различие только в темпах». И теперь, когда Гитлер пришел к власти, он считал, что сначала надо его поддерживать, пока он, двигаясь «своими темпами», не покончит с Версальским соглашением, а потом от него можно избавиться.
Точнее, рейхсвер хотел того же, чего и Гитлер, на Западе. Что же касается восточного направления, то на нем все было несколько по-другому. Ганс фон Сект умер в начале 1937 года. В день его похорон Бломберг передал Гитлеру завещание «Сфинкса», а Гитлер, согласно условию завещания, один экземпляр передал Фричу, как основному последователю покойного генерала. Ничего нового там не было: фон Сект снова просил, требовал, заклинал Гитлера не воевать с Россией, улучшить отношения с СССР, не относиться с предубеждением к советским военным и политикам.
В то время во главе рейхсвера стояли ученики Секта, которые и без указаний учителя придерживались того же мнения. В 1935 году по этому поводу имели место быть серьезные разногласия между руководством рейхсвера и Гитлером. И фюрер не просто так выкинул из армии именно Бломберга и Фрича – он избавлялся от основных сторонников взглядов Секта, которые не только не приняли бы его планов, но и – а кто их знает?! – могли им помешать.
И вот что странно: хотя «восточники» составляли основу заговора, тем не менее до робких попыток наладить связь с Москвой уже после начала Великой Отечественной войны никаких контактов в восточном направлении у них не зафиксировано. С нашей стороны также ничего не известно о каких бы то ни было контактах правительства с просоветски настроенными немецкими военными. Хотя это было бы так естественно для последователей Секта – искать поддержки не в Англии или Франции, а в СССР, стране, с которой они были связаны многолетним сотрудничеством.
Зато известно другое: до самого 1938 года, до Чехословакии, Гитлер боялся своих генералов, а генералы не очень-то с ним считались. Один небольшой пример: когда осенью 1936 года на маневры рейхсвера приехал советский «генерал» Уборевич, фюрер истерически кричал на съезде НСДАП в Нюрнберге, что его генералы «пьянствуют и водятся с коммунистическими генералами». Кричал – да! Но ведь сделать-то ничего не сделал! Уборевич благополучно провел в Германии столько времени, сколько ему было нужно, и спокойно вернулся домой.
Впрочем, это о восточных контактах заговорщиков ничего не говорится. А вот о восточных контактах немецких генералов информации более чем достаточно. Устанавливать эти контакты не было нужды. Они существовали – давние, прочные, еще со времен сотрудничества. И не замечают их по одной простой причине: уж очень они у всех на виду.
Принято считать, что контакты между Красной Армией и рейхсвером прервались после прихода к власти Гитлера. Но так ли это? В сообщениях из-за границы о германских связях «военной партии» речь в основном шла как раз о «военных», о «штабе рейхсвера». Данные о том, что Тухачевский искал выхода на германское правительство, относятся лишь к 1936 году – и это еще не факт, что он эти выходы нашел.
Да и Сталин, который был товарищем в политике понимающим, в знаменитой речи на Военном совете в июне 1937 года, рассказывая о «заговоре генералов», почему-то все время сбивался и вместо слова «вермахт»
говорил «рейхсвер» – а рейхсвер уже два года как не существовал! А то странное сообщение, исходящее от генерала Людендорфа, о политических планах военных обеих армий?
Не говоря уже о том, что идейные вожди обоих заговоров исповедовали одну и ту же концепцию идеального устройства общества. И стоит ли удивляться, что Тухачевский и его товарищи, мечтая о военно-политической диктатуре у себя, очень хотели бы опереться на такую же диктатуру в Германии?
Первые контакты Тухачевского с немцами радости ему, как известно, не принесли. Вторые начались в августе 1922 года, когда он отправился в Берлин налаживать военное сотрудничество, теперь уже совершенно в другом статусе. Соответственно, прием тоже был другим, и с тех пор он поддерживает с немцами самые теплые отношения. Уже в 1925 году Тухачевский едет на маневры рейхсвера – инкогнито, поскольку советско-германские связи в то время не афишировались. Советские военачальники приехали под видом болгар (кстати, отсюда, по всей видимости, и фамилия «Тургуев»). И с тех пор он регулярно общается с немцами, а с Нидермайером его связывает дружба.
Немцы высоко ставили Тухачевского. В августе 1928 года в СССР приехал с визитом генерал фон Бломберг, начальник штаба рейхсвера. Кроме двух «протокольных» встреч – с наркомом и начальником Штаба РККА, он пожелал встретиться лишь с двумя советскими военачальниками: Тухачевским и Блюхером, несмотря на то, что оба были всего лишь командующими округами.
