Более жестким, чем раньше, тоном он обратился к Доре Моубрей:
- Это верно? Вы видели две записки?
Она сокрушенно кивнула:
- Да. Кажется, я видела две записки, но, возможно, я и ошибаюсь. Я заметила их, когда Ян держал пистолет, а Перри подбирался к нему. Мне показалось, что записок было две, но, наверное, только показалось, ведь Перри говорит, что видел только одну. И какое это теперь имеет значение?
Капитан успокоился.
- Значит, вы не можете с определенностью утверждать, что видели две записки?
- Нет, нет. Должно быть, была одна…
- Вы видели одну записку, мистер Данхэм?
- Разумеется.
Молодой человек бросил неприязненный взгляд на Адольфа Коха. Но тот пренебрег им и скептически заметил девушке:
- Дора, ведь у тебя прекрасное зрение! - Кох посмотрел на капитана и продолжил: - Вполне вероятно, что записок было две и кто-то одну из них взял.
- Как ваше имя? - с раздражением спросил капитан.
- Адольф Кох. Фабрикант платья и костюмов. Любитель искусства.
- Вы настаиваете на своей версии? Вы считаете, мне следует попросить разрешения у этих господ обыскать их?
- Ни в коем случае, - невозмутимо ответил Кох. - Я и сам не разрешу обыскивать меня. Я упомянул об этом только потому, что вы спросили, нет ли у кого-либо дополнительных сведений.
- Хорошо, у вас есть еще что-нибудь?
- Нет.
- А у других?
Судя по выражению лица капитана, дополнительная информация вряд ли бы его обрадовала, но продолжение все-таки последовало. Некий баритон вежливо осведомился, нельзя ли внести предложение.
Другой голос из задних рядов пояснил:
- Это Текумсе Фокс, капитан.
- Я здесь как частное лицо, - быстро заговорил Фокс. - И хотел лишь предложить, чтобы вы, если сочтете нужным, попросили мистера Бека осмотреть скрипку, пока мы не разошлись. Ведь у него возникли сомнения в ее подлинности!
- Конечно, я имею это в виду.
- До нашего ухода, если не возражаете?
Капитан обратился к Феликсу Беку:
- Вы смогли бы подтвердить, что это и в самом деле скрипка Тьюсара?
- Разумеется, - ответил Бек таким тоном, как будто его попросили удостоверить, что отражение в зеркале принадлежит ему.
- Прошу всех на минуту задержаться, - сказал капитан и вошел в гримерную, закрыв за собой дверь.
Из-за двери послышались приглушенные звуки и голоса, но слов было не разобрать, затем капитан появился снова. Он прикрыл за собой дверь и обернулся к присутствующим. Кривая гримаса недовольства на его лице стала еще резче, чем несколько минут назад, когда Кох заговорил о второй записке. Капитан долгое время молча обозревал присутствующих, но когда наконец открыл рот, в его голосе звучало полное расстройство:
- Скрипки нет!
Раздались восклицания, охи, ахи. Феликс Бек бросился к двери в гримерную, но один из агентов поймал его за руку и удержал. Хор голосов возвестил, что этого не может быть, они видели ее там, и капитан уже поднимал руку, чтобы призвать всех к порядку, как в воцарившейся неразберихе появился новый персонаж. Дальняя дверь настежь открылась, и в нее влетела женщина в распахнутой норковой шубе - никого не узнающие глаза на бледном лице, накрашенные губы открыты от быстрой ходьбы. Перед ней расступились, она помчалась по образовавшемуся коридору к гримерной, но капитан преградил ей путь.
Адольф Кох кинулся к ней и резко сказал:
- Гарда, тебе не стоило…
Она вцепилась в капитана:
- Мой брат! Ян! Где он?..
Текумсе Фокс снова тихонько отступил в угол, из которого только что вышел.
Глава 3
- Не согласен, - убежденно сказал Диего Зорилла. - Совершенно не согласен. Это лучшее, что мог сделать Ян.
