"Дикость,
подлость и невежество, — писал он, — не уважать прошедшего, пресмыкаясь пред
одним настоящим, а у нас иной потомок Рюрика более дорожит звездою двоюродного
дядюшки, чем историей своего дома, т.е. историей отечества".
...Да ведают потомки православных,
Земли родной минувшую судьбу,
Своих царей великих поминают,
За их труды, за славу, за добро,
А за грехи, за темные деянья,
Спасителя смиренно умоляют...
Как правильно указывает И. С. Аксаков, во время открытия памятника
Пушкину в Москве: "Любовь Пушкина к предкам давала и питала живое, здоровое
историческое чувство. Ему было приятно иметь через них, так сказать, реальную
связь с родною историей, состоять как бы в историческом свойстве и с Александром
Невским, и с Иоаннами, и с Годуновым. Русская летопись уже не представлялась ему
тем чем-то отрешенным, мертвою хартией, но как бы семейною хроникой."
Один из образованнейших людей николаевской эпохи кн. П. Вяземский так
оценивает Пушкина, как историка: "В Пушкине было верное понимание истории,
свойство, которым одарены не все историки. Принадлежностями его ума были
ясность, проницательность и трезвость.... Пушкин был одарен, так сказать,
самоотвержением личности своей настолько, что мог отрешить себя от присущего и
воссоздать минувшее, ужиться с ним, породниться с лицами, событиями нравами,
порядками — давным давно замененными новыми поколениями, новыми порядками, новым
обществом и гражданским строем. Все это необходимые для историка качества, и
Пушкин ими обладал в высшей мере". Пушкин писал:
...Два чувства дивно близки нам,
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
На них основано от века
По воле Бога самого
Самостоянье человека,
Залог величия его.
Животворящие святыни.
Земля была б без них мертва,
Без них наш тесный мир — пустыня,
Душа — алтарь без Божества.
"Уважение к минувшему, — утверждает Пушкин, — вот черта, отличающая
образованность от дикости; кочующие племена не имеют ни истории, ни дворянства"
("Наброски статьи о русской истории").
Во время Пушкина изучение русской истории и памятников древней русской
письменности, только что начиналось и много Пушкин не мог знать. Но благодаря
своему огромному уму, он тем не менее, ясно и верно понимал, что ход
исторического развития России был совершенно иной, чем историческое развитие
Европы. Будучи еще совершенно юным в своих "Исторических замечаниях" написанных
в 1822 г., он тем не менее верно указывает, что: "Греческое вероисповедание,
отдельное от прочих, дает нам ОСОБЕННЫЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ ХАРАКТЕР. В России влияние
духовенства столь же было благотворно, сколько пагубно в землях
римско-католических: "...Мы были обязаны монахам нашей историей, следственно и
просвещением".
В статье "Отчуждение России от Европы" Пушкин высказывает следующее о
результатах отделения Киевской Руси от Европы, с которой до нашествия татар она
находилась в теснейших политических и культурных сношениях: "Долго Россия была
совершенно отделена от судеб Европы. (Зачеркнуто: "Она совершила свое
предназначение. С XI века, приняв христианстве из Византии, она не участвовала в
умственной деятельности католического мира в эпоху Возрождения латинской
Европы"). Ее широкие равнины поглотили силу монголов и остановили их
разрушительное нашествие. Варвары, не осмелясь оставить у себя в тылу
порабощенную Русь, возвратились в степи своего Востока. Христианское просвещение
было спасено истерзанной и издыхающей Россией, а не Польшей, как еще недавно
утверждали европейские журналы: но Европа, в отношении России, всегда была столь
же невежественна, как и неблагодарна".
"Гизо объясняет одно из событий христианской истории, — европейское
просвещение. Он обретает его зародыш, описывает постепенное развитие и, отклоняя
все отдаленное, случайное и постороннее, доводит до нас сквозь ряд темных и
кровавых, тяжелых и расцветающих веков.
Вы поняли все достоинство французского историка, поймите ж и то, что
Россия никогда ничего не имела общего с остальною Европою, что история ее
требует другой мысли, другой формулы, чем мысли и формулы, выведенные Гизотом из
истории христианского Запада".
VII. ОТНОШЕНИЕ ПУШКИНА К САМОДЕРЖАВИЮ
"Изучение истории Смуты приводит его к одному убеждению, которое является
позднее основным для его политического мировоззрения, — к убеждению, что
монархия есть в народном сознании фундамент русской политической жизни". (С.
Франк).
