Может, нынче обойдется без кошмаров?
Андрей забылся. И тогда пошло наплывать одно на другое, из далекого и недавнего, все путаное. И опять этот черный бык. Накренил башку, глаз красный, кровяной… Нахал был неукротим, вся деревня боялась. Андрюха Желябов взял вилы да и пошел прямиком. И бык дрогнул, побежал, взбрыкивая и крутя хвостом, мимо обомлевших мужиков и баб… Но отчего руки как бревна? И куда делись вилы? А бык надвигается все ближе, ближе. И кровяной глаз - сама ярость - огромен.
Глава 3 СЫРНАЯ ЛАВКА
Над полуподвалом дома графа Менгдена (угол Малой Садовой и Невского) морозным днем, когда вокруг будто дымилось и покрякивало, прибили новехонькую вывеску с грубо вызолоченной надписью:
СКЛАД РУССКИХ СЫРОВ Е.КОБОЗЕВА.
Тот, чье имя отныне красовалось в центре Петербурга, вышел из магазина в наброшенном на плечи романовском полушубке и, оглаживая огненную бороду, полюбовался вывеской.
Воротившись в лавку, Кобозев оглядел сырное заведение. Тут было все, чему и полагалось быть: полки, заставленные товаром, безмен, бочки, весы, кожаный фартук, ножи. В углу, под иконкой Георгия-победоносца, звездилась лампадка. На стене в рамке под стеклом - казенная бумага с гербовой маркой: городская управа дозволяет Кобозеву производить торговлю сырами.
Лавка как лавка. Однако открытие ее озлило соседских торговцев. Еще в декабре, когда Кобозев только приценялся к полуподвалу и рядился с управляющим графским домом Петерсеном, еще тогда Евдокима Ермолаича пробовали отвадить от этой затеи. Торговцы уверяли Медного - так они окрестили рыжебородого Кобозева, - что сырная торговлишка на Малой Садовой барыша нипочем не даст. «Да отчего, господа?» - не верил Медный. И господа толковали: «А то как же? Здесь же, на Садовой, торгует сырами и вот он, Борис Иваныч, да и вот он, Савел Никандрыч. Кой же тебе-то прок встревать? У них, ясное дело, и покупатель свой, привычный, и все такое…» Но рыжий только хитровато щурился. И вот - пожалте: и вывеска и звонок на дверях, а в нос так и шибает острым духом.
В первый же день к Кобозеву наведался Борис Иванович Новиков. Его встретила хозяйка, молодая, с ямочками на щеках, с челкой на лбу. Низко поклонилась, улыбнулась приветно. «Ишь, стервь, играет!» - подумал Новиков, стряхивая снег с барашковой шапки. Прогудел:
- Сам-то?
- Дома, дома, - отвечала баба, оправляя передник и оглядываясь на дверь, которая вела в жилую комнату. - Пожалуйте.
Вышел Кобозев в васильковой ситцевой рубахе, в черной жилетке. Сиял, рыжий черт.
- А-а, Борис Иваныч, милости просим.
В комнате, оклеенной дешевыми обоями, стоял проваленный турецкий диванчик, рукомойник, стол. Топилась печка. На железном листе у печки спал кот.
- Под масть, - баском сказал Новиков, тыча толстым пальцем на кота и косясь на кобозевскую бороду.
- Рыжий да седой - самый народ дорогой, - весело отбрил Кобозев.
- Рыжий да красный - человек опасный, - буркнул Новиков.
Кобозев рассмеялся, подпихнул Новикова к столу:
- Э, чего там, сосед… Сделай милость, закуси чем бог послал. Нонче день-то какой? Во, во - Ивана-бражника!
Баба собрала на стол, поставила полуштоф очищенной - «монаха», как говорили в простонародье; сама смирно присела в сторонке, сложив руки на животе.
Новиков рюмку держал, отставляя мизинец. Выпив, нюхнул корочку. Кобозев хрупал дробным соленым огурчиком.
- Ну-с, как, Евдоким? - справился Новиков, нарочито не называя Кобозева по отчеству и тем подчеркивая, что недавний мужик не чета ему, столичному торговцу.
Недавний мужик без обиды ответствовал:
- Да как, Борис Иваныч? Никак, можно сказать. Ведь только впрягся.
- М-да, тяжеленько тебе, брат, придется, ох и тяжеленько.
