— Хорошо спала?
— Мне снилось, что я скольжу в темноте, как на лыжах. Может, и не на лыжах, но в темноте.
— Правильно, это и должно было тебе присниться. Почему ты так рано проснулась? Ты даже перепугала нашего портье.
— Наверно, это нескромно, но скоро я тебя увижу? И где?
— Когда и где хочешь.
— Камни еще у тебя? Приятно ты провел время с мисс Портрет?
— Да. И снова да. Камни у меня в верхнем левом кармане, а карман застегнут. С мисс Портрет мы болтали поздно ночью и рано утром, она очень скрасила мне жизнь.
— Ты ее теперь любишь больше, чем меня?
— По-моему, я пока еще человек нормальный. А может, это одно хвастовство. Она очень красивая.
— Где мы встретимся?
— Давай позавтракаем в кафе «Флориан», на правой стороне площади. Площадь, наверно, залило водой, интересно будет поглядеть.
— Хочешь, я приду туда через двадцать минут? — Хочу, — сказал полковник и повесил трубку.
Он вышел из будки, и вдруг ему стало плохо, а потом показалось, будто дьявол загнал его в железную клетку — и Железную Деву, а может, в Железное Легкое; лицо у него посерело, он еле доплелся до конторки портье и сказал ему по-итальянски:
— Доменико, будьте добры, дайте воды.
Портье ушел, а он привалился к конторке, с трудом переводя дух. Он стоял неподвижно, не теша себя никакими иллюзиями. Портье принес ему стакан воды, и полковник принял четыре таблетки вместо положенных двух, по-прежнему не шевелясь, как усталый ястреб.
— Доменико, — позвал он.
— Да?
— У меня тут в конверте одна вещь, прошу вас, положите ее в сейф. Ее могут потребовать у вас либо я сам, лично или письменно, либо та особа, с которой вы меня только что соединяли по телефону. Дать вам письменное распоряжение?
— Нет. Это ни к чему.
— Ну а если с вами что-нибудь приключится? Вы ведь тоже не бессмертны, а?
— Да, наверно, — сказал портье. — Но я все это запишу, а кроме меня, есть еще управляющий и его помощник.
— И оба люди хорошие, — признал полковник.
— Вы бы присели, полковник.
— Не хочу. Кто же позволяет себе рассиживаться, кроме никчемных старух и стариков в дешевых меблирашках? Вы разве сидите?
— Нет.
— Я могу передохнуть стоя или приткнувшись к любому вонючему дереву. Мои соотечественники вечно присаживаются или просто валяются. И чтобы заглушить свое нытье, жуют укрепляющие галеты.
Он говорил без умолку, стараясь поскорее прийти в себя.
— Неужели у вас продают такие галеты?
— Факт. В них кладут какое-то снадобье, чтоб вы не волновались. Вроде атомной бомбы обратного действия.
— Что-то не верится!
— Ну, у нас есть такие военные тайны, что о них только генеральские жены друг другу рассказывают! Укрепляющие галеты — это еще самая безвредная! Следующий раз мы засыплем всю Венецию бактериями с высоты в пятьдесят шесть тысяч футов. И ничего против этого не поделаешь, — сказал полковник. — Они тебе сибирскую язву, а ты им другую заразу!
— Но это ужасно!
— Просто кошмар, — заверил его полковник. — Невиданный и неслыханный. Об этом сообщали в печати. Но зато вы в это время сможете поймать по радио принцессу Маргарет, она вам споет американский гимн. Думаю, что это мы устроим. Голос у нее я бы не сказал, что большой. В свое время и не такие слыхали. Но теперь ведь кругом жульничество. Радио само делает голоса. А гимн «Звездное знамя» — он вас поддержит почти до самого конца.
— Вы думаете, они в самом деле на нас что-нибудь сбросят?
— Что вы! Когда они это делали?
От гнева, от боли, от чувства беспомощности полковник вел себя так, будто он генерал армии, но, приняв таблетки, почувствовал облегчение и сказал:
— Ciao, Доменико!
Выйдя из отеля, он подсчитал, что ему нужно двенадцать с половиной минут, чтобы добраться до кафе, где он встретится с Ренатой; впрочем, она, наверно, чуть опоздает. Он шел осторожно, не ускоряя шага. Но мосты ему все равно давались с трудом.
