Я, казалось, постоянно занимал его мысли. Он сверкал на меня глазами, в которых горела неподдельная злоба, и при любой возможности старался поднять меня на смех и очернить. Сообщения неизменно замалчивались, и у клиентов создавалось впечатление, что я некомпетентен и меня держат на службе просто из семейной благотворительности. Время от времени звонившие по телефону отказывались иметь дело со мной, говоря, что им нужен Джон, а однажды звонивший сказал прямо:
— Это вы тот плейбой, которого проталкивают наверх, обходя людей с головой?
Джон усиливал нажим, и его можно было понять: наверное, на его месте я и сам потерял бы стыд. Гордон ничего не предпринимал, чтобы обуздать набирающую ход кампанию ненависти, а Алек находил все это забавным. Я чуть не вывихнул мозги, пытаясь найти выход из ситуации, и решил просто больше работать. Я понимал, что Джону очень трудно будет подтвердить свои голословные утверждения.
Агрессию излучало даже его мускулистое тело, на котором странно смотрелся цивильный костюм. Он был среднего роста, стриг свои жесткие рыжеватые волосы очень коротко, так что они щетинились над воротником; говорил громким голосом, будучи, видимо, уверен, что напором можно заменить авторитет; это могло бы сойти в школьном спортзале или на казарменном плацу, но плохо выходило на мягких коврах офиса.
Он пришел в банковское дело, пройдя школу бизнеса и научившись высоко себя ценить и довольно неплохо работать. Я иногда думал, что он мог бы стать отличным экспортным коммивояжером, но не к такой жизни он стремился.
Алек говорил, что Джон ловит кайф, объявляя хорошеньким девушкам: «Я банкир», и под их восхищенными взглядами вырастает в собственных глазах.
Нет, все-таки Алек был злоязычным человеком. Стрелы его жалили весьма ощутимо.
И вот наступил октябрьский день, когда надо мной почти одновременно разразились три урагана. Позвонил мультипликатор; в Сити с грохотом приземлилось «Что Происходит Там, Где Не Должно Происходить»; и, наконец, на «Эктрин» обрушился с инспекторским обходом дядюшка Фредди.
Поначалу эти три события небыли связаны, но под конец дня теснейшим образом переплелись.
Мультипликатор понесся с места в карьер. Я слушал его с оборвавшимся сердцем.
— Я нанял сверх сметы трех художников, и мне нужно еще пять, — говорил он. — Десять — это слишком мало. Я составляю смету дополнительной ссуды на их зарплату.
— Погодите, — сказал я.
Он без запинки продолжал:
— Еще мне, разумеется, понадобится больше места, но с этим, к счастью, проблем не будет, у нас тут под боком пустующий склад. Я подписал договор на аренду и предупредил, что вы выплатите аванс, и, конечно, еще мебель, материалы...
— Остановитесь, — встревоженно сказал я. — Вы не можете.
— Что? Чего я не могу? — Ей-Богу, он был сбит с толку.
— Вы не можете просто продолжать брать взаймы. У вас есть лимит. Вы не можете его превышать. Слушайте, ради всего святого, приезжайте сейчас же сюда, и мы посмотрим, что еще можно отменить.
— Но вы говорили, — его голос поскучнел, — что хотели бы финансировать дальнейшее расширение. Это я и делаю. Расширяюсь.
Я лихорадочно думал, что заработаю шрамы от порки на всю жизнь, как только Генри услышит. Боже мой...
— Слушайте, — не унимался мультипликатор, — мы тут работали как черти и полностью закончили один фильм. Двадцать минут, с музыкой, со звуковыми эффектами, со всякой фигней, титры там и прочее. А еще вчерне сработали три штуки, пока без музыки, без финтифлюшек, но приличные... и я их продал.
— Вы — что?
