Она смотрит в экран, как будто это тоннель.
- Горбачев много говорит о компьютерах в своей пропаганде. Очень много.
- Высокие технологии, черт их дери. На самом деле они вокруг нас, везде. - Джим улыбается ей. - Хочешь соединиться с доской объявлений? Выберешь себе забавное прозвище.
- Нет.
Она гасит сигарету, зевает.
- Джим, все эти машины на моей кровати…
- Ну тогда надо их оттуда убрать.
Он разъединяет связь и выключает «Макинтош».
Рано утром она трясет его за плечо.
- Джим, Джим! - Она испугана, ее лицо совсем рядом с ним.
Он садится.
- Полиция? - Бросает взгляд на часы: 6:58.
- Телевизор. - Она показывает на него - он тихо шипит в углу, на экране белая статика. Джим хватает очки, цепляет их за уши.
Комната вплывает в фокус. Видеомагнитофон все еще подключен к телевизору, на полу рядом с его пультом - пепельница, набитая окурками «Мальборо».
Джим косится на это:
- Ты сожгла видеомагнитофон?
Внезапно он замечает на полу пушистые комки смятой и спутанной видеопленки. Вспоминает, что во сне он слышал какой-то треск и шорох.
- Какого черта? - кричит он. - Ты смяла мои пленки? Восемь, нет, десять! Как ты могла?
- Посмотри на телевизор. Посмотри на него.
Он смотрит:
- Статика.
Вылезает в трусах из кровати, натягивает джинсы. Злость поглощает его.
- Я понял. Мои порнофильмы. Просто не могу поверить, ты уничтожила их, ты сознательно уничтожила мои вещи! - голос его становится громче. - Корова! Тупая сука! Ты испортила мои вещи!
- Никто не должен смотреть такое.
- Я понял, - говорит он, застегивая джинсы, - ты смотрела их, да? Пока я спал - ты встала, чтобы посмотреть порнофильмы. Но когда ты это увидела, ты не смогла справиться с собой. Ты знаешь, сколько это стоит?!
- Это гадость. Грязь.
- Да, но это лучшая гадость и грязь, черт возьми! «Дебби в Далласе», «Полуночные ковбойши»… Просто не верится. Так ты заплатила мне за то, что я тебя подвез, да? - Кулаки его сжимаются.
- Хорошо, ударь меня, как настоящий мужчина - но потом выслушай меня!
- Нет, - говорит он, поднимая ботинки. - Не буду я тебя бить. Следовало бы - но я вроде как джентльмен.
Джим надевает вчерашние носки.
- Вместо этого я тебя оставлю, прямо здесь, в этом мотеле. Все, девочка, адью.
- Посмотри на телевизор. Джим, пожалуйста, посмотри.
Он снова смотрит:
- Ничего. И выключи наконец видеомагнитофон. Нет, стой - лучше я сам.
- Посмотри внимательно, - говорит Айрин, ее голос дрожит. - Ты не понимаешь?
На этот раз он пристально вглядывается в экран.
И теперь он что-то видит. Он никогда бы не заметил, если бы она ему не показала. Статика как статика - бессмысленность, шум, хаос.
Но с легким шоком понимания он осознает, что там действительно что-то видно. В кипящем море шипящих разноцветных точек какое-то подобие порядка.
Движение, форма - он почти видит их, но они остаются у самой грани понимания. От этого бросает в дрожь - ключ, который мог бы открыть новый мир, если найти правильный угол зрения, правильный фокус.
- Ничего себе, - говорит он, - в этой дыре есть спутниковое телевидение? Какая-то интерференция или что-то вроде. Чертовщина.
Айрин пристально вглядывается в экран. Страх уходит с ее лица.
- Это красиво, - говорит она.
- Какой-то странный сигнал… ты что-нибудь делала с проводами? Выключи видеомагнитофон.
- Подожди немного. Очень интересно.
Он наклоняется, отключает аппарат.
Телевизор включается в утреннее шоу, радостные широковещательные идиоты.
- Как ты это сделала? Какие кнопки ты нажимала?
- Никак, - отвечает она, - я смотрела, и все. Очень внимательно смотрела. Сначала - непонятно, но потом я это увидела!