Мне надо было бы поступить так же, когда я потерял пальцы. А что до скрипки, я этому не верю. Если бы ее подменили, Ян непременно это заметил бы. - Он отпил из стакана, поставил его и покачал головой. - Нет, ее просто украли, и все тут. Но кто и как…
- Может быть, поделишься со мной своими соображениями, - предложил Фокс.
Они сидели в ресторане «Рустерман», покинув Карнеги-Холл около полуночи. Последние два часа, проведенные там, ничего не прояснили, если не считать отрицательного результата: скрипку Яна так и не нашли.
Не возникало, по-видимому, никакого сомнения в том, что скрипка находилась в гримерной непосредственно после того, как Ян застрелился. Каждый отрицал, что брал и даже дотрагивался до нее, но все были единодушны в том, что во время возникшей сумятицы ее легко было взять незаметно. Тщательное расследование позволило достаточно точно установить, что до прибытия капитана место происшествия покинули только трое: миссис Бриско, мистер Тилингслей и мисс Хиби Хит. Ко всем троим были отправлены агенты, чтобы допросить их, и все трое отвергли какую-либо причастность к пропаже скрипки. Правда, все были в верхней одежде, под которой легко можно было спрятать и вынести скрипку, незаметно отлучившись на несколько минут, однако обыск всего здания оказался безрезультатным.
В маленьком удобном кабинете «Рустермана» Диего объяснил Фоксу, что миссис Бриско - это та самая дама, которую Фокс назвал жердью в соболях, и ее можно с уверенностью исключить из числа возможных похитителей скрипки. Мистер Тилингслей, концертмейстер Манхэттенского симфонического оркестра, также вне подозрений. Хотя Хиби Хит, как кинозвезду, нельзя судить по обычным критериям логики и разума, все-таки маловероятно, что она украла скрипку, на приобретение которой сделала весомый вклад в виде двух тысяч пятисот долларов.
- Она тоже поклонница искусства? - спросил Фокс.
- Она поклонница Яна Тьюсара, - сказал Диего уверенно. - Ян был фигура романтическая. Он был настоящим романтиком, что и доказал сегодня. В отличие от меня. Я реалист. Когда со мной произошел несчастный случай и мне размозжило пальцы так, что их пришлось ампутировать, разве я поставил точку? Нет. Я воспользовался твоим гостеприимством и твоей добротой и несколько месяцев жил у тебя, потому что реалист должен есть. Может, еще выпьем? И вот я занимаюсь аранжировкой музыки для «Метрополитен бродкастинг компани».
- Ее слушают много людей. Как бы там ни было, у тебя все в порядке. Расскажи мне о других.
Диего продолжил рассказ. Все думали, говорил он, что Тьюсар лелеет мечту жениться на Доре Моубрей, но у Доры это не вызывало энтузиазма, а уж ее отец и вовсе был против этого брака. Когда несколько месяцев назад Лоутон Моубрей выбросился из окна своего офиса и разбился насмерть, ходили даже слухи, что к этому его последнему путешествию имел отношение Ян Тьюсар, желавший устранить препятствие на пути пламенной любви, но, на взгляд Диего, это всего-навсего капля яда с грязного языка сплетников, ибо Ян все же не был настолько романтичен. Через какое-то время Дора снова согласилась стать аккомпаниатором Яна, во-первых, потому, что Ян твердил, что иначе он вообще не сможет играть, и, во-вторых, потому что нуждалась в деньгах. Хотя Лоутон Моубрей и был исключительно удачливым менеджером, он тратил больше, чем зарабатывал, и после себя ничего, кроме долгов, приятных воспоминаний и дочери без гроша, не оставил.
Фокс спросил, а не строил ли насчет Доры Моубрей определенных планов молодой Данхэм?
Диего хрюкнул и сказал, что, как он надеется, это не так. Перри Данхэм - самонадеянный паяц, он не способен понять тонкую и искреннюю натуру прелестной маленькой Доры. Он называл ее «маленькая Дора», потому что, когда впервые увидел ее шесть лет назад, ей было всего четырнадцать и она напоминала длинноногого олененка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
- Это верно? Вы видели две записки?
