Сначала они были представлены, как не патриоты, что вызвало оправдания и
опровержения.
Но все знают -- раз оправдываешься, значит виноват.
Затем они были представлены в качестве лиц, кающихся в несовершенных
грехах и признающих мудрость и авторитет действующей власти.
Главное было правильно сформулировать и поставить вопрос перед своими
политическими конкурентами.

x x x
Подобную тактику эффективно использовал Карлсон, который живет на
крыше.
Процитируем первоисточник.
" Фрекен Бок прервала Малыша жестким окриком:
-- Я сказала, отвечай, отвечай -- да или нет!
На простой вопрос всегда можно ответить "да" или "нет", по-моему, это не
трудно.
-- Представь себе, -- трудно, -- вмешался Карлсон.
Я сейчас задам тебе простой вопрос, и ты сама в этом убедишься.
Вот слушай!
Ты перестала пить коньяк по утрам, отвечай, да или нет?
У фрекен Бок перехватило дыхание, казалось, вот-вот упадет без чувств.
Она хотела что-то сказать, но не могла вымолвить ни слова.
--Ну вот вам, -- сказал Карлсон с торжеством --
Повторяю вопрос: ты перестала пить коньяк по утрам?
--Да, да, конечно -- убежденно заверил Малыш, которому так хотелось
помочь фрекен Бок.
Но тут она совсем озверела.
--Нет! закричала она, совсем потеряв голову.
Малыш покраснел и подхватил, чтобы ее поддержать.
--Нет, нет, не перестала!
-- Жаль, жаль, -- сказал Карлсон. -- Пьянство к добру не приводит.
Силы окончательно покинули фрекен Бок, и она в изнеможении опустилась
на стул".
Завершающая фраза Карлсона:
Глупая ты, теперь сама убедилась, что не всегда можно ответить "да" или
"нет"... Дай мне блинка!

x x x
Подобные приемы использовались задолго до Карлсона.
Один из таких случаев описан в Библии.
Фарисеями был задан провокационный вопрос Иисусу Христу о том, как
считает его Бог -- надо ли подчиняться и отдавать деньги (платить подати)
представителям оккупационного римского режима.
Отрицательный ответ был бы расценен, как выступление против власти Рима,
то есть государственное преступление. Положительный ответ
компрометировал Иисуса как союзника римлян.
Тем не менее, ответ был найден: Отдайте Богу богово, а кесарю (римскому
императору) кесарево (на монетах изображался кесарь).

x x x
С недавнего времени стратагему начали применять правоохранительные
органы.
Способ такой. В отношении крупного предприятия возбуждается уголовное
дело. Затем к руководству является высокий чин (но не первое лицо) и просит
выделить значительную сумму на оказание материальной помощи нищим
органам.
Игра идет на поле правоохранительных органов.
У руководства проблема стоит остро, ведь по любому уголовному делу
ответственность всегда несут конкретные люди.
В данном случае вероятный подозреваемый и обвиняемый -- генеральный
директор.
Наиболее частый выход -- решение откупиться и дать задание собственной
службе безопасности отработать просителя.
Если проситель честный, то он действительно получает помощь для органов.
Но всегда есть возможность получить комиссионные с той фирмы, чьи счета
оплатило предприятие. Для себя лично. Это понятно всем.
Поэтому, переводя отношения с предприятием в русло уголовно-
осударственных разборок, действуя, вроде, с государственных позиций,
проситель (он же шантажист) попадает на скользкую дорожку. Как только
будет установлена какая-то его личная заинтересованность, он попадает на
крючок сам. Не надо больше платить государству и органам. Надо взять на
содержание небольшого чиновника. Это выгодно всем, кроме самого
государства.
Подобная практика получила гораздо большее распространение, чем это
может показаться. И она будет расширяться до тех пор, пока государство
однозначно не запретит пользоваться своим органам любыми средствами,
кроме бюджетных.
"Кто девушку угощает, тот ее и танцует".
Это очевидно.

