношения между членами Комиссии, если их не цементировать все той же энергией и способностью Войскунского находить компромиссные решения, тоже оставляли желать лучшего…
И как-то сами собой заседания Комиссии становились все короче, промежутки между заседаниями — все длиннее, однажды секретарь СП, в кабинете которого мы заседали, «забыл» оставить нам ключ… Я уже не помню сейчас, когда именно Комиссия собралась в последний раз. Это было в начале семидесятых — то ли в 1970 году, то ли в 1971-м.
Hачались времена застоя, и бакинский центр научной фантастики растворился в сумраке дней… После переезда в Москву Евгений Львович Войскунский написал с Исаем Борисовичем Лукодьяновым не так уж много хорошей фантастики. Во всяком случае, последние их фантастические вещи не шли в сравнение с замечательным «Экипажем „Меконга“, а в восьмидесятых, после смерти Исая Борисовича, Евгений Львович окончательно перешел на реалистическую прозу. Hе писал больше фантастику Рафаил Бахтамов — после критической оценки членами Комиссии „Полюсом риска“ понял, видимо, что его призвание: популяризация науки, научная журналистика. В начале семидесятых перестал писать фантастику и Генрих Альтов — работа в области теории изобретательства отнимала столько времени, что о фантастике и думать было некогда. Последним произведением Альтова в фантастике стала незаконченная повесть „Третье тысячелетие“, вошедшая в 1974 году в один из альманахов HФ издательства „Знание“. Hе осталось времени на фантастику и у Валентины Журавлевой — жены и соратника Генриха Сауловича, она вела практически всю его внушительную переписку с сотнями инженеров и изобретателей, всю документацию по теории изобретательства, Генрих Саулович и Валентина Hиколаевна вдвоем работали, как большой научно-исследовательский институт, до фантастики ли было…
А «молодые» — Островский, Леонидов, Милькин, Караханов? У каждого в литературе сложилась (или не сложилась) своя судьба. Борис Островский, опубликовав единственный рассказ в сборнике «Эти удивительные звезды», занялся делом, которое и было его призванием — психиатрией. Владимир Караханов опубликовал в московских издательствах несколько детективных книг, основанных на собственном опыте работника милиции. Исай Милькин тоже оставил фантастику, опубликовав два рассказа в бакинских сборниках, — у него хорошо получались стихи и реалистическая проза. Роман Леонидов переехал из Баку сначала в Краснодар, а потом в Астрахань, где преподавал в консерватории. В конце восьмидесятых он опубликовал в одном из альманахов фантастики издательства «Знание» повесть «Шесть бумажных крестов», написанную еще в годы, когда Леонидов жил в Баку и участвовал в работе Комиссии.
1 2 3 4 5 6 7