.. пять миллионов фунтов станут причиной дорожного происшествия.
— Свернем сюда, — сказал я, указывая влево. С той стороны с грохотом вынырнул мотоциклист, на лицо надвинут черный козырек, едет слишком быстро, чтобы затормозить.
Джинни резко мотнула головой.
— Папа и Найджел поедут по дороге. Но тут есть грунтовая тропа... Она махнула рукой наискось через трассу. — Он может просто наткнуться на нее. А там немного в гору, и даже если он не пойдет туда, так мы по крайней мере увидим его оттуда... оттуда видна дорога... Я там часто езжу. — Не договорив, она опять бросилась бежать, а я старался держаться за ней. Ее лицо исказилось от напряжения, и я столько же сочувствовал ей, сколько боялся за лошадь. Сэнд-Кастл был застрахован — я самолично проверил полис, — но престиж Оливера Нолеса нет. Побег и гибель первого высококлассного жеребца, появившегося на его попечении, вряд ли послужит рекламой его будущему бизнесу.
Грунтовая тропа была грязная, разъезженная и скользкая от недавнего дождя. Еще на ней было великое множество следов лошадиных копыт, одни свежие, другие старые и перекрытые поверх. На бегу я указал на них Джинни и спросил, задыхаясь, может ли она узнать среди них следы Сэнд-Кастла.
— Ох! — Она внезапно остановилась на полном ходу. — Да. Конечно.
Он Не подкован. Кузнец вчера приходил. Папа сказал... — Она с сомнением рассматривала землю. — ...Он пока оставит его без подков, потому что собирается сделать под них кожаные вкладыши... Я не прислушивалась. — Она показала пальцем. — Наверное, это он. Вот эти новые отпечатки... похоже на его следы, правда. — Она вновь бросилась бежать по тропе, теперь подстегиваемая надеждой так же, как ужасом, ладненькая в джинсах, свитере и ботинках для верховой езды, после всего этого принудительного бега трусцой.
Я бежал позади нее, думая, что грязь все равно легко отмоется с ботинок, носков и штанин. Дорога резко пошла в гору и стала сужаться, теснимая нагими колючими кустами; путаница отпечатков копыт безжалостно вела все дальше и дальше.
— Пожалуйста, будь там, — молила Джинни, — ну пожалуйста, будь там. — Ее ноги неутомимо двигались, как поршни, на лице застыло страдание.
— Ой, пожалуйста... пожалуйста...
Муки юности, подумал я. Такие настоящие, такие всепоглощающие... такие памятные. Тропа обогнула кусты и внезапно вынырнула на поляну, где по сторонам расквашенной колеи росла трава; и там стоял Сэнд-Кастл, вскинув голову, трепетными ноздрями втягивая ветер; коричневое с черным животное, олицетворение силы, и красоты, и величия.
Джинни враз замерла и неистово вцепилась в мою руку.
— Не двигайтесь, — прошептала она. — Я сама. Стойте здесь. Не шевелитесь. Пожалуйста, не шевелитесь.
Я послушно кивнул, подчиняясь ее опыту. По виду жеребца было ясно, что он сорвется с места от легчайшего неосторожного движения. Его бока мелко дрожали, ноги напряженно застыли, хвост беспокойно дергался вверх и вниз. Он перепуган, внезапно понял я. Он здесь не дома, растерян, не знает, куда бежать. Он никогда раньше не был на свободе, но его инстинкты еще дики, еще противятся поимке. Лошади никогда по-настоящему не бывают укрощены, они только приучаются к неволе.
Джинни направилась к нему, нарочно напевая вполголоса и держа руки ладонями кверху, предлагающим жестом, хотя ей нечего было предложить.
— Ко мне, мальчик мой, — приговаривала она. — Иди ко мне, хороший мальчик, все хорошо, иди сюда.
Конь наблюдал за ней, как будто никогда до этого не видел человека; его тело неуловимо вздрагивало от страха. Веревка свисала с его ошейника, ее свободный конец свернулся на земле; и я задумался, сможет ли Джинни удержать жеребца, если поймает, когда Ленни со всей своей силой его не удержал.
