Лоуренс был не согласен с этим планом и по тактическим, и по политическим соображениям. Отвесные склоны были недоступны для атакующего, но он мог обойти позицию с восточного фланга, будучи совершенно укрытым от огня. С другой стороны, оставление города означало, что население его попадет в руки турок. Однако внезапно создавшаяся критическая обстановка не давала времени для долгих размышлений, и около полуночи Зеид отдал приказ отойти назад на выбранную позицию за городом. Отход, как это и предвидел Лоуренс, вызвал в городе панику.
После того как последние части покинули город, Лоуренс вместе со своей охраной остался позади. "Сильно подмораживало; кругом был снег и лед; в темных узких улицах города царило: невероятное смятение. Я вышел один и стал ходить по улицам, прислушиваясь к тому, что говорили вокруг. Люди были охвачены страхом и сделались почти опасными, но не для меня, так как я был закутан в темный плащ и меня различить было невозможно. В случае какого-либо инцидента возле меня находилась моя охрана. Весьма важно было узнать подлинное настроение, населения. Вскоре мы увидели, что жители города испытывают ужас перед турками и готовы сделать все физически выполнимое для того, чтобы поддержать в борьбе против них вождя, способного сопротивляться. Это доставило нам удовлетворение".
Тогда Лоуренс взял инициативу в свои руки и отправил 20 арабов на помощь тем крестьянам, которые все еще сдерживали наступавших турок, сам же пошел на розыски Зеида, спокойствие которого в момент кризиса казалось хорошим предзнаменованием. Воспользовавшись этим обстоятельством, Лоуренс предложил ему план боя. Последний должен был закончиться победой, которой могло бы гордиться большинство полководцев. Однако сам Лоуренс, по его собственному признанию впоследствии, испытывал бесконечное чувство стыда за свой план боя. Он приписывает это припадку охватившей его ярости. Приводимое им объяснение не только поучительно, но и интересно с точки зрения аргументации.
"По всем правилам здравой военной тактики турки никогда не должны были возвращаться в Тафила вообще. Их возвращение можно было объяснить просто жадностью - политикой "собаки на сене", недостойной серьезного противника, просто безрассудным шагом, на который могли решиться только турки".
Перейдя через овраг Тафила, Лоуренс взобрался на находившееся за оврагом плато, где нашел рубеж: "низкий, узкий вал на остатках византийского фундамента - настоящее место для резервной или для последней линии обороны". Этот низкий рубеж являлся основанием треугольной равнины и имел поперек около 3 км, остальные стороны этого треугольника были ограждены рубежами, покрытыми зеленью. Вершина треугольника была обращена к северо-востоку, и через нее шла дорога из Керака, по которой теперь наступали турки.
Лоуренсу удалось собрать несколько скрывавшихся арабов из личной охраны Зеида и заставить их засесть в "резервном" рубеже. "На расстоянии они выглядели весьма внушительно (их было примерно человек двадцать), как будто отдельные точки значительных сил. К ним должны были присоединиться все вновь прибывшие арабы и в особенности мои негодяи со своим пулеметом.
Судя по скорости продвижения, турок должно было быть немного. Мы имели пушки и легко могли задержать их продвижение. Однако я в своей ярости зашел слишком далеко и решил принять их метод войны, а именно - дать им в карликовом масштабе нашего арабского фронта то регулярное сражение, которого они хотели, и перебить их всех. Я решил собрать все старые прописные истины и правила военных учебников и сделать из этой "битвы" пародию на них. И сила, и преимущество местности были на моей стороне; я мог бы выиграть, просто отказавшись от боя и побив турок маневром, как в двадцати подобных же случаях перед тем и после. Но плохое расположение духа и самоуверенность не позволяли мне довольствоваться только сознанием моей силы, а заставили стремиться открыто показать ее и арабам и противнику".