ГЛАВА 24
Точно в назначенное время Рената сидела за столиком. В резком утреннем свете, который падал на залитую водой площадь, она была все такой же красивой. Она сказала:
— Ричард, сядь! Тебе нехорошо? А?
— Ну что ты! — сказал полковник. — Чудо ты мое!
— Ты обошел все наши любимые места на рынке?
— Не все. Я не ходил туда, где продают диких уток.
— Спасибо.
— Не за что, — сказал полковник. — Я никогда не хожу туда без тебя.
— Ты думаешь, мне не надо ехать на охоту?
— Нет. Безусловно, нет. Если бы Альварито хотел, он бы тебя пригласил.
— Он мог меня не пригласить именно потому, что этого хотел.
— Верно, — сказал полковник, обдумывая эту догадку. — Что будешь есть?
— Тут очень невкусно кормят утром, и потом я не люблю площадь, когда она затоплена. У нее такой унылый вид, и голубям некуда сесть. Весело бывает попозже, когда дети прибегают играть. Пойдем завтракать в «Гритти»?
— Тебе туда хочется?
— Да.
— Ладно. Позавтракаем там. Я, правда, уже поел.
— Да ну?
— Я выпью кофе с горячими слойками, а если есть не захочется, хотя бы в руках подержу. Ты очень голодна?
— Ужасно, — призналась она простодушно. — Тогда мы проделаем всю процедуру как следует. Тебе от одного слова «завтрак» станет противно.
Когда они шли, ветер дул им в спину и развевал ее волосы веселее, чем знамя; держа его крепко за руку, она спросила:
— А ты меня еще любишь при резком холодном свете венецианского утра? Он ведь правда такой резкий и холодный, да?
— Я люблю тебя, хотя он и резкий и холодный.
— Я любила тебя всю ночь, когда бежала в темноте на лыжах.
— Как это тебе удавалось?
— Лыжня была такая, как всегда, но только кругом темно и снег не светлый, а темный. А идешь на лыжах I обыкновенно: не торопясь, легко.
— И ты бежала на лыжах всю ночь? Сколько же ты прошла?
— Нет, не всю. Потом я крепко спала, а когда проснулась, мне было хорошо. Ты лежал рядом и спал, как ребенок.
— Я не был рядом с тобой, и я не спал.
— Но сейчас ты со мной, — сказала она и прижалась к нему еще крепче.
— И мы почти дошли.
— Да.
— А я тебе уже говорил, что я тебя люблю?
— Говорил, но скажи еще раз.
— Я люблю тебя, — сказал он. — Говорю тебе это прямо и официально.
— Говори как хочешь, если только это правда.
— Молодец, — сказал он. — Ты добрая, славная и красивая девушка. Повернись-ка на мосту в профиль, и пусть ветер треплет твои волосы.
— Ну, это легко, — сказала девушка. — Вот так? Он посмотрел, увидел ее профиль, утреннюю свежесть кожи, грудь, приподнимающую черный свитер, глаза, прищуренные от ветра, и сказал:
— Да, так.
— Ну и слава богу, — сказала она.
ГЛАВА 25
Gran Maestro посадил их за столик у окна, выходившего на Большой канал. В ресторане, кроме них, никого не было.
Вид у Gran Maestro с утра был здоровый и праздничный. По утрам он забывал о своей язве, да и о сердце так же. Когда у него ничего не болело, он старался не думать о боли.
— Мой товарищ рассказывает, что ваш рябой соотечественник завтракает в постели, — поведал он полковнику. — Сюда, правда, могут прийти несколько бельгийцев. «Храбрейшие из них были белги», — процитировал он. — Есть у нас тут и парочка pescecani; сами знаете, откуда их принесло. Но они переутомились и, по-видимому, будут есть, как свиньи, у себя в номере.
— Отлично доложили обстановку, — сказал полковник. — Проблема, которую нам надо решить, Gran Maestro, состоит в том, что я уже поел у себя в номере, как тот щербатый и ваши pescecani. А вот эта дама…
— Молодая девушка, — поправил его Gran Maestro, улыбаясь во весь рот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50