— Продал их. — Он возбужденно засмеялся. — Тут все законно, не сомневайтесь! Этот агент, которого вы ко мне приставили, он заверил продажу и контракт. Мне только подписать оставалось. Эта фирма прямо вцепилась в них! И я буду получать внушительный авторский процент — пожизненный. Широкое мировое распространение, вот что они говорили. И что Би-би-си их возьмет, говорили. Но мы, начиная с этого момента, должны выпускать двадцать фильмов в год, а не семь, как я намечал. Двадцать! И если публике они понравятся, это только начало. Черт его дери, самому не верится! Но чтобы делать двадцать одновременно, мне нужна куча денег. Верно? То есть... я так был уверен...
— Да, — слабо выговорил я. — Все правильно. Привезите контракт, когда подпишете, и новые рисунки, и мы обсудим наши дела.
— Спасибо, — сказал он. — Спасибо, Тим Эктрин. Боже благослови ваш драгоценный банк. Я обессиленно уронил трубку и потер лоб.
— Проблемы? — спросил наблюдавший Гордон.
— Да нет, не совсем... — Возбужденный смешок, которым я заразился от мультипликатора, щекотал мне горло. — Я поставил на победителя. Похоже, я вообще поставил на вулкан. — Не удержавшись, я наконец расхохотался. С вами когда-нибудь бывало такое?
— О да, — кивнул Гордон. — Конечно.
Я рассказал ему про мультипликатора и показал первоначальную стопку рисунков, которые так и лежали в моем столе. Когда Гордон их просмотрел, он рассмеялся.
— Была ли эта заявка у меня на столе, — он наморщил лоб, вспоминая, — как раз перед тем, как я ушел?
Я стал соображать.
— Да, кажется, была.
Он кивнул.
— Я решил отказать.
— Почему?
— Гм. Он ведь очень молод, или что-то еще такое...
— Талант — свойство врожденное.
Гордон скользнул по мне коротким оценивающим взглядом и вернул рисунки.
— Что ж, — сказал он. — Желаю ему успеха.
Известие о том, что дядюшку Фредди заметили в здании банка, мигом разнеслось по всем отделам и заставило выпрямиться многие расхлябанные хребты. Дядюшка Фредди был знаменит тем, что извергал убийственно меткие суждения о людях в их присутствии, и не я один находил, что банк становится гораздо спокойнее (и гораздо самодовольнее), когда он ретируется.
Он был известен как «мистер Фред» в отличие от «мистера Марка» (деда) и «мистера Поля», Основателя. Никто и никогда не звал меня «мистер Тим»: знак изменившихся времен. Следуя установившемуся порядку, дядюшка Фредди проводил утро во Внешних Вложениях, где проработал всю жизнь. После ленча он заворачивают в зал заседаний, из вежливости просовывал голову в Ценные Бумаги и заканчивал марш-броском через Банковские Операции. По пути, руководствуясь внутренним телепатическим чутьем, он узнавал, что творится в коллективном разуме банка, и безошибочно ощущал, откуда дует ветер.
Он был в банке, когда там взорвалась «Что Происходит...».
Алек по обыкновению выскользнул к местному ларьку, как раз когда доставили свежие газеты, и вернулся с шестью экземплярами, которые банк официально выписывал. Никто в Сити не мог позволить себе не знать про то, Что Происходит у них под носом.
Алек разносил подписные экземпляры по одному на каждый этаж, а наш придерживал у себя, чтобы прочитать первым, заявляя, что заработал чаевые.
— Твой дядя, — доложил он по возвращении, — закидывает дерьмом беднягу Теда Лорримера из Инвестиций за то, что тот прошляпил с продажей «Уинклер Консолидэйтед», когда даже косоглазый бабуин сообразит, что они по уши завязли в центральноамериканских махинациях, а голова, торчащая не оттуда, так и просится, чтоб ее оттяпали.
Гордон негромко фыркнул в стенографический отчет. Алек сел за свой стол и развернул газету. Нормальная жизнь офиса продолжалась где-то минут пять, а потом Алек подскочил на стуле, точно его шилом кольнули.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76