Все кончилось, медведи убиты. У нас пять тысяч фунтов мяса и четыре шкуры на выбор. Черт возьми! Отвечайте же! Скажите что-нибудь! Да можно ли от пощечины медведя… Он меня не слышит, бедняга в обмороке, нужно дать ему выпить.
Перро торопливо роется в своем мешке, вынимает оттуда флягу в плетеном футляре и вливает содержимое в рот его превосходительства.
– Льется, значит, живой, – с важным видом констатирует «эскулап».
Его превосходительство начинает глотать целительную жидкость, кашляет, чихает, делает глубокий вдох, открывает глаза, потягивается и, сев, спрашивает слабым голосом:
– А медведь?
– Вот он, – отвечает канадец, указывая пальцем на окровавленную тушу, застывшую на ковре залитых кровью сосновых иголок.
– Что произошло? Я что-то не помню.
– Что произошло? Ваш карабин ценой в две тысячи франков подвел вас как старое ржавое ружье за четыре франка десять су.
– Не может быть!
– Ну, попробуйте открыть ствол, посмотрим что вы скажете.
– Попробуйте сами, я что-то совсем разбит, – жалобно говорит наконец наш джентльмен.
Перро старается перевести затвор слева направо, но тщетно.
– Ваши железные гильзы расширились от слишком большого количества пороха и заклинили механизм. С медными гильзами этого не произошло бы
– они быстро возвращаются к первоначальному объему.
– Ну, Перро, вы мастер в ружейном деле.
– Похожее случилось пять лет назад у моего брата Андре на Аляске – его чуть не загрыз гризли. И тогда друг наш господин Алексей, русский, очень образованный, все мне объяснил. Надо разобрать ваш карабин, шомполом извлечь гильзы, заменить патроны. И потом…
– Что потом?
– Следующий раз стреляйте с более близкого расстояния и цельтесь точно в глаз – во всяком случае, когда идете на опасного зверя, способного настичь вас и растерзать. Ваш выстрел неплох для любителя, но попали вы не туда, куда надо, чтобы медведя убить наповал.
– Вы недавно говорили, что выстрел хороший, – напоминает наш джентльмен, ожидая похвалы, которая потешила бы его гордость.
– Неплохой, неплохой… Но вам еще надо тренироваться… до тех пор, пока вы с пятидесяти шагов не попадете прыгающей с ветки на ветку белке точно в голову! Вот так!
С этими словами метис мгновенно прижал к щеке свой старенький шарп и выстрелил почти не целясь.
Белки во множестве развились на соснах, грызя новые почки, любимое свое лакомство. Одна из них во время прыжка дала охотнику повод проиллюстрировать свое нравоучение.
Убитый хорошим стрелком в движении, в момент прыжка, изящный зверек тяжело упал на землю.
– Ну вот, месье, – Перро поднял за хвост белку с размозженной головой. – Я не собирался стрелять с такого расстояния, с какого стреляли вы. У каждого из моих медведей по пуле старенького шарпа в мозгу. А вот ваш второй… Надо отдать должное и зверю. Он неплохо поработал на ваших плечах, хотя и был еле жив…
– Правда, – кивнул сэр Джордж, решаясь наконец поблагодарить спасителя. – Хорошо, что вы были рядом и пришли мне на помощь.
– Бросьте, это ерунда! Поскольку я пообещал добыть бигорна, не мог же я позволить задрать вас медведю. Ну, а теперь, если позволите притронуться к вам, перевяжу ваши раны, мы, охотники, это умеем…
– Не стоят они того, – бодро ответил аристократ. – Я вполне хорошо себя чувствую и сейчас хотел бы вместе с вами разделать эти туши.
При этих словах он попытался встать, но, едва поднявшись, резко побледнел, закачался, вытянул вперед руки, и упал бы со всего маху, если бы Перро его вовремя не подхватил.