Она сокрушенно кивнула:
- Да. Кажется, я видела две записки, но, возможно, я и ошибаюсь. Я заметила их, когда Ян держал пистолет, а Перри подбирался к нему. Мне показалось, что записок было две, но, наверное, только показалось, ведь Перри говорит, что видел только одну. И какое это теперь имеет значение?
Капитан успокоился.
- Значит, вы не можете с определенностью утверждать, что видели две записки?
- Нет, нет. Должно быть, была одна…
- Вы видели одну записку, мистер Данхэм?
- Разумеется.
Молодой человек бросил неприязненный взгляд на Адольфа Коха. Но тот пренебрег им и скептически заметил девушке:
- Дора, ведь у тебя прекрасное зрение! - Кох посмотрел на капитана и продолжил: - Вполне вероятно, что записок было две и кто-то одну из них взял.
- Как ваше имя? - с раздражением спросил капитан.
- Адольф Кох. Фабрикант платья и костюмов. Любитель искусства.
- Вы настаиваете на своей версии? Вы считаете, мне следует попросить разрешения у этих господ обыскать их?
- Ни в коем случае, - невозмутимо ответил Кох. - Я и сам не разрешу обыскивать меня. Я упомянул об этом только потому, что вы спросили, нет ли у кого-либо дополнительных сведений.
- Хорошо, у вас есть еще что-нибудь?
- Нет.
- А у других?
Судя по выражению лица капитана, дополнительная информация вряд ли бы его обрадовала, но продолжение все-таки последовало. Некий баритон вежливо осведомился, нельзя ли внести предложение.
Другой голос из задних рядов пояснил:
- Это Текумсе Фокс, капитан.
- Я здесь как частное лицо, - быстро заговорил Фокс. - И хотел лишь предложить, чтобы вы, если сочтете нужным, попросили мистера Бека осмотреть скрипку, пока мы не разошлись. Ведь у него возникли сомнения в ее подлинности!
- Конечно, я имею это в виду.
- До нашего ухода, если не возражаете?
Капитан обратился к Феликсу Беку:
- Вы смогли бы подтвердить, что это и в самом деле скрипка Тьюсара?
- Разумеется, - ответил Бек таким тоном, как будто его попросили удостоверить, что отражение в зеркале принадлежит ему.
- Прошу всех на минуту задержаться, - сказал капитан и вошел в гримерную, закрыв за собой дверь.
Из-за двери послышались приглушенные звуки и голоса, но слов было не разобрать, затем капитан появился снова. Он прикрыл за собой дверь и обернулся к присутствующим. Кривая гримаса недовольства на его лице стала еще резче, чем несколько минут назад, когда Кох заговорил о второй записке. Капитан долгое время молча обозревал присутствующих, но когда наконец открыл рот, в его голосе звучало полное расстройство:
- Скрипки нет!
Раздались восклицания, охи, ахи. Феликс Бек бросился к двери в гримерную, но один из агентов поймал его за руку и удержал. Хор голосов возвестил, что этого не может быть, они видели ее там, и капитан уже поднимал руку, чтобы призвать всех к порядку, как в воцарившейся неразберихе появился новый персонаж. Дальняя дверь настежь открылась, и в нее влетела женщина в распахнутой норковой шубе - никого не узнающие глаза на бледном лице, накрашенные губы открыты от быстрой ходьбы. Перед ней расступились, она помчалась по образовавшемуся коридору к гримерной, но капитан преградил ей путь.
Адольф Кох кинулся к ней и резко сказал:
- Гарда, тебе не стоило…
Она вцепилась в капитана:
- Мой брат! Ян! Где он?..
Текумсе Фокс снова тихонько отступил в угол, из которого только что вышел.
Глава 3
- Не согласен, - убежденно сказал Диего Зорилла. - Совершенно не согласен. Это лучшее, что мог сделать Ян.
