Иными словами, прецедент политических убийств на планете существовал, и меры по обеспечению безопасности глав двух государств представлялись вполне оправданными.
Другое дело, что когда Хонор смотрела сверху на ликующую, восторженную толпу, сама мысль о том, что кому-то на Грейсоне может прийти в голову устроить покушение на Бенджамина или Елизавету, казалась донельзя нелепой. На площади собралось не менее сорока, а то и пятидесяти тысяч человек, хотя все они совершенно спокойно могли наблюдать церемонию дома, на голографических дисплеях. Однако люди пришли сюда, на площадь, ибо Грейсон чувствовал себя в особом долгу перед Елизаветой – не только перед ее правительством, но и перед ней лично. В долгу за военные корабли, спасшие планету от масадского вторжения, за кредиты и займы, за техническую помощь, преобразовавшую их общество и их мир. А теперь еще и за неуклонную цепь побед, перебившую наконец хребет Народному флоту.
Войну можно было считать выигранной. В кои-то веки сошлись в выводах и практики, и теоретики… а с ними соглашалась общественность Альянса. Особый прилив гордости Хонор ощущала всякий раз, когда думала об Элис Трумэн, отчаянных командах крохотных ЛАКов и операции «Лютик». Гордилась она и командующим Восьмым флотом, осуществившим неслыханный в истории, неудержимый прорыв в глубь вражеского пространства. Она жалела, что не участвует в наступлении сама, но была уверена, что Хэмиш Александер, Элис, Алистер МакКеон и другие офицеры, которых она знала и с которыми служила, справятся с задачей ничуть не хуже.
А ей выпало находиться на Грейсоне, и она собственными глазами видела, как высоко ценит народ эти победы.
Елизавета и ее свита уже ступили на последний пролет, и мысли Хонор вернулись к настоящему. Время помечтать о Восьмом флоте у нее еще будет, а сейчас ее ждали другие обязанности. С Державным Мечом в руках она шагнула вперед, дабы приветствовать свою монархиню от имени своего сеньора.
* * *
– О Испытующий, как я рад, что все это кончилось, – простонал Бенджамин Мэйхью, падая в кресло.
Не в пример Елизавете он при первой возможности сбросил стеснительное официальное одеяние, переодевшись в слаксы и рубашку с открытым воротом без нелепого, архаичного «галстука». Елизавета была в мантикорском парадном одеянии: впервые за всю историю Зала Землевладельцев в его стенах появилась женщина в брюках. Кое-кого из Ключей это наверняка потрясло, но зато королева чувствовала себя комфортно. Сейчас она ограничилась тем, что скинула фрак, и с улыбкой приняла у Прествика высокий бокал с прохладительным напитком.
– Ваш народ полон… энтузиазма, – заметила она.
Протектор рассмеялся.
– Вы хотите сказать, что мы тут орда бесноватых фанатиков, – уточнил он. – Да, когда смотришь репортажи о сдержанном и суровом народе Грейсона, то не всегда понимаешь, о какой планете идет речь.
– Трудно винить людей за то, что они дают волю чувствам в такой момент, – заметила Хонор со своего кресла.
Она и лорд Прествик были единственными, находившимися в этом помещении землевладельцами, но присутствовали совершенно в ином качестве. Прествик был приглашен как канцлер, а Хонор как Чемпион Протектора (а заодно, по желанию Елизаветы, как герцогиня Харрингтон). Премьер-министр Аллен Саммерваль, само собой, представлял собой королевское правительство.
Услышав слова Хонор, Бенджамин покосился на нее, и она пожала плечами.
– Межзвездная Служба Новостей только что выдала репортаж об очередной катавасии в Новом Париже. Народной Республикой теперь единолично заправляет этот мясник Сен-Жюст. Меня этот факт не радует, да и широкую общественность, полагаю, тоже. Но причины, сделавшие неизбежным его приход к власти, указывают, что оппозиция Комитету куда серьезнее, чем предполагалось… и общий коллапс Республики возможно, самый быстрый путь покончить с этой войной. Кроме того, в той же передаче обнародовали рассекреченную часть донесений графа Белой Гавани.
– То есть вы хотите сказать, что весь этот восторг был вызван отнюдь не моим несравненным обаянием и красноречием? – жалобно спросила Елизавета.
Все, кроме телохранителей, покатились со смеху.
– Думаю, эти факторы сыграли не последнюю роль, – заверил, отсмеявшись, Бенджамин. – Ваша идея с визитом оказалась блестящей. Скажу прямо, на Грейсоне было немало людей, убежденных в том, что вы просто-напросто марионетка. Будучи не в состоянии представить себе, что столь могущественная держава может управляться столь легкомысленным существом, как женщина, они вбили себе в голову, будто за вашим декоративным троном прячется истинный правитель – разумеется, мужчина, – который и дергает за веревочки. А после того, как грейсонцы увидели вас воочию, нелепость этой выдумки стала столь очевидной, что всякий вздумавший высказать ее вслух будет просто осмеян.