- С помощью божьей, вашим добрым советом, Борис Иваныч.
Пили не торопясь, беседовали. Баба глуповато улыбалась. Кот у печки проснулся, посмотрел на гостя и зевнул.
- Ну-с. мне пора.
- Что так, вскоростях-то?
- Дела. В лабазы к Коненкову надо. Желаю здравствовать. - Новиков надел шапку, сказал: - Отрежь-ка полфунтика. Отведаю, чем торгуешь.
- Сделайте одолжение, - обрадовался Кобозев. - С полным удовольствием!
«Неловко режет, - заметил про себя Новиков. - Да и куда более полфунта хватил». И, пряча ухмылку, вышел из лавки.
У ворот скучал старший дворник Павел. Осклабился:
- От кокурента?
- Какое там - неуч, - небрежно определил Новиков. - И весить-то не умеет, дурак. В трубу вылетит как пить дать.
* * *
Царь, направляясь в Михайловский манеж на смотры гвардейских частей, нередко езживал Малой Садовой. Из полуподвала решили рыть подземную галерею, затолкать в нее мину. Словом, тут обещала повториться сухоруковская история.
За месяц до устройства лавки в доме Менгдена побывал Желябов. Во дворе шла какая-то строительная кутерьма, полуподвал штукатурили. Желябов осмотрел помещение, покалякал с управляющим Петерсеном. потом сообщил Исполнительному комитету, что полуподвал ни к черту не годится.
Желябов не верил минам: Москва, Александровск, Зимний показали их ненадежность. «Надо метательными снарядами, - убеждал Желябов. - Выследить и забросать бомбами».
Исполнительный комитет сперва не соглашался с Андреем. Затем положил: готовить и галерею, и бомбы. «Ну теперь-то уж мы с ним покончим, - сказал тогда Желябов. - А если сорвется, прыгну в карету, заколю кинжалом».
Богданович и Аннушка Якимова, бывшая хозяйка динамитной мастерской, затворялись поздним вечером.
Улицы стихали, прохожих становилось все меньше, дома слепли. У фасада менгденовского дома прохаживался дворник. Под тяжелым тулупом чесалась спина. Павел ежился, зевая, крестил рот. «Вона и Кобозевы полегли, - думал он, бросив взгляд на полуподвальное окно, - пора и мне в теплынь».
Павел шел в дворницкую, будил сменщиков. Те - оба Никифора, оба круглорожие и заспанные - напяливали тулупы и, сопя, выкатывались на мороз. Однако, не в пример старшому, Никифоры, потоптавшись с полчасика, забирались в подъезд, закладывали засов, и, привалившись друг к дружке на лестничной площадке, подремывали, изредка вздрагивая, как лошади в ночном.
Тем временем в «Склад русских сыров Е. Кобозева» сходились землекопы. Шли осторожно, стараясь ступать на носки, и оттого, если смотреть сзади, фигуры их то удлинялись, то укорачивались. Звонок, замотанный тряпицей, молчал, в лавку тихонько проскальзывали Желябов и Колоткевич, флотский лейтенант Суханов, Денис Волошин… Приходил и Тригони, старый товарищ Желябова недавно явился из Одессы.
Труднее всего оказалось пробить каменную стену. Долбили, буравили неделю кряду, наконец бурава мягко провернулись в грунте.
Кобозев выгонял «гостей» до рассвета. Ворчал:
- Полюбуйтесь-ка на себя: краше в гроб кладут… Вам спать пора, а нам с Аннушкой еще полы мыть да день-деньской: «Чего изволите?»
Как и предрекали соседи, дела у Медного шли не густо. Борис Иваныч все ждал, когда настырный Кобозев пойдет христарадничать, и злобного любопытства ради наведывался раза по два на неделе. «Образуется», - с неизменным благодушием отвечал Кобозев. И приглашал распить бутылочку.
