— Ишак, сын ишака!.. — заорал Сулейман. — Я убью тебя!
И снова попытался вскочить на ноги, схлопотав несколько хорошо поставленных ударов по корпусу.
Командир недобро ухмыльнулся.
— Может, и убьешь... Когда-нибудь. Только вначале свою порцию сполна получишь! — И смачно хлопнул себя по заду. — То-то твой отец обрадуется...
Это был подлый и хорошо рассчитанный удар. Удар по больному чеченскому самолюбию!
— Ну что, будем говорить или дурака валять? И, быстро встав и подойдя вплотную к пленнику, командир сунул ему под нос фотографию. Той самой, которая была похищена, девочки.
— Где она? Говори! Быстро!..
И командир хлестанул Сулеймана по щеке. Обидно хлестанул, потому что открытой ладонью, а не кулаком! Не как мужчину!
Сулейман стал дергаться, пытаясь сбросить с себя чужие, крепко вцепившиеся в него руки, и стал страшно ругаться на своем языке. Говорить с ним было бесполезно, он уже ничего не понимал и не слышал, закусив удила! Он хотел сейчас только одного — хотел разорвать обидчиков и хотел умереть! Человека, который не боится смерти, который ее желает, запугать невозможно.
— Утихомирьте его.
Разбушевавшегося пленника свалили на пол, немного, для профилактики, попинали, с хрустом ввернули за спину руки и защелкнули на запястьях браслеты.
Не «потек» Сулейман, хотя должен был... Крепок в коленках оказался, крепче, чем они рассчитывали.
— Володя! — негромко позвал командир.
Один из бойцов, оторвавшись от пленника, вопросительно взглянул на командира. Тот кивнул на дверь.
В темном коридорчике, не выходя на крыльцо, они встали, нервно затягиваясь, закурили.
— Что делать будем, Виктор Павлович? — спросил боец.
— То, что делали, — колоть, — ответил тот. — До самой... — И назвал, до какого места им следовало раскалывать упорствующего Сулеймана. — А если не сможем, то придется его «чистить» и по-тихому отсюда сматываться...
По-тихому — это значит без денег, без вербовки и с трупом...
Труп — ладно, труп можно списать на «текучку», подвязав его к какому-нибудь делу, а вот денег жалко. И сил, которые они на это дело угрохали. Нет, отступать нежелательно, надо долавливать!
— Давай по второму варианту...
— Есть, товарищ подполковник, — официально ответил Володя.
Командир вернулся в дом, сел напротив Сулеймана и, раскачиваясь на стуле, заговорил с ним по-дружески — без тумаков и окриков.
— Да-а... промахнулся ты, парень, на этот раз. Сильно промахнулся! — сказал с нотками сочувствия в голосе он. — Лажанулся!.. Как же ты так, а? Думать надо, с кем дело имеешь...
Чеченец напрягся. Ничего хорошего он от этих русских не ждал. От любых не ждал, но от этих особенно.
— Ты хоть знаешь, кто ее дед? — многозначительным шепотом спросил командир, закатывая к потолку глаза...
Дед девочки был никто — потому что его давно на этом свете не было, он — умер. Но Сулейман этого мог не знать. Не должен был знать. Он запросто мог схватить и сунуть в машину любую подвернувшуюся ему под руку жертву. Максимум, на что он был способен, — это спросить девочку о финансовых возможностях родителей. Да и то едва ли — их благосостояние родственников не интересовало, они всем назначали примерно одну сумму выкупа, потому что когда начинали высылать по почте детские пальчики, то деньги всегда получали. Ну или почти всегда...
— Дед у нее там сидит, — ткнул указательным пальцем в потолок командир. — И теперь из-за тебя волну гонит!.. Штормовую! Ты что думаешь, нам интересно тут с тобой лясы точить, ты думаешь, у нас других, более приятных, занятий не найдётся? — перешел на совсем уже доверительный тон командир. — Мы бы давно все на койках припухали, если бы ты нам боевые тревоги не устраивал!..