– Похоже, здорово досталось. – Канадец стал серьезным. – У медведя лапы тяжелые. Если вы не сможете вернуться в лагерь, я схожу за индейцами и они положат вас на носилки.
– Нет! Лучше побудем здесь, может, проведем тут и ночь, я хорошенько отдохну…
– Как хотите, месье. Мясо у нас есть, вода недалеко, я поджарю на костре лапы, потом скажете, как они вам понравились.
Перро соорудил для раненого постель из мха и сухих листьев и в одну секунду сделал ямку, где собирался пожарить на углях деликатес – медвежьи лапы. Затем ловко разделал тушу медведя, отделил филейную часть, не менее обширную, чем у быка, и пристроил ее над огнем.
Когда мясо было готово, посолил его, достав маленький мешочек из своего охотничьего рюкзака, подал сэру Джорджу на острие ножа один из кусков, вторым занялся сам, мгновенно с ним управился, запил хорошим глотком бренди, раскурил трубку и, поставив рядом свой старенький шарп, уселся отдыхать.
Сэр Джордж ел безо всякого аппетита, жадно пил воду, налитую канадцем в его чашку из кожи, потом растянулся на своем лесном ложе и забылся тяжелым сном.
Перро, посасывая трубку, сидел без движения, отдавшись медленному ходу времени, испытывая огромное наслаждение от созерцания леса.
Радовало ощущение безграничной свободы на бескрайних зеленых просторах, уходящих за горизонт. Невдалеке поблескивала излучина реки Фрейзер – младшей сестры величественной Маккензи. Радовали тысячи негромких звуков, так хорошо знакомых охотнику – свист ветра в сосновых ветвях; шуршание насекомых, неутомимо добывающих себе пропитание в коре величавых зеленых гигантов; гортанный, резкий клекот орла, гордо оседлавшего сухую вершину красной сосны; жалобный крик ласточки, преследуемой соколом; пронзительный призыв зимородка, летящего над долиной, сверкая своими изумрудными крыльями; глухое хлопанье крыльев голубя, непрерывное потрескивание маленькой черно-голубой сороки, верной спутницы всякого зверолова и лесоруба, вечно пристраивающейся на соседнем кусте в ожидании каких-нибудь остатков пищи…
Так, в блаженном оцепенении, за часами следуют часы, солнце садится все ниже, и сотни сов начинают жалобную перекличку, покинув дупла, где они прятались в течение дня. Птица «Стегай кнутом», названная так за то, что без устали, до пресыщения, до дрожи в голосе повторяет с фантастической отчетливостью эти четыре слога, заводит свою песню; гагара роняет в озеро низкие, зловещие болезненные стоны; козодой низко вьется над отдыхающим охотником. Опускается ночь.
Ужин почти готов. Когда Перро извлекает из самодельной духовки медвежьи лапы – любимое лакомство охотника, характерный запах жареного мяса диких животных смешивается с острым бодрящим запахом смолы.
Против всяких ожиданий раненый отказывается есть, но настойчиво просит пить.
– Немного лихорадит, – отмечает Перро, – это бывает в подобных случаях, после хорошего ночного отдыха все пройдет. Что ж, я съем обе лапы: холодные или разогретые они уже никуда не годятся.
Потом канадец готовит себе ложе, еще раз дает напиться сэру Джорджу, ставит возле него кожаную чашку с водой и, убедившись, что верный шарп с взведенным курком рядом, устраивается поудобнее на мягкой пахучей постели. Ночные птицы и звери заводят свой концерт, опускается ночь, сквозь верхушки сосен на небе зажигаются звезды. Перро засыпает.
Обычно сон охотника так же чуток, как сон животного. Он может спать как мертвый, не слыша рычания вдали хищных зверей, уханья ночных птиц, грохота бури, но сразу откроет глаза, если рядом хрустнет веточка, пробежит заяц или куница.