– И время визита, ваше величество, выбрано чрезвычайно удачно, – вставил Прествик. – В общественном сознании ваше прибытие связано с коренным переломом в ходе войны. Конечно, никто не приписывает перелом именно вашему визиту, но в эмоциональном плане ваше прибытие и победы на фронтах неразделимы в сознании не только народа, но и, как я полагаю, очень многих землевладельцев.
– А это еще один гвоздь в крышку гроба их убеждения в том, будто женщине не следует заниматься серьезными делами, – с улыбкой добавил Бенджамин. – Кэтрин с Элейн снова ткнули меня в это носом за завтраком. Порой мне кажется, что для их спокойствия и радости я просто обязан быть старомодным ретроградом и шовинистом: это дало бы им возможность позлорадствовать по поводу моего конфуза. К счастью, они с удовольствием злорадствуют в моем присутствии по поводу других ретроградов, а это не намного хуже.
– Могу себе представить, – со смехом согласилась Елизавета.
Королева и жены Протектора сразу прониклись взаимной симпатией, а Рэйчел Мэйхью пришла в восторг и глубочайшее изумление, обнаружив, что кот, спутник королевы Мантикоры, моложе ее Хиппера и лучше владеет языком жестов. Как и сама Хонор, семейство Мэйхью еще только приноравливалось к разговорам древесных котов за обеденным столом. Правда, во Дворце Протектора только один кот… ну сейчас, в связи с прибытием Елизаветы и Ариэля, два. А в Харрингтон-хаусе их, считая Нимица с Самантой, тринадцать, и все, включая котят, виртуозно владеют новообретенным средством общения. Хонор не переставала радоваться полноценному общению со своим шестилапым другом, но наблюдать за тем, как тринадцать котов одновременно изъясняются знаками, причем каждый в своей манере, было все равно что оказаться внутри старинного поршневого двигателя.
Уловив ее настроение, Нимиц, сидевший на спинке стула, издал чирикающий смешок, и она ощутила волну нежности.
– Да, – сказал Бенджамин, – Генри прав. Наши консерваторы разбиты наголову. Вся агитация Мюллера пошла насмарку: на избирательных участках его ждет полный провал. Достаточно вспомнить выражение лица, с которым он вручал вам «камни памяти».
– Это точно, – улыбнулась в ответ Елизавета, но улыбка ее была далеко не беззаботной. – Но все же… что-то в нем меня настораживает. И Ариэля тоже.
Взгляды присутствующих обратились к лежащему на коленях королевы древесному коту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167
Другое дело, что когда Хонор смотрела сверху на ликующую, восторженную толпу, сама мысль о том, что кому-то на Грейсоне может прийти в голову устроить покушение на Бенджамина или Елизавету, казалась донельзя нелепой. На площади собралось не менее сорока, а то и пятидесяти тысяч человек, хотя все они совершенно спокойно могли наблюдать церемонию дома, на голографических дисплеях. Однако люди пришли сюда, на площадь, ибо Грейсон чувствовал себя в особом долгу перед Елизаветой – не только перед ее правительством, но и перед ней лично. В долгу за военные корабли, спасшие планету от масадского вторжения, за кредиты и займы, за техническую помощь, преобразовавшую их общество и их мир. А теперь еще и за неуклонную цепь побед, перебившую наконец хребет Народному флоту.
Войну можно было считать выигранной. В кои-то веки сошлись в выводах и практики, и теоретики… а с ними соглашалась общественность Альянса. Особый прилив гордости Хонор ощущала всякий раз, когда думала об Элис Трумэн, отчаянных командах крохотных ЛАКов и операции «Лютик». Гордилась она и командующим Восьмым флотом, осуществившим неслыханный в истории, неудержимый прорыв в глубь вражеского пространства. Она жалела, что не участвует в наступлении сама, но была уверена, что Хэмиш Александер, Элис, Алистер МакКеон и другие офицеры, которых она знала и с которыми служила, справятся с задачей ничуть не хуже.
А ей выпало находиться на Грейсоне, и она собственными глазами видела, как высоко ценит народ эти победы.
Елизавета и ее свита уже ступили на последний пролет, и мысли Хонор вернулись к настоящему. Время помечтать о Восьмом флоте у нее еще будет, а сейчас ее ждали другие обязанности. С Державным Мечом в руках она шагнула вперед, дабы приветствовать свою монархиню от имени своего сеньора.
* * *
– О Испытующий, как я рад, что все это кончилось, – простонал Бенджамин Мэйхью, падая в кресло.
Не в пример Елизавете он при первой возможности сбросил стеснительное официальное одеяние, переодевшись в слаксы и рубашку с открытым воротом без нелепого, архаичного «галстука». Елизавета была в мантикорском парадном одеянии: впервые за всю историю Зала Землевладельцев в его стенах появилась женщина в брюках. Кое-кого из Ключей это наверняка потрясло, но зато королева чувствовала себя комфортно. Сейчас она ограничилась тем, что скинула фрак, и с улыбкой приняла у Прествика высокий бокал с прохладительным напитком.