Правда, человеческие качества «красного маршала» немцы оценивали по-разному. «Тухачевский, гвардии подпоручик старой армии, чрезвычайно умен и честолюбив», – писал встречавшийся с ним в марте 1928 г. полковник Миттельбергер. Другой офицер, полковник Мирчински, посчитал его попросту тщеславным и высокомерным позером. Впрочем, Тухачевского всегда оценивали настолько по-разному… он был совершенно разным в зависимости от того, насколько ему нравился собеседник.
Притворяться Михаил Николаевич категорически не умел или не желал. С самого начала он нисколько не скрывает своего отношения к рейхсверу – от искренне доброжелательного до открыто восторженного. И то верно: любитель устава, служака, брошенный волею судьбы в ту полуорганизованную массу, которой была тогда Красная Армия, просто не мог не восхищаться немцами, хотя и критиковал их жестоко за косность и приверженность устаревшим методам ведения войны.
После прихода Гитлера к власти его отношение не изменилось. В мае 1933 года, когда в СССР приехал генерал Боккельберг, во время завтрака Тухачевский пожелал Германии как можно скорее заиметь воздушный флот в составе 2 тысяч бомбовозов, чтобы выйти из затрудительной политической ситуации.
(Генерал – он и есть генерал! У него все проблемы решаются просто: бомбовоз – последний довод президентов!)
И той же весной 1933 года, когда уже оставались считанные недели до резкого похолодания отношений между двумя странами, уже чувствуя этот холод, он говорил: «Нас разлучает ваша политика, а не наши чувства, чувства дружбы Красной Армии к рейхсверу». Сказал он и еще кое-что, поважнее. На прощальном приеме Тухачевский заявил:
– Всегда думайте вот о чем: вы и мы, Германия и СССР, можем диктовать свои условия всему миру, если будем вместе.
Зато как все было иначе, когда приходилось иметь дело с французами. С немцами веселились вовсю, так что немецкий военный атташе в своих рапортах в Берлин возмущался «свинским» пьянством германских генералов на банкетах, которые организовывал для них заместитель наркома. Зато французский военный атташе нашел у него совсем иной прием. «Представление вице-комиссару обороны Тухачевскому, – писал он. – Прием корректный, но холодный. По истечении нескольких минут Тухачевский перестал поддерживать беседу».
С точностью до наоборот все было у Ворошилова и Буденного и их группы. У наркома французы нашли самый радушный прием, зато к немцам он относился куда хуже. «Мы никогда не забывали, что рейхсвер с нами „дружит“ (в душе ненавидя нас), лишь в силу создавшихся условий…» – писал он полпреду в Берлине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189
Точнее, рейхсвер хотел того же, чего и Гитлер, на Западе. Что же касается восточного направления, то на нем все было несколько по-другому. Ганс фон Сект умер в начале 1937 года. В день его похорон Бломберг передал Гитлеру завещание «Сфинкса», а Гитлер, согласно условию завещания, один экземпляр передал Фричу, как основному последователю покойного генерала. Ничего нового там не было: фон Сект снова просил, требовал, заклинал Гитлера не воевать с Россией, улучшить отношения с СССР, не относиться с предубеждением к советским военным и политикам.
В то время во главе рейхсвера стояли ученики Секта, которые и без указаний учителя придерживались того же мнения. В 1935 году по этому поводу имели место быть серьезные разногласия между руководством рейхсвера и Гитлером. И фюрер не просто так выкинул из армии именно Бломберга и Фрича – он избавлялся от основных сторонников взглядов Секта, которые не только не приняли бы его планов, но и – а кто их знает?! – могли им помешать.
И вот что странно: хотя «восточники» составляли основу заговора, тем не менее до робких попыток наладить связь с Москвой уже после начала Великой Отечественной войны никаких контактов в восточном направлении у них не зафиксировано. С нашей стороны также ничего не известно о каких бы то ни было контактах правительства с просоветски настроенными немецкими военными. Хотя это было бы так естественно для последователей Секта – искать поддержки не в Англии или Франции, а в СССР, стране, с которой они были связаны многолетним сотрудничеством.
Зато известно другое: до самого 1938 года, до Чехословакии, Гитлер боялся своих генералов, а генералы не очень-то с ним считались. Один небольшой пример: когда осенью 1936 года на маневры рейхсвера приехал советский «генерал» Уборевич, фюрер истерически кричал на съезде НСДАП в Нюрнберге, что его генералы «пьянствуют и водятся с коммунистическими генералами». Кричал – да! Но ведь сделать-то ничего не сделал! Уборевич благополучно провел в Германии столько времени, сколько ему было нужно, и спокойно вернулся домой.
Впрочем, это о восточных контактах заговорщиков ничего не говорится. А вот о восточных контактах немецких генералов информации более чем достаточно. Устанавливать эти контакты не было нужды. Они существовали – давние, прочные, еще со времен сотрудничества. И не замечают их по одной простой причине: уж очень они у всех на виду.