Выпивка выпивкой, а Новиков-то был дока по торговой части, и мучили его сомнения: как, мол, так - сопля, лапоть эдакий, а концы с концами сводит? На какие только шиши закупает товар да аккуратно за помещение сотенную выкладывает? Нечисто, ей-ей. Али Медный подставной, за ним богатый купчина, замысливший разорить других, али черт знает что… И, выходя от Кобозевых, встречая старшого дворника, недоуменно хмурился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Андрей забылся. И тогда пошло наплывать одно на другое, из далекого и недавнего, все путаное. И опять этот черный бык. Накренил башку, глаз красный, кровяной… Нахал был неукротим, вся деревня боялась. Андрюха Желябов взял вилы да и пошел прямиком. И бык дрогнул, побежал, взбрыкивая и крутя хвостом, мимо обомлевших мужиков и баб… Но отчего руки как бревна? И куда делись вилы? А бык надвигается все ближе, ближе. И кровяной глаз - сама ярость - огромен.
Глава 3 СЫРНАЯ ЛАВКА
Над полуподвалом дома графа Менгдена (угол Малой Садовой и Невского) морозным днем, когда вокруг будто дымилось и покрякивало, прибили новехонькую вывеску с грубо вызолоченной надписью:
СКЛАД РУССКИХ СЫРОВ Е.КОБОЗЕВА.
Тот, чье имя отныне красовалось в центре Петербурга, вышел из магазина в наброшенном на плечи романовском полушубке и, оглаживая огненную бороду, полюбовался вывеской.
Воротившись в лавку, Кобозев оглядел сырное заведение. Тут было все, чему и полагалось быть: полки, заставленные товаром, безмен, бочки, весы, кожаный фартук, ножи. В углу, под иконкой Георгия-победоносца, звездилась лампадка. На стене в рамке под стеклом - казенная бумага с гербовой маркой: городская управа дозволяет Кобозеву производить торговлю сырами.
Лавка как лавка. Однако открытие ее озлило соседских торговцев. Еще в декабре, когда Кобозев только приценялся к полуподвалу и рядился с управляющим графским домом Петерсеном, еще тогда Евдокима Ермолаича пробовали отвадить от этой затеи. Торговцы уверяли Медного - так они окрестили рыжебородого Кобозева, - что сырная торговлишка на Малой Садовой барыша нипочем не даст. «Да отчего, господа?» - не верил Медный. И господа толковали: «А то как же? Здесь же, на Садовой, торгует сырами и вот он, Борис Иваныч, да и вот он, Савел Никандрыч. Кой же тебе-то прок встревать? У них, ясное дело, и покупатель свой, привычный, и все такое…» Но рыжий только хитровато щурился. И вот - пожалте: и вывеска и звонок на дверях, а в нос так и шибает острым духом.
В первый же день к Кобозеву наведался Борис Иванович Новиков. Его встретила хозяйка, молодая, с ямочками на щеках, с челкой на лбу. Низко поклонилась, улыбнулась приветно. «Ишь, стервь, играет!» - подумал Новиков, стряхивая снег с барашковой шапки. Прогудел:
- Сам-то?
- Дома, дома, - отвечала баба, оправляя передник и оглядываясь на дверь, которая вела в жилую комнату. - Пожалуйте.
Вышел Кобозев в васильковой ситцевой рубахе, в черной жилетке. Сиял, рыжий черт.
- А-а, Борис Иваныч, милости просим.
В комнате, оклеенной дешевыми обоями, стоял проваленный турецкий диванчик, рукомойник, стол. Топилась печка. На железном листе у печки спал кот.
- Под масть, - баском сказал Новиков, тыча толстым пальцем на кота и косясь на кобозевскую бороду.
- Рыжий да седой - самый народ дорогой, - весело отбрил Кобозев.
- Рыжий да красный - человек опасный, - буркнул Новиков.
Кобозев рассмеялся, подпихнул Новикова к столу:
- Э, чего там, сосед… Сделай милость, закуси чем бог послал. Нонче день-то какой? Во, во - Ивана-бражника!
Баба собрала на стол, поставила полуштоф очищенной - «монаха», как говорили в простонародье; сама смирно присела в сторонке, сложив руки на животе.
Новиков рюмку держал, отставляя мизинец. Выпив, нюхнул корочку. Кобозев хрупал дробным соленым огурчиком.
- Ну-с, как, Евдоким? - справился Новиков, нарочито не называя Кобозева по отчеству и тем подчеркивая, что недавний мужик не чета ему, столичному торговцу.
Недавний мужик без обиды ответствовал:
- Да как, Борис Иваныч? Никак, можно сказать. Ведь только впрягся.
- М-да, тяжеленько тебе, брат, придется, ох и тяжеленько.