Зеид осознал недостатки выбранной им позиции и с готовностью принял предложение Лоуренса отправить вперед Абдуллу - начальника личный охраны - с несколькими людьми на мулах и парой легких пулеметов, чтобы "пощупать" силу турок и выяснить расположение их частей. Высланное подкрепление подбодрило арабов и крестьян, которые отогнали передовой отряд турецкой кавалерии обратно к только что выступившим после холодной ночи, проведенной на биваке, главным силам. Лоуренс и Зеид уже слышали отдаленную трескотню пулеметов. В то время как Зеид хотел ждать на месте получения от Абдуллы новых данных о продвижении противника, Лоуренс горел желанием ускорить ход событий и сам отправился вперед. На улицах Тафила он встретил несколько человек из своей охраны, рывшихся среди вещей, разбросанных на мостовой. Он приказал им привести верблюдов и захватить с собой легкий пулемет. Затем он отправился через равнину и встретил Абдуллу, возвращавшегося с известиями для Зеида. Его боеприпасы иссякли; от орудийного огня он потерял пять человек, но все еще горел желанием сражаться и лишь намеревался убедить Зеида придвинуться ближе. Оставив его выполнять задуманное, Лоуренс отправился дальше. На равнине рвались уже снаряды; беспокойство причиняли также стебли полыни, которые обжигали его голые ноги. Когда он достиг вершины треугольника, то нашел там около 60 человек, удерживавших угол западного рубежа, в то время как турки продвигались вдоль восточного рубежа с целью обойти их с фланга. Сначала Лоуренс наткнулся на группу крестьян. Последние сообщили ему, что у них нет боеприпасов и что все кончено. "Я уверил их, что все только начиналось, и указал им на мой многолюдный резервный рубеж". Предложив им перейти туда и собрать боеприпасы, Лоуренс забрался на вал, где все еще держались арабы, и предупредил их, что они не должны прекращать огня с одной позиции, пока не приготовятся начать обстрел с другой.
"Во главе арабов был молодой Метааб, который, для того чтобы легче сражаться, снял с себя все и остался в трусиках".
Лоуренс попросил Метааба продержаться еще минут десять, сам же, не имея лошади, побежал, "не забывая при этом считать свои шаги, чтобы в дальнейшем иметь возможность определить дистанцию обстрела позиции, когда она будет занята турками".
Благополучно достигнув резервного рубежа, Лоуренс нашел на нем уже около 80 человек, к которым продолжали прибывать новые подкрепления. Накопившиеся 200 человек задерживали наступление турок, пока около 3 часов дня не прибыл со своей старой позиции Зеид примерно с 50 людьми своей охраны и 200 крестьянами. Он захватил с собой также девять пулеметов и несколько легких автоматических ружей, а для усиления огневой защиты - горное орудие.
"Как раз в нужный момент мы вспомнили, что движение есть закон стратегии, и начали продвигаться. Отряд в 80 всадников на лошадях, верблюдах и мулах с пятью легкими автоматическими пулеметами был отправлен в обход восточного рубежа и для охвата левого фланга противника.
Тем, временем турки на противоположном рубеже втаскивали, по-видимому, бесконечное количество пулеметов и устанавливали их вдоль рубежа, как в музее. Это была тактика лунатика. Рубеж был гол и не имел прикрытия даже для ящерицы".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
После того как последние части покинули город, Лоуренс вместе со своей охраной остался позади. "Сильно подмораживало; кругом был снег и лед; в темных узких улицах города царило: невероятное смятение. Я вышел один и стал ходить по улицам, прислушиваясь к тому, что говорили вокруг. Люди были охвачены страхом и сделались почти опасными, но не для меня, так как я был закутан в темный плащ и меня различить было невозможно. В случае какого-либо инцидента возле меня находилась моя охрана. Весьма важно было узнать подлинное настроение, населения. Вскоре мы увидели, что жители города испытывают ужас перед турками и готовы сделать все физически выполнимое для того, чтобы поддержать в борьбе против них вождя, способного сопротивляться. Это доставило нам удовлетворение".
Тогда Лоуренс взял инициативу в свои руки и отправил 20 арабов на помощь тем крестьянам, которые все еще сдерживали наступавших турок, сам же пошел на розыски Зеида, спокойствие которого в момент кризиса казалось хорошим предзнаменованием. Воспользовавшись этим обстоятельством, Лоуренс предложил ему план боя. Последний должен был закончиться победой, которой могло бы гордиться большинство полководцев. Однако сам Лоуренс, по его собственному признанию впоследствии, испытывал бесконечное чувство стыда за свой план боя. Он приписывает это припадку охватившей его ярости. Приводимое им объяснение не только поучительно, но и интересно с точки зрения аргументации.
"По всем правилам здравой военной тактики турки никогда не должны были возвращаться в Тафила вообще. Их возвращение можно было объяснить просто жадностью - политикой "собаки на сене", недостойной серьезного противника, просто безрассудным шагом, на который могли решиться только турки".
Перейдя через овраг Тафила, Лоуренс взобрался на находившееся за оврагом плато, где нашел рубеж: "низкий, узкий вал на остатках византийского фундамента - настоящее место для резервной или для последней линии обороны". Этот низкий рубеж являлся основанием треугольной равнины и имел поперек около 3 км, остальные стороны этого треугольника были ограждены рубежами, покрытыми зеленью. Вершина треугольника была обращена к северо-востоку, и через нее шла дорога из Керака, по которой теперь наступали турки.