Злость покидает Джима. Эти странные движущиеся контуры как-то сбили напряжение, лишили его сил. Он смотрит на скомканные пленки, но не может снова поймать ту внезапную ярость. Ей не следовало вмешиваться в его дела, но она не может манипулировать им. В конце концов, он, если захочет, всегда может купить еще.
- Ты не имеешь права портить мои вещи, - говорит он, но уже без былой уверенности.
- Мне плохо от них, - говорит она, смотря прямо на него холодными, голубыми глазами. - Ты не должен смотреть на шлюх.
- Это не твое… ладно, просто никогда больше так не делай. Никогда, ясно?
Она смотрит на него, глаза не движутся.
- Теперь ты меня оставляешь? Потому что я не позволила тебе, поэтому. Если бы я позволила тебе ночью, сейчас ты не был бы зол.
- Не начинай это сначала.
Джим надевает бейсбольную кепку. За ночь одна ноздря у него прочистилась. Пересохшая, ноющая - но дышащая. Маленькое чудо.
Они чистят телефоны в маленьких городках у шоссе. Белен, Бернардо, Сорокко… Правда, и последствия… Джим задал быстрый темп. Он думает о том, как заставить ее страдать. Просто высадить ее как-то недостаточно, это не вариант. Между ними идет борьба, и он не очень понимает правила.
Он не так много может сделать ей - молчание не смущает ее, пропущенного обеда она не замечает.
Он думает о сказанной ей фразе про ГУЛАГ. Джим представляет, что это такое - советский исправительный лагерь, серьезная штука. Настоящая. Он всегда ненавидел власти, но ему никогда не приходилось сидеть в тюрьме, напрямую сталкиваться с ними, идти против власти в открытую. Где-то в глубине сознания он понимает, что рано или поздно это произойдет какой-нибудь излишне внимательный клерк, хороший семьянин, уведомит полицию, вежливый инспектор с блокнотом: «Если Вас не затруднит, могу ли я взглянуть на ваше удостоверение личности, сэр?…»
А затем - допросы: «Вы действительно считаете, что мы поверим, что вы жили на доходы от ограбления телефонов-автоматов восемь лет?!»
- Прекрати!, - говорит Айрин.
- Что?
- Ты скрежещешь зубами.
- Ой.
Джим ведет машину на автопилоте, дорога под колесами как полузаметный пар. Внезапно окружающий их мир врывается в его сознание февральское небо, раскинувшаяся вокруг пустыня, указатель.
- Ух ты! - он бьет по тормозам. - Национальный Заповедник White Sands! Черт меня побери!
Он съезжает с магистрали, едет на восток по хайвею 70.
- Вайт Сэндз! Сколько лет я здесь не был! Не могу проехать мимо.
- Но ты говорил - мы едем в Эль-Пасо, - Айрин протестует.
- Ну и что? Вайт Сэндз - вне этого мира!
- Но все же ты говорил - Эль-Пасо.
- А плевать, мы можем делать все что хотим - никто не смотрит!. - Он улыбается, наслаждаясь ее растерянностью. - Вайт Сэндз - это фантастика, ты не пожалеешь об этом!
Она расстроена. Наконец произносит:
- В Вайт Сэндз - ракетный полигон.
- А, так ты уже знаешь, - говорит Джим без улыбки. - Плохо, Айрин, очень плохо. Я как раз собирался продать тебя Армии США, для тренировки в стрельбе.
- Что?
- Да, знаешь, Армия покупает русских и расставляет их на нулевой отметке. Я прикидывал - можно сделать три-четыре сотни.
Она лезет в сумочку за сигаретой.
- Очень смешно, Джим. Ха-ха-ха. Но я все равно не позволю тебе. Даже в пустыне. Где никто не смотрит.
- О Господи, расслабься, ладно? У тебя явно преувеличенное мнение о себе.
Вместо ответа Айрин выпускает дым поверх приборной панели, смотрит холодно и отстраненно.
Он давно не был в Вайт Сэндз. Гипсовые дюны, хрустальная пыль. Раньше здесь было морское дно, теперь оно само превратилось в море. Постоянные невидимые течения - слабый ветер медленно перекатывает песчаные волны.
Здесь есть жизнь - маленькие кусты и странные колючие травы, названий которых он не знает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9