Мне надо было бы поступить так же, когда я потерял пальцы. А что до скрипки, я этому не верю. Если бы ее подменили, Ян непременно это заметил бы. - Он отпил из стакана, поставил его и покачал головой. - Нет, ее просто украли, и все тут. Но кто и как…
- Может быть, поделишься со мной своими соображениями, - предложил Фокс.
Они сидели в ресторане «Рустерман», покинув Карнеги-Холл около полуночи. Последние два часа, проведенные там, ничего не прояснили, если не считать отрицательного результата: скрипку Яна так и не нашли.
Не возникало, по-видимому, никакого сомнения в том, что скрипка находилась в гримерной непосредственно после того, как Ян застрелился. Каждый отрицал, что брал и даже дотрагивался до нее, но все были единодушны в том, что во время возникшей сумятицы ее легко было взять незаметно. Тщательное расследование позволило достаточно точно установить, что до прибытия капитана место происшествия покинули только трое: миссис Бриско, мистер Тилингслей и мисс Хиби Хит. Ко всем троим были отправлены агенты, чтобы допросить их, и все трое отвергли какую-либо причастность к пропаже скрипки. Правда, все были в верхней одежде, под которой легко можно было спрятать и вынести скрипку, незаметно отлучившись на несколько минут, однако обыск всего здания оказался безрезультатным.
В маленьком удобном кабинете «Рустермана» Диего объяснил Фоксу, что миссис Бриско - это та самая дама, которую Фокс назвал жердью в соболях, и ее можно с уверенностью исключить из числа возможных похитителей скрипки. Мистер Тилингслей, концертмейстер Манхэттенского симфонического оркестра, также вне подозрений. Хотя Хиби Хит, как кинозвезду, нельзя судить по обычным критериям логики и разума, все-таки маловероятно, что она украла скрипку, на приобретение которой сделала весомый вклад в виде двух тысяч пятисот долларов.
- Она тоже поклонница искусства? - спросил Фокс.
- Она поклонница Яна Тьюсара, - сказал Диего уверенно. - Ян был фигура романтическая. Он был настоящим романтиком, что и доказал сегодня. В отличие от меня. Я реалист. Когда со мной произошел несчастный случай и мне размозжило пальцы так, что их пришлось ампутировать, разве я поставил точку? Нет. Я воспользовался твоим гостеприимством и твоей добротой и несколько месяцев жил у тебя, потому что реалист должен есть. Может, еще выпьем? И вот я занимаюсь аранжировкой музыки для «Метрополитен бродкастинг компани».
- Ее слушают много людей. Как бы там ни было, у тебя все в порядке. Расскажи мне о других.
Диего продолжил рассказ. Все думали, говорил он, что Тьюсар лелеет мечту жениться на Доре Моубрей, но у Доры это не вызывало энтузиазма, а уж ее отец и вовсе был против этого брака. Когда несколько месяцев назад Лоутон Моубрей выбросился из окна своего офиса и разбился насмерть, ходили даже слухи, что к этому его последнему путешествию имел отношение Ян Тьюсар, желавший устранить препятствие на пути пламенной любви, но, на взгляд Диего, это всего-навсего капля яда с грязного языка сплетников, ибо Ян все же не был настолько романтичен. Через какое-то время Дора снова согласилась стать аккомпаниатором Яна, во-первых, потому, что Ян твердил, что иначе он вообще не сможет играть, и, во-вторых, потому что нуждалась в деньгах. Хотя Лоутон Моубрей и был исключительно удачливым менеджером, он тратил больше, чем зарабатывал, и после себя ничего, кроме долгов, приятных воспоминаний и дочери без гроша, не оставил.
Фокс спросил, а не строил ли насчет Доры Моубрей определенных планов молодой Данхэм?
Диего хрюкнул и сказал, что, как он надеется, это не так. Перри Данхэм - самонадеянный паяц, он не способен понять тонкую и искреннюю натуру прелестной маленькой Доры. Он называл ее «маленькая Дора», потому что, когда впервые увидел ее шесть лет назад, ей было всего четырнадцать и она напоминала длинноногого олененка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39