Перро несколько раз просыпался от стонов спящего сэра Джорджа, от его лихорадочных судорожных движений, но потом волевым усилием заставлял себя снова крепко уснуть – не лишаться же отдыха по такому пустяковому поводу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Перро торопливо роется в своем мешке, вынимает оттуда флягу в плетеном футляре и вливает содержимое в рот его превосходительства.
– Льется, значит, живой, – с важным видом констатирует «эскулап».
Его превосходительство начинает глотать целительную жидкость, кашляет, чихает, делает глубокий вдох, открывает глаза, потягивается и, сев, спрашивает слабым голосом:
– А медведь?
– Вот он, – отвечает канадец, указывая пальцем на окровавленную тушу, застывшую на ковре залитых кровью сосновых иголок.
– Что произошло? Я что-то не помню.
– Что произошло? Ваш карабин ценой в две тысячи франков подвел вас как старое ржавое ружье за четыре франка десять су.
– Не может быть!
– Ну, попробуйте открыть ствол, посмотрим что вы скажете.
– Попробуйте сами, я что-то совсем разбит, – жалобно говорит наконец наш джентльмен.
Перро старается перевести затвор слева направо, но тщетно.
– Ваши железные гильзы расширились от слишком большого количества пороха и заклинили механизм. С медными гильзами этого не произошло бы
– они быстро возвращаются к первоначальному объему.
– Ну, Перро, вы мастер в ружейном деле.
– Похожее случилось пять лет назад у моего брата Андре на Аляске – его чуть не загрыз гризли. И тогда друг наш господин Алексей, русский, очень образованный, все мне объяснил. Надо разобрать ваш карабин, шомполом извлечь гильзы, заменить патроны. И потом…
– Что потом?
– Следующий раз стреляйте с более близкого расстояния и цельтесь точно в глаз – во всяком случае, когда идете на опасного зверя, способного настичь вас и растерзать. Ваш выстрел неплох для любителя, но попали вы не туда, куда надо, чтобы медведя убить наповал.
– Вы недавно говорили, что выстрел хороший, – напоминает наш джентльмен, ожидая похвалы, которая потешила бы его гордость.
– Неплохой, неплохой… Но вам еще надо тренироваться… до тех пор, пока вы с пятидесяти шагов не попадете прыгающей с ветки на ветку белке точно в голову! Вот так!
С этими словами метис мгновенно прижал к щеке свой старенький шарп и выстрелил почти не целясь.
Белки во множестве развились на соснах, грызя новые почки, любимое свое лакомство. Одна из них во время прыжка дала охотнику повод проиллюстрировать свое нравоучение.
Убитый хорошим стрелком в движении, в момент прыжка, изящный зверек тяжело упал на землю.
– Ну вот, месье, – Перро поднял за хвост белку с размозженной головой. – Я не собирался стрелять с такого расстояния, с какого стреляли вы. У каждого из моих медведей по пуле старенького шарпа в мозгу. А вот ваш второй… Надо отдать должное и зверю. Он неплохо поработал на ваших плечах, хотя и был еле жив…
– Правда, – кивнул сэр Джордж, решаясь наконец поблагодарить спасителя. – Хорошо, что вы были рядом и пришли мне на помощь.
– Бросьте, это ерунда! Поскольку я пообещал добыть бигорна, не мог же я позволить задрать вас медведю. Ну, а теперь, если позволите притронуться к вам, перевяжу ваши раны, мы, охотники, это умеем…
– Не стоят они того, – бодро ответил аристократ. – Я вполне хорошо себя чувствую и сейчас хотел бы вместе с вами разделать эти туши.
При этих словах он попытался встать, но, едва поднявшись, резко побледнел, закачался, вытянул вперед руки, и упал бы со всего маху, если бы Перро его вовремя не подхватил.
– Похоже, здорово досталось. – Канадец стал серьезным. – У медведя лапы тяжелые. Если вы не сможете вернуться в лагерь, я схожу за индейцами и они положат вас на носилки.