x x x
"Правила игры" как стратегия могут быть рассмотрены в гораздо более
широком толковании.
Например, так, как это делают братья Стругацкие в романе "Град
обреченный".
События происходят в фантастическом городе, собравшем людей разных
эпох и наций. Главный герой -- Андрей Воронин -- расследует непонятное
явление, связанное с периодическим появлением в городе Красного Здания:
"Впереди показалась смутная желтоватая громада синагоги, и Андрей увидел
Здание.
Оно стояло прочно и уверенно, будто всегда, многие десятилетия, занимало
это пространство между стеной синагоги, изрисованной свастиками, и
задрипанным кинотеатриком, оштрафованным на прошлой неделе за показ
порнографических фильмов в ночное время.
Оно было действительно красное, кирпичное, четырехэтажное, и окна
нижнего этажа были забраны ставнями, и несколько окон на втором и третьем
этаже светились желтым и розовым, а крыша была крыта оцинкованной
жестью, и рядом с единственной трубой укреплена была странная, с
несколькими поперечинами антенна.
К двери действительно вело крыльцо из четырех каменных ступенек, блестела
медная ручка, и чем дольше Андрей смотрел на это Здание, тем явственнее
раздавалась у него в ушах какая-то торжественная и мрачная мелодия, и
мельком он вспомнил, что многие из свидетелей показывали, будто в Здании
играет музыка...
Музыка у Андрея в ушах ревела с трагической силой.
Происходили какие-то огромные похороны, тысячи и тысячи людей плакали,
провожая своих близких и любимых, и ревущая музыка не давала им
успокоиться, забыться, отключить себя...
Андрей посмотрел направо вдоль Главной улицы в туманную мглу, налево
вдоль Главной улицы в туманную мглу, простился со всем этим на всякий
случай и положил руку в перчатке на вычурно-резную блестящую медь.
За дверью оказалась небольшая спокойная прихожая, неярко освещенная
желтоватым светом, гроздья шинелей, пальто и плащей свисали с
разлапистой, как пальма, вешалки.
Кто-то почтительно отобрал у Андрея папку и шепнул: "Наверх,
пожалуйста...".
На середине лестницы он подумал, что надо было бы сдать фуражку в
гардероб этому раззолоченному типу в галунах и с бакенбардами до пояса, но
теперь было уже поздно, а здесь все было устроено так, что все надо было
делать вовремя или не делать совсем, и каждый ход свой, каждое свое
действие возвращать назад было уже нельзя.
И он со вздохом облегчения шагнул через последнюю ступеньку и снял
фуражку. Как только он появился в дверях, все встали, но он ни на кого не
глядел. Он видел только своего партнера, невысокого пожилого мужчину в
костюме полувоенного образца, в блестящих хромовых сапожках, мучительно
на кого-то похожего и в то же время совершенно незнакомого.
Все неподвижно стояли вдоль стен, белых мраморных стен, украшенных
золотом и пурпуром, задрапированных яркими разноцветными знаменами...
нет, не разноцветными, все было красное с золотом, и с бесконечно далекого
потолка свисали огромные пурпурно-золотые полотнища, словно
материализовавшиеся ленты какого-то невероятного северного сияния, все
стояли вдоль стен с высокими полукруглыми нишами, а в нишах прятались в
сумраке горделиво-скромные бюсты, мраморные, гипсовые, бронзовые,
золотые, малахитовые, нержавеющей стали...
Холодом могил веяло из этих ниш, все мерзли, все украдкой потирали руки и
ежились, но все стояли навытяжку, глядя прямо перед собой, и только
пожилой человек в полувоенной форме, партнер, противник, медленно,
неслышными шагами расхаживал в пустом пространстве посередине зала,
слегка наклонив массивную седеющую голову, заложив руки за спину,
сжимая левой рукой кисть правой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53