– Ваш народ полон… энтузиазма, – заметила она.
Протектор рассмеялся.
– Вы хотите сказать, что мы тут орда бесноватых фанатиков, – уточнил он. – Да, когда смотришь репортажи о сдержанном и суровом народе Грейсона, то не всегда понимаешь, о какой планете идет речь.
– Трудно винить людей за то, что они дают волю чувствам в такой момент, – заметила Хонор со своего кресла.
Она и лорд Прествик были единственными, находившимися в этом помещении землевладельцами, но присутствовали совершенно в ином качестве. Прествик был приглашен как канцлер, а Хонор как Чемпион Протектора (а заодно, по желанию Елизаветы, как герцогиня Харрингтон). Премьер-министр Аллен Саммерваль, само собой, представлял собой королевское правительство.
Услышав слова Хонор, Бенджамин покосился на нее, и она пожала плечами.
– Межзвездная Служба Новостей только что выдала репортаж об очередной катавасии в Новом Париже. Народной Республикой теперь единолично заправляет этот мясник Сен-Жюст. Меня этот факт не радует, да и широкую общественность, полагаю, тоже. Но причины, сделавшие неизбежным его приход к власти, указывают, что оппозиция Комитету куда серьезнее, чем предполагалось… и общий коллапс Республики возможно, самый быстрый путь покончить с этой войной. Кроме того, в той же передаче обнародовали рассекреченную часть донесений графа Белой Гавани.
– То есть вы хотите сказать, что весь этот восторг был вызван отнюдь не моим несравненным обаянием и красноречием? – жалобно спросила Елизавета.
Все, кроме телохранителей, покатились со смеху.
– Думаю, эти факторы сыграли не последнюю роль, – заверил, отсмеявшись, Бенджамин. – Ваша идея с визитом оказалась блестящей. Скажу прямо, на Грейсоне было немало людей, убежденных в том, что вы просто-напросто марионетка. Будучи не в состоянии представить себе, что столь могущественная держава может управляться столь легкомысленным существом, как женщина, они вбили себе в голову, будто за вашим декоративным троном прячется истинный правитель – разумеется, мужчина, – который и дергает за веревочки. А после того, как грейсонцы увидели вас воочию, нелепость этой выдумки стала столь очевидной, что всякий вздумавший высказать ее вслух будет просто осмеян.
– И время визита, ваше величество, выбрано чрезвычайно удачно, – вставил Прествик. – В общественном сознании ваше прибытие связано с коренным переломом в ходе войны. Конечно, никто не приписывает перелом именно вашему визиту, но в эмоциональном плане ваше прибытие и победы на фронтах неразделимы в сознании не только народа, но и, как я полагаю, очень многих землевладельцев.
– А это еще один гвоздь в крышку гроба их убеждения в том, будто женщине не следует заниматься серьезными делами, – с улыбкой добавил Бенджамин. – Кэтрин с Элейн снова ткнули меня в это носом за завтраком. Порой мне кажется, что для их спокойствия и радости я просто обязан быть старомодным ретроградом и шовинистом: это дало бы им возможность позлорадствовать по поводу моего конфуза. К счастью, они с удовольствием злорадствуют в моем присутствии по поводу других ретроградов, а это не намного хуже.
– Могу себе представить, – со смехом согласилась Елизавета.
Королева и жены Протектора сразу прониклись взаимной симпатией, а Рэйчел Мэйхью пришла в восторг и глубочайшее изумление, обнаружив, что кот, спутник королевы Мантикоры, моложе ее Хиппера и лучше владеет языком жестов. Как и сама Хонор, семейство Мэйхью еще только приноравливалось к разговорам древесных котов за обеденным столом. Правда, во Дворце Протектора только один кот… ну сейчас, в связи с прибытием Елизаветы и Ариэля, два. А в Харрингтон-хаусе их, считая Нимица с Самантой, тринадцать, и все, включая котят, виртуозно владеют новообретенным средством общения. Хонор не переставала радоваться полноценному общению со своим шестилапым другом, но наблюдать за тем, как тринадцать котов одновременно изъясняются знаками, причем каждый в своей манере, было все равно что оказаться внутри старинного поршневого двигателя.
Уловив ее настроение, Нимиц, сидевший на спинке стула, издал чирикающий смешок, и она ощутила волну нежности.
– Да, – сказал Бенджамин, – Генри прав. Наши консерваторы разбиты наголову. Вся агитация Мюллера пошла насмарку: на избирательных участках его ждет полный провал. Достаточно вспомнить выражение лица, с которым он вручал вам «камни памяти».
– Это точно, – улыбнулась в ответ Елизавета, но улыбка ее была далеко не беззаботной. – Но все же… что-то в нем меня настораживает. И Ариэля тоже.
Взгляды присутствующих обратились к лежащему на коленях королевы древесному коту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167