Прошло уже десять минут, а знаменитого доктора-философа все не было. Подождав немного, доктор Круз и Джон Смитли отправились к нему в гостиницу.
Они позвонили в номер. Никто не ответил. Ключа у портье тоже не оказалось. Джон всерьез встревожился. Он обежал все холлы, заглянул в бары и, наконец, нашел его у ресторана.
Маленький, худощавый, но с мягким, округлым животиком, вырисовывающимся под шелковым жилетом, Том Каст напоминал цаплю, неизвестно почему торчащую у дверей ресторана на тонких, сухих ногах. Знаменитый доктор-ученый стоял, сунув руки в карманы полосатых брюк и с интересом разглядывал посетителей.
Мимо проносились официанты с подносами, вежливо обходя его, но философ их попросту не замечал. Как и не заметил сначала молодых людей, в недоумении остановившихся перед ним. Потом взгляд его задержался на приветливо улыбающемся лице Джона. Ни малейшего смущения, а тем паче вины ученый явно не испытывал.
– Ведь мы же договорились встретиться в клинике доктора Круза? – начал Джон.
– Разве? – рассеянно отозвался ученый. – Не все ли равно?
– Как это все равно, господин Каст? Мы полчаса вас прождали там.
– Все равно, все равно, – пробормотал ученый. – Я тут кое о чем размышлял. Доктор Круз и Джон Смитли переглянулись.
– О чем же, господин Каст?
– О портрете нации. То есть, я имею в виду, вашей нации… Иногда лицо человека говорит больше, чем, к примеру, хорошо обдуманное поведение.
– Извините, но здесь каждый второй – иностранец, – безжалостно сказал Джон. Но Том Каст ничуть не смутился.
– Все равно, все равно… А это, вероятно, доктор Круз?
– Да, разрешите вам его представить. Но Том Каст даже забыл протянуть руку, с таким откровенным любопытством он воззрился на Круза, словно впервые увидел самурая. Похоже, глаза его немного, чуть заметно косили, хотя смотрели проницательно и сосредоточенно. Лишь когда все уселись за столик, Том Каст дружелюбно сказал:
– Красивый представительный молодой джентльмен. Вам очень пошел бы белый жилет, вы не находите?
– Эта мысль давно меня занимает, сэр, – вполне серьезно отозвался доктор Круз. – Да все никак не наберусь смелости…
Что-то дрогнуло в глазах философа, он вынул из кармана записную книжку, переплетенную в искусственную шагреневую кожу и что-то записал.
Официант поспешил подойти к их столику. Заказали закуску и водку. Ждать пришлось недолго. Том Каст тут же ухватился за рюмку.
– За ваше здоровье, друзья! Один мой знакомый вполне серьезно утверждал, что вы не знаете отпущения именно потому, что у вас есть водка.
– Это импортная, господин Каст.
– Э, все равно, все равно. А вы, господин Круз?
– Извините, я не пью.
– Почему?
Круз поколебался, а затем неохотно сказал:
– Не знаю, сэр, мне трудно ответить на это однозначно, но я думаю, что это деформирует разум.
– А вам не кажется, что деформированный разум порой рождает весьма причудливые образы?
– Зачем же она нужна, эта причудливость? Вполне достаточно истинных образов.
– Все великие истины странны, молодой человек. И, к тому же, необъяснимы. Чтобы не сказать сверхъестественны, каковыми они, естественно, не являются. Что такое, например, земное притяжение? Или время? Можно ли их постичь разумом? А что такое воображение? Да и есть ли вообще что-нибудь более невероятное и загадочное, чем человеческое воображение?
– Но разве воображение не есть комбинаторная способность человеческого разума?
– В этом и заключается одна из серьезнейших загадок природы, – сказал Том Каст, потирая руки. – Вы никогда не задумывались над тем, почему самое живое и интенсивное воображение свойственно именно, молодым людям? Чем старше человек, тем реже он им пользуется, тем меньше мечтает. И в конечном итоге получается, что разум подавляет воображение вместо того, чтобы его стимулировать. Доктор Круз мрачно молчал.
– И чем это вы объясняете, сэр? – с учтивым интересом спросил Джон.
– Ничем! Это выше моих сил! – с удовольствием ответил философ. – И не хочу объяснять. Даже нейрофизиологи не могут сказать об этом ничего внятного. Но факт остается фактом. Если принять, что мозг – единственное средоточие и носитель психической деятельности, то что получается? Получается, что более молодой и более бедный клетками и нейронами мозг выполняет самую ответственную и тонкую работу.
– Это логический абсурд, – сказал Круз. Том Каст с живостью взглянул на него:
– Где же вы здесь видите логическую ошибку?
– В утверждении, что воображение – самый тонкий продукт психической деятельности. Таковым, несомненно, является мышление, и именно абстрактное мышление.
– Да. Охотно соглашаюсь с вами. Лично я разделяю это мнение, потому что я философ, то есть моя профессия – абстрактное мышление, основанное на безупречности логики. Но что подсказывает нам действительность? Или, вернее, практика? Философы стареют и забываются. Самых гениальных ученых что ни день опровергают. Только люди искусства остаются вечно молодыми и сильными. Больше того, Гомер или Шекспир сейчас производят гораздо более мощное впечатление, чем в те времена, когда они создавали свои шедевры. А что такое искусство? Прежде всего, это воображение. А воображение это тем богаче, чем моложе и сильнее породившее его чувство.
Пораженный доктор Круз молчал. Эта логика показалась столь безупречной, что он не видел никакой возможности ее опровергнуть.
– И что же вы в конечном итоге хотите доказать? – сдержанно спросил он.
– Ничего хорошего. Ничего ободряющего. По всему видно, что природа заботится прежде всего о том, что молодо, что растет и крепнет. К окрепшему и сильному она безразлична. И полна ненависти ко всему, что уже прошло зенит своего развития, приказывая ему состариться и умереть. Единственный способ сохранить себя – это оставаться молодым, что относится не только к отдельным людям, но и ко всему человечеству. Следовательно, вы как личность, как индивидуум вполне можете относиться ко мне снисходительно.
– Так мы и делаем, сэр, – сказал доктор Круз. Том Каст окинул его быстрым взглядом. Но нет, молодой человек не шутил. Философ добродушно усмехнулся.
– Все дело в том, что молодость не чисто биологическое понятие. Я хочу сказать, что она не находится в прямой зависимости от состояния внутренних органов, даже от их совокупности. Я не виталист, конечно, но, думается, мы весьма легкомысленно вычеркнули из словаря это слово. Не зря же престарелый Соломон спал меж двумя отроковицами.
– Сейчас даже мы, молодые, стараемся этого не делать! – засмеялся Джон Смитли. – Нынешние отроковицы много курят и потому ужасно храпят.
Приход официанта прервал разговор. Поборник духовных ценностей с острым любопытством уткнул хрящеватый нос в папку меню.
– Один мой коллега – доктор, ученый и друг – рекомендовал попробовать знаменитое блюдо из барашка. Говорят, это что-то особенное.
– Боюсь, как бы вы не разочаровались, господин Каст, – осторожно заметил Джон.
Но барашек если и разочаровал философа, то лишь размером. Том Каст очистил тарелку едва не до блеска, сопроводив еду изрядным количеством хорошего вина. Вероятно, именно оно и заставило его задержать молодых людей до самого закрытия ресторана. Том Каст один выпил две бутылки – не торопясь, не насилуя себя, маленькими чмокающими глотками, которые произвели на приятелей почти отталкивающее впечатление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45