4) Миф — это некоторое предложение, составленное из мифем. Комбинация мифем задает значение мифа.
5) Предметом рассмотрения являются не изолированные отношения, но их узлы или пучки.
Если миф — это язык, или если миф имеет строение, сходное со строением языка, то можно установить соответствие между теорией Леви-Строса и теорией порождающих грамматик Хомского. Авторы уверены, что здесь есть нечто большее, чем простая аналогия, хотя и не доказывают это положение. Синтаксическая теория мифологической системы должна:
(1) содержать способ различения входных сигналов (предложений), то есть система должна отличать, является ли рассматриваемый текст мифом;
(2) содержать способ представления структурной информации, то есть некий семантический язык описания мифов;
(3) содержать начальную область ограничения класса возможных правил преобразования;
(4) давать представление о том, как каждое такое правило соотносится с каждым предложением;
(5) предлагать критерий выбора одной гипотезы, или последовательности преобразований, заданных правилом (3), из нескольких.
Полученная модель сопоставима с моделью, построенной Н. Хомским для естественного языка.
В качестве иллюстрации применимости подобной теории авторы строят модели парадигматического строения различных мифов, в том числе вариантов мифа "Деяния Асдиваля", проанализированного К. Леви-Стросом в статье "Деяния Асдиваля" (1958 г.), а также других достаточно известных мифов. Результатом анализа являются грамматики, порождающие систему семантических оппозиций, выделенных для данного мифа, а сложность или простота указанной грамматики (равно как и некоторые другие формальные признаки) служат критерием, с помощью которого можно предпочесть один вариант прочтения мифа другому.
'В работе привлекается достаточно сложный математический аппарат, на описании которого мы не будем подробно останавливаться, тем более, что математические положения и доказательства авторов не вызывают сомнений. К сожалению, в самом главном пункте, а именно, при утверждении применимости использованного аппарата, авторы не приводят доказательств или сколько-нибудь убедительных доводов, но ограничиваются лишь указанием на возможность подобного применения, что сильно снижает ценность последующих строгих доказательств. Кроме того, некоторые сомнения вызывает и исходное предположение о тождестве строения мифа и естественного языка.
Как уже было сказано выше, число работ, посвященных исследованию каких-либо отдельных проблем или отдельных видов сказки, достаточно велико. Можно упомянуть, к примеру, статью А. Дандиса, в которой он отмечает, что основой африканских трикстерных сказок служит движение от дружбы между двумя персонажами к отсутствию дружбы или вражде (по мнению исследователя, при сходстве подобных сказок с трикстерными сказками других народов, только в африканских сказках заключение/разрушение дружбы играет сюжетообразующую роль); работу X. Ясон, в которой она выделяет функции, специфичные, по ее мнению, для так называемой женской волшебной сказки а также статьи И. Дан и Р. Дрори, в которых на основе теории Ясон предпринимается исследование структуры соответственно сказок о преследуемой девушке и так называемых "сказок о награде и наказании" (на примере сказки "Али-Баба и сорок разбойников").
Из более поздних работ отметим монографию Б. Кэрей, посвященную анализу русских волшебных сказок, соответствующих типу 400А по классификации Аарне-Томпсона (герой в поисках утраченной жены/невесты). Автор утверждает, что этому типу соответствуют по меньшей мере три различных структурных модели, которые можно условно назвать сказками о пассивной красавице, о богатырь-девице и о деве-лебеди. В каждом из этих трех подтипов поведение героя совершенно одинаково; основным признаком, на котором строится классификация, служит принадлежность героини повествования к одному из трех принципиально различных типов. Иными словами, по мнению автора, именно поведение и тип второго персонажа — сказочной героини-невесты — определяет, в пределах указанного типа, синтагматическое, а, возможно, и парадигматическое, строение сказки.
Гипотеза о важности учета действий и качеств второго из участвующих в сказочном трюке персонажей при анализе трикстерных сказок выдвигается в статье Е.С. Новик "Структура сказочного трюка". "Во всех трюках <…> успех трикстера полностью зависит от действий антагониста, и поэтому его собственные действия направлены на то, чтобы <…> моделировать его (антагониста — А.Р.) ответные реакции" (150). Таким образом, трюк, по мнению автора, принципиально диалогичен, а "его глубинной семантической темой оказывается не добывание или творение, как в мифах, и не повышение или утверждение статуса, как в волшебных сказках, а само соперничество" (151).
А. Кретов в статье "Сказки рекурсивной структуры" рассматривает так называемые кумулятивные сказки, для которых он предлагает родовое название рекурсивных сказок. Как указывает автор, структура таких сказок была рассмотрена еще В.Я. Проппом. Пропп называл подобные сказки кумулятивными, определяя их по особенностям их внутреннего строения как сказки, в которых основной композиционный прием "состоит в каком-то многократном, все нарастающем повторении одних и тех же действий, пока созданная таким образом цепь не обрывается или же не расплетается в обратном, убывающем порядке". Однако, как считает А. Кретов, "выделив массив сказок по структурному основанию, внутреннюю его классификацию В.Я. Пропп провел скорее по языковому, чем по структурному". Кретов же, развивая подход, намеченный В.Я. Проппом и И.И. Толстым, предлагает классификацию сказок, называемых им рекурсивными, т. е. таких, "структуры которых основаны на повторении сюжетных морфем".
В соответствии со структурным принципом автор выделяет несколько типов рекурсивных сказок. Во-первых, это сказки, имеющие сингулярную структуру, которая может быть выражена формулой а + а + а +… Самый известный пример такой сказки — "Сказка про белого бычка", где ответ слушающего на вопрос "Рассказать ли тебе сказку про белого бычка?" не влияет на поведение структуры. Сказка "У попа была собака" также имеет, по мнению автора, сингулярную структуру, однако выражается формулой а=(а+(а+(а +…))). По способу соединения сюжетных морфем исследователь предлагает различать соположенные ("Сказка про белого бычка") и включенные ("У попа была собака") сингулярные структуры.
Во-вторых, выделяются сказки, имеющие радиальную структуру, например, «Грибы». Данная сказка описывается следующей формулой ab + ac + ad… Ее сюжетная морфема, по мнению автора, -
" — Приходите вы <Х>, ко мне на войну.
Отказалися <Х>:
— Мы <Y>, не идем на войну" — содержит постоянную и переменную части; графически эта структура может быть представлена "в виде веера или ромашки" (208):
В данной структуре слова "не идем (на войну)" разрешают дальнейший рост структуры, а «идем» — запрещают, т. е. служат индикатором роста структуры (запрещение — разрешение добавить еще одну сюжетную морфему).
В-третьих, выделяются собственно кумулятивные структуры (сказки «Репка», «Колобок» и др.). Как указывает В.Я. Пропп, этим сказкам соответствует формула:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141