- С помощью божьей, вашим добрым советом, Борис Иваныч.
Пили не торопясь, беседовали. Баба глуповато улыбалась. Кот у печки проснулся, посмотрел на гостя и зевнул.
- Ну-с. мне пора.
- Что так, вскоростях-то?
- Дела. В лабазы к Коненкову надо. Желаю здравствовать. - Новиков надел шапку, сказал: - Отрежь-ка полфунтика. Отведаю, чем торгуешь.
- Сделайте одолжение, - обрадовался Кобозев. - С полным удовольствием!
«Неловко режет, - заметил про себя Новиков. - Да и куда более полфунта хватил». И, пряча ухмылку, вышел из лавки.
У ворот скучал старший дворник Павел. Осклабился:
- От кокурента?
- Какое там - неуч, - небрежно определил Новиков. - И весить-то не умеет, дурак. В трубу вылетит как пить дать.
* * *
Царь, направляясь в Михайловский манеж на смотры гвардейских частей, нередко езживал Малой Садовой. Из полуподвала решили рыть подземную галерею, затолкать в нее мину. Словом, тут обещала повториться сухоруковская история.
За месяц до устройства лавки в доме Менгдена побывал Желябов. Во дворе шла какая-то строительная кутерьма, полуподвал штукатурили. Желябов осмотрел помещение, покалякал с управляющим Петерсеном. потом сообщил Исполнительному комитету, что полуподвал ни к черту не годится.
Желябов не верил минам: Москва, Александровск, Зимний показали их ненадежность. «Надо метательными снарядами, - убеждал Желябов. - Выследить и забросать бомбами».
Исполнительный комитет сперва не соглашался с Андреем. Затем положил: готовить и галерею, и бомбы. «Ну теперь-то уж мы с ним покончим, - сказал тогда Желябов. - А если сорвется, прыгну в карету, заколю кинжалом».
Богданович и Аннушка Якимова, бывшая хозяйка динамитной мастерской, затворялись поздним вечером.
Улицы стихали, прохожих становилось все меньше, дома слепли. У фасада менгденовского дома прохаживался дворник. Под тяжелым тулупом чесалась спина. Павел ежился, зевая, крестил рот. «Вона и Кобозевы полегли, - думал он, бросив взгляд на полуподвальное окно, - пора и мне в теплынь».
Павел шел в дворницкую, будил сменщиков. Те - оба Никифора, оба круглорожие и заспанные - напяливали тулупы и, сопя, выкатывались на мороз. Однако, не в пример старшому, Никифоры, потоптавшись с полчасика, забирались в подъезд, закладывали засов, и, привалившись друг к дружке на лестничной площадке, подремывали, изредка вздрагивая, как лошади в ночном.
Тем временем в «Склад русских сыров Е. Кобозева» сходились землекопы. Шли осторожно, стараясь ступать на носки, и оттого, если смотреть сзади, фигуры их то удлинялись, то укорачивались. Звонок, замотанный тряпицей, молчал, в лавку тихонько проскальзывали Желябов и Колоткевич, флотский лейтенант Суханов, Денис Волошин… Приходил и Тригони, старый товарищ Желябова недавно явился из Одессы.
Труднее всего оказалось пробить каменную стену. Долбили, буравили неделю кряду, наконец бурава мягко провернулись в грунте.
Кобозев выгонял «гостей» до рассвета. Ворчал:
- Полюбуйтесь-ка на себя: краше в гроб кладут… Вам спать пора, а нам с Аннушкой еще полы мыть да день-деньской: «Чего изволите?»
Как и предрекали соседи, дела у Медного шли не густо. Борис Иваныч все ждал, когда настырный Кобозев пойдет христарадничать, и злобного любопытства ради наведывался раза по два на неделе. «Образуется», - с неизменным благодушием отвечал Кобозев. И приглашал распить бутылочку.
Выпивка выпивкой, а Новиков-то был дока по торговой части, и мучили его сомнения: как, мол, так - сопля, лапоть эдакий, а концы с концами сводит? На какие только шиши закупает товар да аккуратно за помещение сотенную выкладывает? Нечисто, ей-ей. Али Медный подставной, за ним богатый купчина, замысливший разорить других, али черт знает что… И, выходя от Кобозевых, встречая старшого дворника, недоуменно хмурился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85