Утверждая о том, что Пушкин в зрелом возрасте был монархистом можно
сослаться на следующее свидетельство Гоголя:
Вот что писал Гоголь в своем письме к В. А. Жуковскому, помещенном под
названием "О лиризме наших поэтов" в "Выбранных местах из переписки с друзьями":
"...Как умно определял Пушкин значение полномощного монарха! И как он
вообще был умен во всем, что ни говорил в последнее время своей жизни! "Зачем
нужно, — говорил он, — чтобы один из нас стал выше всех и даже выше самого
закона? Затем, что закон — дерево; в законе слышит человек что-то жестокое и
небратское. С одним буквально исполнением закона не далеко уйдешь; нарушить же,
или исполнить его никто из нас не должен: для этого-то и нужна высшая милость,
умягчающая закон, которая может явиться людям только в одной полномощной власти.
Государство без полномощного монарха — автомат: много-много, если оно достигнет
того, чего достигли Соединенные Штаты. А что такое Соединенные Штаты?
Мертвечина. Человек в них выветрился до того, что и выеденного яйца не стоит.
Государство без полномощного монарха то же, что оркестр без капельмейстера: как
ни хороши будь все музыканты, но, если нет среди них ни одного такого, который
бы движением палочки всему подавал знак, никуда не пойдет концерт. (А, кажется,
он сам ничего не делает, не играет ни на каком инструменте, только слегка
помахивает палочкой, да поглядывает на всех, и уже один взгляд его достаточен на
то, чтобы умягчить, в том и другом месте, какой-нибудь шершавый звук, который
испустил бы иной дурак-барабанщик или неуклюжий тулумбас). При нем и мастерская
скрипка не смеет слишком разгуляться на счет других: блюдет он общий строй,
всего оживитель, верховодец верховного согласия!" Как метко выражался Пушкин!
Как понимал он значение великих истин!"
"Можно сказать, — замечает С. Франк, — что этот взгляд Пушкина на
прогрессивную роль монархии в России есть некоторый уникум в истории русской
политической мысли XIX века. Он не имеет ничего общего ни с официальным
монархизмом самих правительственных кругов, ни с романтическим,
априорно-философским монархизмом славянофилов, ни с монархизмом реакционного
типа. Вера Пушкина в монархию основана на историческом размышлении и
государственной мудрости и связана с любовью к свободе и культуре".
"Его символ веры, — указывает известный пушкинист М. Л. Гофман, —
заключался для него в трех словах — Бог, Родина, Царь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
подлость и невежество, — писал он, — не уважать прошедшего, пресмыкаясь пред
одним настоящим, а у нас иной потомок Рюрика более дорожит звездою двоюродного
дядюшки, чем историей своего дома, т.е. историей отечества".
...Да ведают потомки православных,
Земли родной минувшую судьбу,
Своих царей великих поминают,
За их труды, за славу, за добро,
А за грехи, за темные деянья,
Спасителя смиренно умоляют...
Как правильно указывает И. С. Аксаков, во время открытия памятника
Пушкину в Москве: "Любовь Пушкина к предкам давала и питала живое, здоровое
историческое чувство. Ему было приятно иметь через них, так сказать, реальную
связь с родною историей, состоять как бы в историческом свойстве и с Александром
Невским, и с Иоаннами, и с Годуновым. Русская летопись уже не представлялась ему
тем чем-то отрешенным, мертвою хартией, но как бы семейною хроникой."
Один из образованнейших людей николаевской эпохи кн. П. Вяземский так
оценивает Пушкина, как историка: "В Пушкине было верное понимание истории,
свойство, которым одарены не все историки. Принадлежностями его ума были
ясность, проницательность и трезвость.... Пушкин был одарен, так сказать,
самоотвержением личности своей настолько, что мог отрешить себя от присущего и
воссоздать минувшее, ужиться с ним, породниться с лицами, событиями нравами,
порядками — давным давно замененными новыми поколениями, новыми порядками, новым
обществом и гражданским строем. Все это необходимые для историка качества, и
Пушкин ими обладал в высшей мере". Пушкин писал:
...Два чувства дивно близки нам,
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
На них основано от века
По воле Бога самого
Самостоянье человека,
Залог величия его.
Животворящие святыни.
Земля была б без них мертва,
Без них наш тесный мир — пустыня,
Душа — алтарь без Божества.
"Уважение к минувшему, — утверждает Пушкин, — вот черта, отличающая
образованность от дикости; кочующие племена не имеют ни истории, ни дворянства"
("Наброски статьи о русской истории").
