Со всей своей самоуверенностью он ожидал ответа и почувствовал страшное разочарование, когда на следующее утро обнаружил, что никакого ответа нет. Тогда он побрел в читальный зал отеля и принялся за газеты. И первое, на что наткнулся его взгляд, был жирный заголовок:
«ПРИНЦ В СРЕДУ СДЕЛАЛ ОБЪЯВЛЕНИЕ о своей помолвке с мадемуазель Алиной Солини.
Это неудивительно, поскольку все общество восхищалось ею и искало ее расположения с момента прибытия прекрасной россиянки в Маризи.
Помолвка одобрена Советом. Свадьба состоится в конце июля».
Стеттон, застыв, пялился на заголовок минут пять, в то время как его лицо постепенно становилось похожим на лицо человека, читающего собственный смертный приговор. Потом машинально, словно в забытьи, он прочел всю статью от начала до конца.
Там было много подробностей о мадемуазель Солини, говорилось о ее происхождении, сообщалась дата рождения и так далее. Предстоящий брак назывался настоящим браком по любви. Свадьба должна была бы состояться в более ранние сроки, но мадемуазель Солини находится в трауре по поводу недавней кончины ее родственника, генерала Пола Нирзанна.
Сообщения с поздравлениями были получены со всех концов Земли. Et cetera, et cetera.
Стеттон поднялся и вышел на улицу. Он был ошеломлен; он не знал ни куда идти, ни что делать. Все-таки сначала он шел быстро, но потом, выругавшись вслух, остановился.
Что проку? Его не допустят.
Появилась другая мысль - он должен явиться к принцу Маризи и рассказать ему всю правду о мадемуазель Солини. Им овладела дикая ярость, он хотел ударить Алину, уничтожить ее. Крупными, стремительными шагами он понесся ко дворцу, но ему не суждено было туда добраться.
Потому что он вдруг почувствовал чью-то руку и услышал голос над ухом:
- Хэлло! Что случилось? Ты выглядишь так, будто идешь под дулами тысячи орудий.
Это был Науманн. Стеттон остановился.
- Алина собирается выйти замуж за принца, - выпалил он, словно объявляя о конце света.
- Я это знаю, - сдержанно ответил Науманн. - Об этом говорит весь город. Хорошо, что ты избавишься от нее, приятель. Но будет ли принцу от этого весело!
- Еще как будет, - мрачно пообещал Стеттон. - И ему не придется долго ждать. Я как раз направляюсь во дворец.
Науманн пронзительно взглянул на него:
- Зачем? Что ты собираешься делать?
- Я собираюсь вырыть яму ей самой. Я намерен рассказать о ней принцу все.
Лицо молодого дипломата вдруг стало серьезным, очень серьезным. Схватив Стеттона за руку, он многозначительно сказал:
- Друг мой дорогой, ты этого не сделаешь.
- Нет? Вот увидишь!
- Но это глупость… безумие… самоубийство!
- Не вижу почему. Во всяком случае, я намерен это сделать.
Повисла пауза, два молодых человека обменивались взглядами. Наконец Науманн сказал:
- Стеттон, иногда ты бываешь самым большим ослом, каких я когда-либо видел. Послушай меня минуту! Ты осознаешь, насколько все это серьезно? Ты хоть подумал, что это значит, прийти к принцу и рассказать всю историю жизни женщины, на которой - принц публично объявил об этом - он намерен жениться?
Если ты не представишь доказательств - причем недвусмысленных, неопровержимых и незамедлительно - по каждому слову, которое произнесешь, то через две минуты окажешься в тюрьме.
Решимость в глазах Стеттона уступила место колебанию и сомнению; сила этих слов впечатляла. Он сказал:
- Но что я могу? Тьфу, пропасть, неужели ты не понимаешь - я должен что-то предпринять!
- Давай-ка вернемся ко мне, - сказал Науманн, взяв Стеттона под руку. - Обсудим это дело.