Джинни была уже в шаге от лошадиных ноздрей, протягивая раскрытую левую руку и медленно пододвигая правую ему под челюсть, добираясь до самого ошейника, а не до веревки; ее голос превратился в успокаивающее мурлыканье, и мои напряженные мышцы стали расслабляться.
В последнюю секунду Сэнд-Кастл свел все на нет. Он пронзительно взвизгнул, крутанулся, свалив Джинни на колени, сделал два скачка к густой полосе кустарника, вновь развернулся, прижал уши и, взяв с места в карьер, поскакал ко мне. За мной лежала открытая тропа, вниз по склону холма, назад к мясорубке большой дороги.
Боковым зрением я видел, как Джинни с безумным усилием старается подняться на ноги. Не думая особенно ни о чем, только, может быть, помня, что означает эта лошадь для ее семьи, я, вместо того чтобы отскочить, прыгнул навстречу жеребцу, попытался схватить его за ошейник, промахнулся и вцепился в веревку.
Он едва не вырвал мне руки из суставов и содрал всю кожу с ладоней.
Он рывком опрокинул меня в грязь и втоптал в нее мои ноги. Я все равно обеими руками прирос к веревке, ударился о его плечо и колено и скорее с помощью веса, чем умения, оттянул его с тропы в кусты.
Фактически кусты сработали как якорь. Он не смог бы протащить меня через них, даже если бы я не тянул за веревку; а я неуклюже пытался зацепить ее за ветви потолще, чтобы выиграть в силе, и что-то у меня получалось. Сэнд-Кастл остановился посреди кустов, раздраженно приняв неизбежное, беспокойно дергая головой, дрожа, но больше не пытаясь удариться в паническое бегство. Из-за поворота тропы выбежала Джинни, и вид у нее был, если это возможно, еще более обезумевший. Когда она увидела меня, то споткнулась, чуть не упала и бросилась ко мне, не сдержав крик.
— Господи, какое счастье, какое счастье, как же вы могли, он ведь мог убить, не надо было этого делать, спасибо, какое счастье... дорогой вы мой. — Она без сил опустилась рядом со мной и, как ребенок, утерла глаза и нос о мой рукав.
— Ну, — практично сказал я, — и что нам с ним теперь делать?
После обсуждения мы решили, что я с Сэнд-Кастлом останусь тут, а Джинни пойдет и найдет Найджела или своего отца. Ни я, ни она не были столь самонадеянны, чтобы вести нашу находку домой без подкрепления.
Когда она ушла, я составил опись повреждений. Что касается испорченной одежды, это отстирается, а кожа — до свадьбы заживет. Ноги мои хотя и покрылись синяками, но действовали, никаких переломов, ничего страшного. Я скомкал носовой платок и зажал его в правой ладони, которая слегка кровоточила, и подумал, что привычка бросаться на всяких сбежавших жеребцов и мальчишек с ножами когда-нибудь может выйти мне боком.
Оливер, Джинни, Найджел и Ленни всей толпой подъехали в «Лендровере»; мотор скрежетал, и колеса буксовали в грязи. Сэнд-Кастл, к их явному облегчению, был после проверки объявлен здоровым, и Оливер сурово сказал мне, что «никто, никогда, повторяю, никогда не должен пытаться останавливать взбесившуюся лошадь таким манером».
— Виноват, — сказал я.
— Вы могли погибнуть.
— Так и Джинни сказала.
— Неужели вам это не пришло в голову? — почти со злостью крикнул он; сказались последствия испуга. — Вы не подумали?
— Нет, — искренне сказал я. — Я просто сделал.
— Никогда больше так не делайте, — сказал он. — И спасибо. — Он остановился, проглотил невысказанное и попытался неловко пошутить:
— Спасибо, что позаботились о моем капиталовложении.