Во время Пушкина изучение русской истории и памятников древней русской
письменности, только что начиналось и много Пушкин не мог знать. Но благодаря
своему огромному уму, он тем не менее, ясно и верно понимал, что ход
исторического развития России был совершенно иной, чем историческое развитие
Европы. Будучи еще совершенно юным в своих "Исторических замечаниях" написанных
в 1822 г., он тем не менее верно указывает, что: "Греческое вероисповедание,
отдельное от прочих, дает нам ОСОБЕННЫЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ ХАРАКТЕР. В России влияние
духовенства столь же было благотворно, сколько пагубно в землях
римско-католических: "...Мы были обязаны монахам нашей историей, следственно и
просвещением".
В статье "Отчуждение России от Европы" Пушкин высказывает следующее о
результатах отделения Киевской Руси от Европы, с которой до нашествия татар она
находилась в теснейших политических и культурных сношениях: "Долго Россия была
совершенно отделена от судеб Европы. (Зачеркнуто: "Она совершила свое
предназначение. С XI века, приняв христианстве из Византии, она не участвовала в
умственной деятельности католического мира в эпоху Возрождения латинской
Европы"). Ее широкие равнины поглотили силу монголов и остановили их
разрушительное нашествие. Варвары, не осмелясь оставить у себя в тылу
порабощенную Русь, возвратились в степи своего Востока. Христианское просвещение
было спасено истерзанной и издыхающей Россией, а не Польшей, как еще недавно
утверждали европейские журналы: но Европа, в отношении России, всегда была столь
же невежественна, как и неблагодарна".
"Гизо объясняет одно из событий христианской истории, — европейское
просвещение. Он обретает его зародыш, описывает постепенное развитие и, отклоняя
все отдаленное, случайное и постороннее, доводит до нас сквозь ряд темных и
кровавых, тяжелых и расцветающих веков.
Вы поняли все достоинство французского историка, поймите ж и то, что
Россия никогда ничего не имела общего с остальною Европою, что история ее
требует другой мысли, другой формулы, чем мысли и формулы, выведенные Гизотом из
истории христианского Запада".
VII. ОТНОШЕНИЕ ПУШКИНА К САМОДЕРЖАВИЮ
"Изучение истории Смуты приводит его к одному убеждению, которое является
позднее основным для его политического мировоззрения, — к убеждению, что
монархия есть в народном сознании фундамент русской политической жизни". (С.
Франк).
Утверждая о том, что Пушкин в зрелом возрасте был монархистом можно
сослаться на следующее свидетельство Гоголя:
Вот что писал Гоголь в своем письме к В. А. Жуковскому, помещенном под
названием "О лиризме наших поэтов" в "Выбранных местах из переписки с друзьями":
"...Как умно определял Пушкин значение полномощного монарха! И как он
вообще был умен во всем, что ни говорил в последнее время своей жизни! "Зачем
нужно, — говорил он, — чтобы один из нас стал выше всех и даже выше самого
закона? Затем, что закон — дерево; в законе слышит человек что-то жестокое и
небратское. С одним буквально исполнением закона не далеко уйдешь; нарушить же,
или исполнить его никто из нас не должен: для этого-то и нужна высшая милость,
умягчающая закон, которая может явиться людям только в одной полномощной власти.
Государство без полномощного монарха — автомат: много-много, если оно достигнет
того, чего достигли Соединенные Штаты. А что такое Соединенные Штаты?
Мертвечина. Человек в них выветрился до того, что и выеденного яйца не стоит.
Государство без полномощного монарха то же, что оркестр без капельмейстера: как
ни хороши будь все музыканты, но, если нет среди них ни одного такого, который
бы движением палочки всему подавал знак, никуда не пойдет концерт. (А, кажется,
он сам ничего не делает, не играет ни на каком инструменте, только слегка
помахивает палочкой, да поглядывает на всех, и уже один взгляд его достаточен на
то, чтобы умягчить, в том и другом месте, какой-нибудь шершавый звук, который
испустил бы иной дурак-барабанщик или неуклюжий тулумбас). При нем и мастерская
скрипка не смеет слишком разгуляться на счет других: блюдет он общий строй,
всего оживитель, верховодец верховного согласия!" Как метко выражался Пушкин!
Как понимал он значение великих истин!"
"Можно сказать, — замечает С. Франк, — что этот взгляд Пушкина на
прогрессивную роль монархии в России есть некоторый уникум в истории русской
политической мысли XIX века. Он не имеет ничего общего ни с официальным
монархизмом самих правительственных кругов, ни с романтическим,
априорно-философским монархизмом славянофилов, ни с монархизмом реакционного
типа. Вера Пушкина в монархию основана на историческом размышлении и
государственной мудрости и связана с любовью к свободе и культуре".
"Его символ веры, — указывает известный пушкинист М. Л. Гофман, —
заключался для него в трех словах — Бог, Родина, Царь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35