Стеттон неохотно позволил повести себя в обратную сторону. Тут и там им встречались мальчишки-газетчики, выкрикивавшие новости о помолвке принца с мадемуазель Солини, красавицей русской. На углу улицы стояла группа людей, по жестам которых нетрудно было догадаться, что они обсуждают. Везде были видны улыбающиеся и сияющие лица.
- Какого черта они все в связи с этим так счастливы? - вопросил Стеттон.
- В расчете на будущее, - ответил Науманн.
На что американец буркнул, что такое за пределами его понимания.
Придя в квартиру Науманна, они начали, как выразился молодой дипломат, «обсуждать это дело». Сначала Стеттон не желал слышать никаких доводов. С оттенком этакой бравады он заявил, что для него принц Маризи такой же человек, как и любой другой, и что никто и ничто на свете не может помешать ему отомстить мадемуазель Солини, этой вероломной, ненавистной, отвратительной предательнице.
- Я согласен с тобой, - признал Науманн, - что она такова и есть и даже более того. Но что ты можешь с этим поделать? Ну, придешь, расскажешь обо всем случившемся, а какие такие доказательства против нее ты сможешь привести?
- Я… я… Да дюжину!
- Какие, например?
- Во-первых, я расскажу, что она не родственница генерала Нирзанна. Это была ложь.
- Как ты собираешься это доказать?
На лице Стеттона появилось такое выражение, будто у него требовали доказательств, что Земля круглая.
- Как я собираюсь это доказать? Зачем? Ты и так это знаешь. Она не больше родственница генералу Нирзанну, чем я!
- Совершенно верно, - терпеливо подтвердил Науманн, - но тебе следует помнить, что генерал умер. У тебя должны быть доказательства.
Стеттон в результате был вынужден признать, что доказательств у него нет.
- Но ведь можно составить целый перечень того, что я рассказывал тебе! - нетерпеливо воскликнул он. - Как я нашел ее в женском монастыре в Фазилике, как она согласилась выйти за меня замуж, как она выстрелила в человека с бородой, который спас нас и который, как ты знаешь, был ее мужем, как она отравила Шаво…
Потерявший терпение Науманн перебил его:
- Но, повторяю, на все это должны быть доказательства - абсолютно на все. Ты же сам не верил, что Шаво отравила она.
- Да, зато теперь верю. Как и в то, что я дал ей четыреста тысяч франков с тех пор, как она прибыла в Маризи.
- Господи боже! - Науманн смотрел на него с изумлением. - Не хочешь ли ты сказать, что дал ей такую сумму денег? И как? Чеком? На счет?
- Нет, большей частью наличными и драгоценностями. Чеков не было.
Науманн пожал плечами и даже всплеснул руками:
- И опять, где доказательства?
- Но я лично оплатил аренду дома; сам отдал деньги Дюро. Это кое-что.
- Не много. Ведь можно сказать, что ты действовал как ее агент. Стеттон, ты не выдерживаешь критики. Самое же плохое во всем этом то, что неделю назад ты послал ей письмо с предложением брака; это самое сильное оружие, которое она сразу же использует против тебя, как только ты что-нибудь скажешь. А других обвинений, с которыми ты мог бы пойти к принцу, у тебя нет. Если ты это сделаешь, то потом будешь очень раскаиваться.
В конце концов, Стеттон был вынужден согласиться, что друг прав.
- Будь генерал Нирзанн жив, еще можно было бы что-то доказать, - мрачно сказал Стеттон, и Науманн согласился с ним. - А теперь - делать нечего. Нечего.
Но жажда мести все еще владела Стеттоном. Он треснул кулаком по столу и крикнул:
- Вот что я скажу тебе, Науманн. Я отдал бы миллион долларов наличными, только чтобы добраться до нее! Клянусь!
Хмурый Науманн, засунув руки в карманы, стоял у окна и рассматривал Уолдерин-Плейс.
Услышав слова Стеттона, он повернулся и резко сказал:
- Так. Есть шанс.
- Шанс? Что ты имеешь в виду?
- Шанс добраться до нее, как ты выразился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67