Принято считать, что контакты между Красной Армией и рейхсвером прервались после прихода к власти Гитлера. Но так ли это? В сообщениях из-за границы о германских связях «военной партии» речь в основном шла как раз о «военных», о «штабе рейхсвера». Данные о том, что Тухачевский искал выхода на германское правительство, относятся лишь к 1936 году – и это еще не факт, что он эти выходы нашел.
Да и Сталин, который был товарищем в политике понимающим, в знаменитой речи на Военном совете в июне 1937 года, рассказывая о «заговоре генералов», почему-то все время сбивался и вместо слова «вермахт»
говорил «рейхсвер» – а рейхсвер уже два года как не существовал! А то странное сообщение, исходящее от генерала Людендорфа, о политических планах военных обеих армий?
Не говоря уже о том, что идейные вожди обоих заговоров исповедовали одну и ту же концепцию идеального устройства общества. И стоит ли удивляться, что Тухачевский и его товарищи, мечтая о военно-политической диктатуре у себя, очень хотели бы опереться на такую же диктатуру в Германии?
Первые контакты Тухачевского с немцами радости ему, как известно, не принесли. Вторые начались в августе 1922 года, когда он отправился в Берлин налаживать военное сотрудничество, теперь уже совершенно в другом статусе. Соответственно, прием тоже был другим, и с тех пор он поддерживает с немцами самые теплые отношения. Уже в 1925 году Тухачевский едет на маневры рейхсвера – инкогнито, поскольку советско-германские связи в то время не афишировались. Советские военачальники приехали под видом болгар (кстати, отсюда, по всей видимости, и фамилия «Тургуев»). И с тех пор он регулярно общается с немцами, а с Нидермайером его связывает дружба.
Немцы высоко ставили Тухачевского. В августе 1928 года в СССР приехал с визитом генерал фон Бломберг, начальник штаба рейхсвера. Кроме двух «протокольных» встреч – с наркомом и начальником Штаба РККА, он пожелал встретиться лишь с двумя советскими военачальниками: Тухачевским и Блюхером, несмотря на то, что оба были всего лишь командующими округами.
Правда, человеческие качества «красного маршала» немцы оценивали по-разному. «Тухачевский, гвардии подпоручик старой армии, чрезвычайно умен и честолюбив», – писал встречавшийся с ним в марте 1928 г. полковник Миттельбергер. Другой офицер, полковник Мирчински, посчитал его попросту тщеславным и высокомерным позером. Впрочем, Тухачевского всегда оценивали настолько по-разному… он был совершенно разным в зависимости от того, насколько ему нравился собеседник.
Притворяться Михаил Николаевич категорически не умел или не желал. С самого начала он нисколько не скрывает своего отношения к рейхсверу – от искренне доброжелательного до открыто восторженного. И то верно: любитель устава, служака, брошенный волею судьбы в ту полуорганизованную массу, которой была тогда Красная Армия, просто не мог не восхищаться немцами, хотя и критиковал их жестоко за косность и приверженность устаревшим методам ведения войны.
После прихода Гитлера к власти его отношение не изменилось. В мае 1933 года, когда в СССР приехал генерал Боккельберг, во время завтрака Тухачевский пожелал Германии как можно скорее заиметь воздушный флот в составе 2 тысяч бомбовозов, чтобы выйти из затрудительной политической ситуации.
(Генерал – он и есть генерал! У него все проблемы решаются просто: бомбовоз – последний довод президентов!)
И той же весной 1933 года, когда уже оставались считанные недели до резкого похолодания отношений между двумя странами, уже чувствуя этот холод, он говорил: «Нас разлучает ваша политика, а не наши чувства, чувства дружбы Красной Армии к рейхсверу». Сказал он и еще кое-что, поважнее. На прощальном приеме Тухачевский заявил:
– Всегда думайте вот о чем: вы и мы, Германия и СССР, можем диктовать свои условия всему миру, если будем вместе.
Зато как все было иначе, когда приходилось иметь дело с французами. С немцами веселились вовсю, так что немецкий военный атташе в своих рапортах в Берлин возмущался «свинским» пьянством германских генералов на банкетах, которые организовывал для них заместитель наркома. Зато французский военный атташе нашел у него совсем иной прием. «Представление вице-комиссару обороны Тухачевскому, – писал он. – Прием корректный, но холодный. По истечении нескольких минут Тухачевский перестал поддерживать беседу».
С точностью до наоборот все было у Ворошилова и Буденного и их группы. У наркома французы нашли самый радушный прием, зато к немцам он относился куда хуже. «Мы никогда не забывали, что рейхсвер с нами „дружит“ (в душе ненавидя нас), лишь в силу создавшихся условий…» – писал он полпреду в Берлине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189