– Нет! Лучше побудем здесь, может, проведем тут и ночь, я хорошенько отдохну…
– Как хотите, месье. Мясо у нас есть, вода недалеко, я поджарю на костре лапы, потом скажете, как они вам понравились.
Перро соорудил для раненого постель из мха и сухих листьев и в одну секунду сделал ямку, где собирался пожарить на углях деликатес – медвежьи лапы. Затем ловко разделал тушу медведя, отделил филейную часть, не менее обширную, чем у быка, и пристроил ее над огнем.
Когда мясо было готово, посолил его, достав маленький мешочек из своего охотничьего рюкзака, подал сэру Джорджу на острие ножа один из кусков, вторым занялся сам, мгновенно с ним управился, запил хорошим глотком бренди, раскурил трубку и, поставив рядом свой старенький шарп, уселся отдыхать.
Сэр Джордж ел безо всякого аппетита, жадно пил воду, налитую канадцем в его чашку из кожи, потом растянулся на своем лесном ложе и забылся тяжелым сном.
Перро, посасывая трубку, сидел без движения, отдавшись медленному ходу времени, испытывая огромное наслаждение от созерцания леса.
Радовало ощущение безграничной свободы на бескрайних зеленых просторах, уходящих за горизонт. Невдалеке поблескивала излучина реки Фрейзер – младшей сестры величественной Маккензи. Радовали тысячи негромких звуков, так хорошо знакомых охотнику – свист ветра в сосновых ветвях; шуршание насекомых, неутомимо добывающих себе пропитание в коре величавых зеленых гигантов; гортанный, резкий клекот орла, гордо оседлавшего сухую вершину красной сосны; жалобный крик ласточки, преследуемой соколом; пронзительный призыв зимородка, летящего над долиной, сверкая своими изумрудными крыльями; глухое хлопанье крыльев голубя, непрерывное потрескивание маленькой черно-голубой сороки, верной спутницы всякого зверолова и лесоруба, вечно пристраивающейся на соседнем кусте в ожидании каких-нибудь остатков пищи…
Так, в блаженном оцепенении, за часами следуют часы, солнце садится все ниже, и сотни сов начинают жалобную перекличку, покинув дупла, где они прятались в течение дня. Птица «Стегай кнутом», названная так за то, что без устали, до пресыщения, до дрожи в голосе повторяет с фантастической отчетливостью эти четыре слога, заводит свою песню; гагара роняет в озеро низкие, зловещие болезненные стоны; козодой низко вьется над отдыхающим охотником. Опускается ночь.
Ужин почти готов. Когда Перро извлекает из самодельной духовки медвежьи лапы – любимое лакомство охотника, характерный запах жареного мяса диких животных смешивается с острым бодрящим запахом смолы.
Против всяких ожиданий раненый отказывается есть, но настойчиво просит пить.
– Немного лихорадит, – отмечает Перро, – это бывает в подобных случаях, после хорошего ночного отдыха все пройдет. Что ж, я съем обе лапы: холодные или разогретые они уже никуда не годятся.
Потом канадец готовит себе ложе, еще раз дает напиться сэру Джорджу, ставит возле него кожаную чашку с водой и, убедившись, что верный шарп с взведенным курком рядом, устраивается поудобнее на мягкой пахучей постели. Ночные птицы и звери заводят свой концерт, опускается ночь, сквозь верхушки сосен на небе зажигаются звезды. Перро засыпает.
Обычно сон охотника так же чуток, как сон животного. Он может спать как мертвый, не слыша рычания вдали хищных зверей, уханья ночных птиц, грохота бури, но сразу откроет глаза, если рядом хрустнет веточка, пробежит заяц или куница.
Перро несколько раз просыпался от стонов спящего сэра Джорджа, от его лихорадочных судорожных движений, но потом волевым усилием заставлял себя снова крепко уснуть – не лишаться же отдыха по такому пустяковому поводу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43