Ленни с Найджелом принесли уздечку с удилами, а также жуткого вида подгубную цепь; все это хозяйство надели на жеребца, и плененный (хоть и не усмиренный) беглец был отведен домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Свернем сюда, — сказал я, указывая влево. С той стороны с грохотом вынырнул мотоциклист, на лицо надвинут черный козырек, едет слишком быстро, чтобы затормозить.
Джинни резко мотнула головой.
— Папа и Найджел поедут по дороге. Но тут есть грунтовая тропа... Она махнула рукой наискось через трассу. — Он может просто наткнуться на нее. А там немного в гору, и даже если он не пойдет туда, так мы по крайней мере увидим его оттуда... оттуда видна дорога... Я там часто езжу. — Не договорив, она опять бросилась бежать, а я старался держаться за ней. Ее лицо исказилось от напряжения, и я столько же сочувствовал ей, сколько боялся за лошадь. Сэнд-Кастл был застрахован — я самолично проверил полис, — но престиж Оливера Нолеса нет. Побег и гибель первого высококлассного жеребца, появившегося на его попечении, вряд ли послужит рекламой его будущему бизнесу.
Грунтовая тропа была грязная, разъезженная и скользкая от недавнего дождя. Еще на ней было великое множество следов лошадиных копыт, одни свежие, другие старые и перекрытые поверх. На бегу я указал на них Джинни и спросил, задыхаясь, может ли она узнать среди них следы Сэнд-Кастла.
— Ох! — Она внезапно остановилась на полном ходу. — Да. Конечно.
Он Не подкован. Кузнец вчера приходил. Папа сказал... — Она с сомнением рассматривала землю. — ...Он пока оставит его без подков, потому что собирается сделать под них кожаные вкладыши... Я не прислушивалась. — Она показала пальцем. — Наверное, это он. Вот эти новые отпечатки... похоже на его следы, правда. — Она вновь бросилась бежать по тропе, теперь подстегиваемая надеждой так же, как ужасом, ладненькая в джинсах, свитере и ботинках для верховой езды, после всего этого принудительного бега трусцой.
Я бежал позади нее, думая, что грязь все равно легко отмоется с ботинок, носков и штанин. Дорога резко пошла в гору и стала сужаться, теснимая нагими колючими кустами; путаница отпечатков копыт безжалостно вела все дальше и дальше.
— Пожалуйста, будь там, — молила Джинни, — ну пожалуйста, будь там. — Ее ноги неутомимо двигались, как поршни, на лице застыло страдание.
— Ой, пожалуйста... пожалуйста...
Муки юности, подумал я. Такие настоящие, такие всепоглощающие... такие памятные. Тропа обогнула кусты и внезапно вынырнула на поляну, где по сторонам расквашенной колеи росла трава; и там стоял Сэнд-Кастл, вскинув голову, трепетными ноздрями втягивая ветер; коричневое с черным животное, олицетворение силы, и красоты, и величия.
Джинни враз замерла и неистово вцепилась в мою руку.
— Не двигайтесь, — прошептала она. — Я сама. Стойте здесь. Не шевелитесь. Пожалуйста, не шевелитесь.
Я послушно кивнул, подчиняясь ее опыту. По виду жеребца было ясно, что он сорвется с места от легчайшего неосторожного движения. Его бока мелко дрожали, ноги напряженно застыли, хвост беспокойно дергался вверх и вниз. Он перепуган, внезапно понял я. Он здесь не дома, растерян, не знает, куда бежать. Он никогда раньше не был на свободе, но его инстинкты еще дики, еще противятся поимке. Лошади никогда по-настоящему не бывают укрощены, они только приучаются к неволе.
Джинни направилась к нему, нарочно напевая вполголоса и держа руки ладонями кверху, предлагающим жестом, хотя ей нечего было предложить.
— Ко мне, мальчик мой, — приговаривала она. — Иди ко мне, хороший мальчик, все хорошо, иди сюда.
Конь наблюдал за ней, как будто никогда до этого не видел человека; его тело неуловимо вздрагивало от страха. Веревка свисала с его ошейника, ее свободный конец свернулся на земле; и я задумался, сможет ли Джинни удержать жеребца, если поймает, когда Ленни со всей своей силой его не удержал.
