На мокрой от
росы полоске земли, опоясывающей жерло колодца, поблескивала расплющенная и
местами оплавленная решетка, которая когда-то несомненно являлась частью
фонаря, а рядом с нею валялись изогнутые, перекрученные от адского жара
обручи ведра. И больше ничего. Нейхем был близок к помешательству, миссис
Пирс - на грани обморока, от вернувшегося домой и узнавшего о случившемся
Эми тоже было мало проку. Нечего было даже думать о том, чтобы искать
помощи у соседей, которые от одного вида Гарднеров убегали, как от огня.
Обращаться же к горожанам было и того не лучше, ибо в Аркхэме давно уже
только похохатывали над россказнями деревенских простофиль. Тед погиб,
видно, пришла очередь Мервина. Какое-то зловещее облако надвигалось на
несчастную семью, и недалеко уже был тот миг, когда гром и молния истребят
ее всю. Уходя, Нейхем попросил Эми приглядеть за его женой и сыном, если
ему суждено умереть раньше их. Все происходящее представлялось ему карой
небесной - вот только за какие грехи ему ниспослана эта кара, он так и не
мог понять. Ведь насколько ему было известно, он ни разу в жизни не нарушал
заветов, которые в незапамятные времена Творец оставил людям.
Две недели о Нейхеме ничего не было слышно, и в конце концов Эми
поборол свои страхи и отправился на проклятую ферму. Представшая его взору
картина была поистине ужасна: пепельно-серый ковер из увядшей,
рассыпающейся в прах листвы покрывал землю, высохшие жгуты плюща свисали с
древних стен и фронтонов, а огромные мрачные деревья, казалось, вонзили в
хмурое ноябрьское небо свои острые сучья и терзали ими низко пролетавшие
облака (Эми показалось, что это впечатление возникло у него из-за того, что
наклон ветвей и впрямь изменился, и они смотрели почти перпендикулярно
вверх. Огромный дом Гарднеров казался пустым и заброшенным, над высокой
кирпичной трубой не вился, как обычно, дымок, и на секунду Эми овладели
самые дурные предчувствия. Но, к его радости, Нейхем оказался жив. Он очень
ослаб и лежал без движения на низенькой кушетке, установленной у кухонной
стены, но несмотря на свой болезненный вид, находился в полном сознании и в
момент, когда Эми переступал порог дома, громким голосом отдавал какие-то
распоряжения Зенасу. В кухне царил адский холод, и, не пробыв там и минуты,
Эми начал непроизвольно поеживаться, пытаясь сдержать охватывающую его
дрожь. Заметив это, хозяин отрывисто приказал Зенасу подбросить в печь
побольше дров. Обернувшись к очагу, Эми обнаружил, что туда и в самом деле
уже давно не подбрасывали дров - слишком давно, если судить по тому, как
холоден и пуст он был и как неистово крутилось в его глубине облако сажи,
вздымаемое спускающейся вниз по трубе стру„й ледяного воздуха. А когда в
следующее мгновение Нейхем осведомился, стало ли ему теперь теплее или
следует послать сорванца за еще одной охапкой, Эми понял, что произошло. Не
выдержала, оборвалась самая крепкая, самая здоровая жила, и теперь
несчастный фермер был надежно защищен от новых бед.
Несколько осторожных вопросов не помогли Эми выяснить, куда же
подевался Зенас. "В колодце... он теперь живет в колодце...", - вот и все,
что удалось ему разобрать в бессвязном лепете помешанного. Внезапно в
голове у него пронеслась мысль о запертой комнате наверху миссис Гарднер, и
он изменил направление разговора. "Небби? Да ведь она стоит прямо перед
тобой!", воскликнул в ответ пораженный глупостью друга Нейхем, и Эми понял,
что с этой стороны помощи он не дождется и что надо приниматься за дело
самому. Оставив Нейхема бормотать что-то себе под нос на кушетке, он
сдернул с гвоздя над дверью толстую связку ключей и поднялся по скрипучей
лестнице на чердак. Там было очень тесно, пахло гнилью и разложением.
Ниоткуда не доносилось ни звука. Из четырех дверей выходивших на площадку,
только одна была заперта на замок. Один за другим Эми принялся вставлять в
замочную скважину ключи из связки, позаимствованной им внизу. После третьей
или четвертой попытки замок со щелчком сработал, и, поколебавшись
минуту-другую, он толкнул низкую, выкрашенную светлой краской дверь.