Командир не просто так болтал, он готовил Сулеймана ко «второму варианту». Бойцы, как могли-подыгрывали своему непосредственному начальнику. Им уходить отсюда с пустыми руками тоже не хотелось. И даже больше, чем командиру, — у того хоть звезды есть, а у них только оклад да не выплаченные за полгода «боевые».
— Ты что, кого-нибудь попроще не мог найти? — притворно вздыхал, жалея себя и чеченца, командир. — Мало, что ли, девчонок по улицам бегает? Так нет же — выбрал, на свою и нашу головы!..
Сулейман слушал напряженно. Это хорошо, что напряженно, — пусть слушает, пусть проникается. Он должен поверить в то, что им деваться некуда, что они отсюда пустыми не уйдут...
На улице блеснули фары, во двор въехала машина. Судя по всему, это был Володя.
— Ну что, может, договоримся? — миролюбиво спросил командир. — Ты нам девочку, мы тебе свободу. Если мало — пять штук отступных дадим за моральные убытки.
Сулейман с ненавистью взглянул на него. Похоже, не получится договориться. Добром... В комнату вошел Володя, молча кивнул. Все в порядке.
— Ну не хочешь — как хочешь, — развел руками командир. — Ты нам выбора не оставляешь.
И быстро взглянул на бойцов. Которые тут же, выполняя молчаливый приказ, придвинулись к пленнику, готовые броситься на него в любое мгновенье.
— Давай его сюда...
В комнату втолкнули мальчишку. Чеченского мальчишку. Лет десяти. Сулейман взревел диким зверем и дернулся в сторону командира, желая достать его зубами, потому что руки у него были стянуты за спиной. Но бойцы, которые были начеку, легко справились с ним, отбросив назад.
Володя сгреб мальчика, придвинул к себе и схватив за волосы, развернул лицом к отцу. Было видно, что он готов выполнить любой приказ.
— Ну что? — спросил командир, — будем разменивать фигуры?
Этой мудреной фразы Сулейман не понял, но понял главное — понял, что сейчас, при нем, на его глазах будут убивать его сына!
— Шакалы!! — заорал Сулейман.
— Заткнись, ты, ублюдок! — перекрывая его, рявкнул командир. — Девочку не жалеешь — сына своего пожалей!
Командир знал, как разговаривать с «чехами» — так же, как они разговаривают! С позиции силы! Нормальной животной силы! Потому что силу — только сила ломит! Оттого «чехов» все боятся и перед ними пасуют, что знают, что они готовы легко, не моргнув глазом, прикончить кого угодно. И по этой причине «чехи» чувствуют свое превосходство над всеми остальными, кто не способен, не задумываясь, перерезать живому человеку глотку... Только это не тот случай, это — другой случай!..
Командир вскочил на ноги и, глядя в глаза Сулеймана, потянул из ножен штык-нож.
Это был ход, рассчитанный на менталитет чеченца, потому что русский никогда бы не поверил, что русский же офицер способен убить — зарезать ножом — ребенка. До самого последнего мгновенья не верил бы! А чеченец поверит, потому что будет судить по себе, а для него чужая жизнь, хоть солдата, хоть ребенка, — не такая уж ценность. Для него — только его ребенок ценность!
Командир подошел к мальчику и сделал то, что сделал его отец с похищенной им девочкой на той видеокассете, — он схватил его за ухо, сильно оттянул в сторону и приложил к нему остро заточенный штык-нож.
Мальчик не плакал и не кричал, потому что это был чеченский мальчик, — он только побелел и стиснул зубы, затравленным волчонком глядя на бойцов.
«Ну что?.. — вопросительно взглянул командир на Сулеймана. — Резать?..»
Тот уже готов был сдаться, но против работал все тот же чеченский менталитет — он не верил, что его и его сына отпустят отсюда живыми. Они все равно убьют их, потому что именно так сделал бы он — все узнал и убил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70