Джинни была уже в шаге от лошадиных ноздрей, протягивая раскрытую левую руку и медленно пододвигая правую ему под челюсть, добираясь до самого ошейника, а не до веревки; ее голос превратился в успокаивающее мурлыканье, и мои напряженные мышцы стали расслабляться.
В последнюю секунду Сэнд-Кастл свел все на нет. Он пронзительно взвизгнул, крутанулся, свалив Джинни на колени, сделал два скачка к густой полосе кустарника, вновь развернулся, прижал уши и, взяв с места в карьер, поскакал ко мне. За мной лежала открытая тропа, вниз по склону холма, назад к мясорубке большой дороги.
Боковым зрением я видел, как Джинни с безумным усилием старается подняться на ноги. Не думая особенно ни о чем, только, может быть, помня, что означает эта лошадь для ее семьи, я, вместо того чтобы отскочить, прыгнул навстречу жеребцу, попытался схватить его за ошейник, промахнулся и вцепился в веревку.
Он едва не вырвал мне руки из суставов и содрал всю кожу с ладоней.
Он рывком опрокинул меня в грязь и втоптал в нее мои ноги. Я все равно обеими руками прирос к веревке, ударился о его плечо и колено и скорее с помощью веса, чем умения, оттянул его с тропы в кусты.
Фактически кусты сработали как якорь. Он не смог бы протащить меня через них, даже если бы я не тянул за веревку; а я неуклюже пытался зацепить ее за ветви потолще, чтобы выиграть в силе, и что-то у меня получалось. Сэнд-Кастл остановился посреди кустов, раздраженно приняв неизбежное, беспокойно дергая головой, дрожа, но больше не пытаясь удариться в паническое бегство. Из-за поворота тропы выбежала Джинни, и вид у нее был, если это возможно, еще более обезумевший. Когда она увидела меня, то споткнулась, чуть не упала и бросилась ко мне, не сдержав крик.
— Господи, какое счастье, какое счастье, как же вы могли, он ведь мог убить, не надо было этого делать, спасибо, какое счастье... дорогой вы мой. — Она без сил опустилась рядом со мной и, как ребенок, утерла глаза и нос о мой рукав.
— Ну, — практично сказал я, — и что нам с ним теперь делать?
После обсуждения мы решили, что я с Сэнд-Кастлом останусь тут, а Джинни пойдет и найдет Найджела или своего отца. Ни я, ни она не были столь самонадеянны, чтобы вести нашу находку домой без подкрепления.
Когда она ушла, я составил опись повреждений. Что касается испорченной одежды, это отстирается, а кожа — до свадьбы заживет. Ноги мои хотя и покрылись синяками, но действовали, никаких переломов, ничего страшного. Я скомкал носовой платок и зажал его в правой ладони, которая слегка кровоточила, и подумал, что привычка бросаться на всяких сбежавших жеребцов и мальчишек с ножами когда-нибудь может выйти мне боком.
Оливер, Джинни, Найджел и Ленни всей толпой подъехали в «Лендровере»; мотор скрежетал, и колеса буксовали в грязи. Сэнд-Кастл, к их явному облегчению, был после проверки объявлен здоровым, и Оливер сурово сказал мне, что «никто, никогда, повторяю, никогда не должен пытаться останавливать взбесившуюся лошадь таким манером».
— Виноват, — сказал я.
— Вы могли погибнуть.
— Так и Джинни сказала.
— Неужели вам это не пришло в голову? — почти со злостью крикнул он; сказались последствия испуга. — Вы не подумали?
— Нет, — искренне сказал я. — Я просто сделал.
— Никогда больше так не делайте, — сказал он. — И спасибо. — Он остановился, проглотил невысказанное и попытался неловко пошутить:
— Спасибо, что позаботились о моем капиталовложении.
Ленни с Найджелом принесли уздечку с удилами, а также жуткого вида подгубную цепь; все это хозяйство надели на жеребца, и плененный (хоть и не усмиренный) беглец был отведен домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76