Внутри царил полумрак, так как и без того маленькое окошко было
наполовину перекрыто толстыми деревянными брусьями, и Эми поначалу не
удалось разглядеть ровным счетом ничего. В лицо ему ударила волна
невыносимого зловония, и прежде чем двинуться дальше, он немного постоял на
пороге, наполняя легкие пригодным для дыхания воздухом. Войдя же и
остановившись посреди комнаты, он заметил какую-то темную кучу в одном из
углов. Когда ему удалось разобрать, что это было такое, из груди его
вырвался протяжный вопль ужаса. Он стоял посреди комнаты и кричал, а от
грязного дощатого пола поднялось (или это ему только показалось?) небольшое
облачко, на секунду заслонило собою окно, а затем с огромной скоростью
пронеслось к дверям, обдав его обжигающим дыханием, как если бы это была
струя пара, вырвавшаяся из бурлящего котла. Странные цветовые узоры
переливались у него перед глазами, и не будь он в тот момент напуган до
полусмерти, они бы, конечно, сразу же напомнили ему о невиданной окраске
глобулы, найденной в ядре метеорита и разбитой профессорским молотком, а
также о нездоровом оттенке, который этой весной приобрела едва появившаяся
на свет растительность вокруг гарднеровского дома. Но как бы то ни было, в
тот момент он не мог думать ни о чем, кроме той чудовищной, той
омерзительной груды в углу чердачной комнаты, которая раньше была женой его
друга и которая разделила страшную и необъяснимую судьбу Таддеуса и
большинства остальных обитателей фермы. А потому он стоял и кричал,
отказываясь поверить в то, что это воплощенный ужас, продолжавший у него на
глазах разваливаться, крошиться, расползаться в бесформенную массу, все еще
очень медленно, но совершенно отчетливо двигался вдоль стены, словно
стараясь уйти от опасности.
Эми не стал вдаваться в дальнейшие подробности этой чудовищной сцены,
но из его рассказа я понял, что когда он покидал комнату, бесформенная
груда в углу больше не шевелилась. Есть вещи, о которых лучше не
распространяться, потому что акты человеческого сострадания иногда сурово
наказываются законом. Так или иначе, на чердаке не было ничего, что могло
бы двигаться, и я полагаю, что Эми принял верное решение, ибо оставить
живую человеческую душу претерпевать невиданные муки в этом адском месте
было бы гораздо более страшным преступлением. Любой другой на его месте
несомненно свалился бы без чувств или потерял рассудок, но сей достойный
потомок твердолобых первопроходцев лишь слегка ускорил шаги, выходя за
порог, и лишь чуть дольше возился с ключами, запирая за собой низкую дверь
и ужасную тайну, что она скрывала. Теперь следовало позаботиться о Нейхеме
- его нужно было как можно скорее накормить и обогреть, а затем перевезти в
безопасное место и поручить заботам надежных людей.
Едва начав спускаться по полутемному лестничному пролету, Эми услышал,
как внизу, в районе кухни, с грохотом свалилось на пил что-то тяжелое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
росы полоске земли, опоясывающей жерло колодца, поблескивала расплющенная и
местами оплавленная решетка, которая когда-то несомненно являлась частью
фонаря, а рядом с нею валялись изогнутые, перекрученные от адского жара
обручи ведра. И больше ничего. Нейхем был близок к помешательству, миссис
Пирс - на грани обморока, от вернувшегося домой и узнавшего о случившемся
Эми тоже было мало проку. Нечего было даже думать о том, чтобы искать
помощи у соседей, которые от одного вида Гарднеров убегали, как от огня.
Обращаться же к горожанам было и того не лучше, ибо в Аркхэме давно уже
только похохатывали над россказнями деревенских простофиль. Тед погиб,
видно, пришла очередь Мервина. Какое-то зловещее облако надвигалось на
несчастную семью, и недалеко уже был тот миг, когда гром и молния истребят
ее всю. Уходя, Нейхем попросил Эми приглядеть за его женой и сыном, если
ему суждено умереть раньше их. Все происходящее представлялось ему карой
небесной - вот только за какие грехи ему ниспослана эта кара, он так и не
мог понять. Ведь насколько ему было известно, он ни разу в жизни не нарушал
заветов, которые в незапамятные времена Творец оставил людям.
Две недели о Нейхеме ничего не было слышно, и в конце концов Эми
поборол свои страхи и отправился на проклятую ферму. Представшая его взору
картина была поистине ужасна: пепельно-серый ковер из увядшей,
рассыпающейся в прах листвы покрывал землю, высохшие жгуты плюща свисали с
древних стен и фронтонов, а огромные мрачные деревья, казалось, вонзили в
хмурое ноябрьское небо свои острые сучья и терзали ими низко пролетавшие
облака (Эми показалось, что это впечатление возникло у него из-за того, что
наклон ветвей и впрямь изменился, и они смотрели почти перпендикулярно
вверх. Огромный дом Гарднеров казался пустым и заброшенным, над высокой
кирпичной трубой не вился, как обычно, дымок, и на секунду Эми овладели
самые дурные предчувствия. Но, к его радости, Нейхем оказался жив. Он очень
ослаб и лежал без движения на низенькой кушетке, установленной у кухонной
стены, но несмотря на свой болезненный вид, находился в полном сознании и в
момент, когда Эми переступал порог дома, громким голосом отдавал какие-то
распоряжения Зенасу. В кухне царил адский холод, и, не пробыв там и минуты,
Эми начал непроизвольно поеживаться, пытаясь сдержать охватывающую его
дрожь. Заметив это, хозяин отрывисто приказал Зенасу подбросить в печь
побольше дров. Обернувшись к очагу, Эми обнаружил, что туда и в самом деле
уже давно не подбрасывали дров - слишком давно, если судить по тому, как
холоден и пуст он был и как неистово крутилось в его глубине облако сажи,
вздымаемое спускающейся вниз по трубе стру„й ледяного воздуха. А когда в
следующее мгновение Нейхем осведомился, стало ли ему теперь теплее или
следует послать сорванца за еще одной охапкой, Эми понял, что произошло. Не
выдержала, оборвалась самая крепкая, самая здоровая жила, и теперь
несчастный фермер был надежно защищен от новых бед.