Лоуренсу удалось собрать несколько скрывавшихся арабов из личной охраны Зеида и заставить их засесть в "резервном" рубеже. "На расстоянии они выглядели весьма внушительно (их было примерно человек двадцать), как будто отдельные точки значительных сил. К ним должны были присоединиться все вновь прибывшие арабы и в особенности мои негодяи со своим пулеметом.
Судя по скорости продвижения, турок должно было быть немного. Мы имели пушки и легко могли задержать их продвижение. Однако я в своей ярости зашел слишком далеко и решил принять их метод войны, а именно - дать им в карликовом масштабе нашего арабского фронта то регулярное сражение, которого они хотели, и перебить их всех. Я решил собрать все старые прописные истины и правила военных учебников и сделать из этой "битвы" пародию на них. И сила, и преимущество местности были на моей стороне; я мог бы выиграть, просто отказавшись от боя и побив турок маневром, как в двадцати подобных же случаях перед тем и после. Но плохое расположение духа и самоуверенность не позволяли мне довольствоваться только сознанием моей силы, а заставили стремиться открыто показать ее и арабам и противнику".
Зеид осознал недостатки выбранной им позиции и с готовностью принял предложение Лоуренса отправить вперед Абдуллу - начальника личный охраны - с несколькими людьми на мулах и парой легких пулеметов, чтобы "пощупать" силу турок и выяснить расположение их частей. Высланное подкрепление подбодрило арабов и крестьян, которые отогнали передовой отряд турецкой кавалерии обратно к только что выступившим после холодной ночи, проведенной на биваке, главным силам. Лоуренс и Зеид уже слышали отдаленную трескотню пулеметов. В то время как Зеид хотел ждать на месте получения от Абдуллы новых данных о продвижении противника, Лоуренс горел желанием ускорить ход событий и сам отправился вперед. На улицах Тафила он встретил несколько человек из своей охраны, рывшихся среди вещей, разбросанных на мостовой. Он приказал им привести верблюдов и захватить с собой легкий пулемет. Затем он отправился через равнину и встретил Абдуллу, возвращавшегося с известиями для Зеида. Его боеприпасы иссякли; от орудийного огня он потерял пять человек, но все еще горел желанием сражаться и лишь намеревался убедить Зеида придвинуться ближе. Оставив его выполнять задуманное, Лоуренс отправился дальше. На равнине рвались уже снаряды; беспокойство причиняли также стебли полыни, которые обжигали его голые ноги. Когда он достиг вершины треугольника, то нашел там около 60 человек, удерживавших угол западного рубежа, в то время как турки продвигались вдоль восточного рубежа с целью обойти их с фланга. Сначала Лоуренс наткнулся на группу крестьян. Последние сообщили ему, что у них нет боеприпасов и что все кончено. "Я уверил их, что все только начиналось, и указал им на мой многолюдный резервный рубеж". Предложив им перейти туда и собрать боеприпасы, Лоуренс забрался на вал, где все еще держались арабы, и предупредил их, что они не должны прекращать огня с одной позиции, пока не приготовятся начать обстрел с другой.
"Во главе арабов был молодой Метааб, который, для того чтобы легче сражаться, снял с себя все и остался в трусиках".
Лоуренс попросил Метааба продержаться еще минут десять, сам же, не имея лошади, побежал, "не забывая при этом считать свои шаги, чтобы в дальнейшем иметь возможность определить дистанцию обстрела позиции, когда она будет занята турками".
Благополучно достигнув резервного рубежа, Лоуренс нашел на нем уже около 80 человек, к которым продолжали прибывать новые подкрепления. Накопившиеся 200 человек задерживали наступление турок, пока около 3 часов дня не прибыл со своей старой позиции Зеид примерно с 50 людьми своей охраны и 200 крестьянами. Он захватил с собой также девять пулеметов и несколько легких автоматических ружей, а для усиления огневой защиты - горное орудие.
"Как раз в нужный момент мы вспомнили, что движение есть закон стратегии, и начали продвигаться. Отряд в 80 всадников на лошадях, верблюдах и мулах с пятью легкими автоматическими пулеметами был отправлен в обход восточного рубежа и для охвата левого фланга противника.
Тем, временем турки на противоположном рубеже втаскивали, по-видимому, бесконечное количество пулеметов и устанавливали их вдоль рубежа, как в музее. Это была тактика лунатика. Рубеж был гол и не имел прикрытия даже для ящерицы".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83