Несколько осторожных вопросов не помогли Эми выяснить, куда же
подевался Зенас. "В колодце... он теперь живет в колодце...", - вот и все,
что удалось ему разобрать в бессвязном лепете помешанного. Внезапно в
голове у него пронеслась мысль о запертой комнате наверху миссис Гарднер, и
он изменил направление разговора. "Небби? Да ведь она стоит прямо перед
тобой!", воскликнул в ответ пораженный глупостью друга Нейхем, и Эми понял,
что с этой стороны помощи он не дождется и что надо приниматься за дело
самому. Оставив Нейхема бормотать что-то себе под нос на кушетке, он
сдернул с гвоздя над дверью толстую связку ключей и поднялся по скрипучей
лестнице на чердак. Там было очень тесно, пахло гнилью и разложением.
Ниоткуда не доносилось ни звука. Из четырех дверей выходивших на площадку,
только одна была заперта на замок. Один за другим Эми принялся вставлять в
замочную скважину ключи из связки, позаимствованной им внизу. После третьей
или четвертой попытки замок со щелчком сработал, и, поколебавшись
минуту-другую, он толкнул низкую, выкрашенную светлой краской дверь.
Внутри царил полумрак, так как и без того маленькое окошко было
наполовину перекрыто толстыми деревянными брусьями, и Эми поначалу не
удалось разглядеть ровным счетом ничего. В лицо ему ударила волна
невыносимого зловония, и прежде чем двинуться дальше, он немного постоял на
пороге, наполняя легкие пригодным для дыхания воздухом. Войдя же и
остановившись посреди комнаты, он заметил какую-то темную кучу в одном из
углов. Когда ему удалось разобрать, что это было такое, из груди его
вырвался протяжный вопль ужаса. Он стоял посреди комнаты и кричал, а от
грязного дощатого пола поднялось (или это ему только показалось?) небольшое
облачко, на секунду заслонило собою окно, а затем с огромной скоростью
пронеслось к дверям, обдав его обжигающим дыханием, как если бы это была
струя пара, вырвавшаяся из бурлящего котла. Странные цветовые узоры
переливались у него перед глазами, и не будь он в тот момент напуган до
полусмерти, они бы, конечно, сразу же напомнили ему о невиданной окраске
глобулы, найденной в ядре метеорита и разбитой профессорским молотком, а
также о нездоровом оттенке, который этой весной приобрела едва появившаяся
на свет растительность вокруг гарднеровского дома. Но как бы то ни было, в
тот момент он не мог думать ни о чем, кроме той чудовищной, той
омерзительной груды в углу чердачной комнаты, которая раньше была женой его
друга и которая разделила страшную и необъяснимую судьбу Таддеуса и
большинства остальных обитателей фермы. А потому он стоял и кричал,
отказываясь поверить в то, что это воплощенный ужас, продолжавший у него на
глазах разваливаться, крошиться, расползаться в бесформенную массу, все еще
очень медленно, но совершенно отчетливо двигался вдоль стены, словно
стараясь уйти от опасности.
Эми не стал вдаваться в дальнейшие подробности этой чудовищной сцены,
но из его рассказа я понял, что когда он покидал комнату, бесформенная
груда в углу больше не шевелилась. Есть вещи, о которых лучше не
распространяться, потому что акты человеческого сострадания иногда сурово
наказываются законом. Так или иначе, на чердаке не было ничего, что могло
бы двигаться, и я полагаю, что Эми принял верное решение, ибо оставить
живую человеческую душу претерпевать невиданные муки в этом адском месте
было бы гораздо более страшным преступлением. Любой другой на его месте
несомненно свалился бы без чувств или потерял рассудок, но сей достойный
потомок твердолобых первопроходцев лишь слегка ускорил шаги, выходя за
порог, и лишь чуть дольше возился с ключами, запирая за собой низкую дверь
и ужасную тайну, что она скрывала. Теперь следовало позаботиться о Нейхеме
- его нужно было как можно скорее накормить и обогреть, а затем перевезти в
безопасное место и поручить заботам надежных людей.
Едва начав спускаться по полутемному лестничному пролету, Эми услышал,
как внизу, в районе кухни, с грохотом свалилось на пил что-то тяжелое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13