Директор обомлел и на все условия согласился.
Но не стоит думать, что из Таира получился только лишь послушный, бездумный автомат. Еще когда снег не лег, когда псеныш едва-едва освоил защиту, он стал иногда проявлять в умеренных количествах разумную инициативу. Как-то, помню, взял я его с собой в город. Идем, по обыкновению, без поводка. Таир, как всегда, уткнулся носом мне в коленку. В толпе с таким идти очень, надо сказать, удобно. А еще же он сухонький, плосконький, за моей ногой скрывается и встречным людям почти незаметен. Я о чем-то задумался, смотрю в землю. Вдруг слышу: «Привет!» – и обнаруживаю протянутую ко мне руку. В следующее мгновение поднимаю глаза, вижу улыбающееся лицо приятеля и смыкающиеся у него на локте Таировы челюсти. Рефлекторно командую: «Дай!» Успел с этим вовремя. Приятель побледнел, но улыбаться не перестал, ибо счастливо отделался легким испугом и парой небольших синяков.
И вот о чем забыл рассказать. Других собак Таир все еще изрядно побаивался, даже когда с его истерическим паникерством было покончено. Если поблизости какая-нибудь из них лаяла или рычала, то он нервничал, зажимался и плохо слушался. Понятно, что такое происходит от неуверенности в собственных силах. Для ликвидации выявленного в Таировом поведении изъяна нужно было принять какие-то меры по его социальной адаптации среди собратьев по виду. И прежде всего – научить защищаться.
Для начала я прибегнул к помощи Катьки. Полностью Катька звалась Квиатой фон Цизавинкель, и была она сукой во всех отношениях и изрядной бездельницей, ценность которой почти полностью заключалась в ее зарубежном происхождении и, соответственно, в воспроизводительной способности. Однако исполнять роль классной дамы, воспитывать подрастающих оболтусов в правилах хорошего тона она умела мастерски, а только это, собственно, в данном случае от нее и требовалось. Таир очень скоро убедился в том, что поворачиваться к уважаемой матроне хвостом не только в высшей степени неприлично, но, кроме того, всякий раз чревато мгновенной и небезболезненной утратой клочка шерсти с задней части его драгоценного организма. По-видимому, перспектива преждевременного облысения его нисколько не прельщала, а потому в Катькином присутствии кобелешка стал вести себя бдительно, неотрывно следя, как стрелка компаса за магнитом, за ее акульим кружением. Но пассивная оборона была не тем ответом, которого ожидала Катька, и она донимала Таира до тех пор, пока он не начинал скалиться и делать упредительные выпады в ее сторону. Вот тогда сучара расцветала от счастья и, невероятно довольная, подбегала ко мне за похвалой ее педагогическому таланту. Спустя пару-тройку дней совместных прогулок, Таир встречал Катьку уже не с поджатым хвостом, а наоборот, с напряженно поднятым, стоя к ней боком и демонстрируя полную боевую готовность. Для надежности воспитательница проверила его на вшивость еще несколько раз, удовлетворилась результатом и потеряла всякий интерес к продолжению своей провокаторской деятельности.
После этого я стал брать на прогулки с Таиром других собак, сначала сук, а потом мирных кобелей. Когда Таир поочередно познакомился и наладил отношения с каждой из них в отдельности, пришло время ему побегать и в стае. Собак, более или менее лояльных друг к другу, я приучил выгуливаться вместе с тем, чтобы вволюшку поноситься, стряхнуть лишний жирок за ночь успевали все. За некоторыми, конечно, следить все равно приходилось, но до серьезных драк дело доходило нечасто. Таир среди прочих держался скромно, в военных и охотничьих игрищах участия не принимал, а потому собакам был неинтересен и за все время ни к одному конфликту причастен не оказался. Зато он привык достаточно равнодушно относиться к лаю, погоням и шутейным потасовкам, то и дело вспыхивавшим даже в самой от него непосредственной близости.
Для окончательной расстановки всех точек над «i» весьма желательно было позаниматься с Таиром послушанием в несколько усложненных условиях. Посреди дрессировочной площадки я посадил на цепь драчливого и брехливого кобеля из караульных собак и очертил кругом него линию предельной досягаемости, чтобы случайно не направить Таира к нему в зубы. Ученическую шею во избежание взбрыков опять же украсил парфорсом, и мы помаршировали полчасика сначала вдалеке, а после все ближе и ближе к давящемуся лаем и хриплым рыком барбосу, не особо много уделяя внимания территориальным притязаниям последнего, а равно и всем его угрозам немедленной и жестокой расправы. И всего-то ничего понадобилось парфорсом воспользоваться – раз пять, не более, да и то вполсилы. По моему настоянию, Таиру пришлось поочередно нарушить границы десяти-, пяти– и трехметровой зон безопасности, которые обычно свято блюдутся собаками, не нарывающимися на кровопролитие. Конечно, я не вел своего задохлика прямо в лоб на привязанного свирепца, непрерывно обкладывавшего то ли одного его, то ли нас обоих многоэтажной собачьей бранью. Мы приближались к скандальному соседу широким зигзагом и закончили тем, что Таир дважды достаточно уверенно прошел – у моей ноги – менее чем в метре от безуспешно пытавшейся до него дотянуться пасти, а потом, будучи оставленным в пределах трехметровой зоны, выполнил несколько приемов послушания. Правда, чуть медленнее обычного, да и команды я ему подавал с очень небольшого расстояния, но – он выполнил. Впредь собакобоязнь в степени, превышающей разумную осторожность, никоим образом у Таира не проявлялась. А вот разрешение еще одной проблемы растянулось не на один месяц. Альтаир плохо делал дальние задержания, когда приходилось пробегать более тридцати метров. К концу дистанции он сильно сбавлял ход и к фигуранту уже чуть ли не шагом подходил. Нет, кусаться-то он кусался честно, наука крепко сидела в его памяти и боках, но при такой атаке пес представлял собою прекрасную мишень для любого встречного пинка. А много ли хлюпику надо? Один раз прицельно получит, тут и скопытится на веки вечные. Лишь хватка с лету дает ему шансы на победу. Но этому нужно учить, а стало быть, нужны толковые помощники. На наших милиционеров рассчитывать не приходилось. Ни один из них так и не смог пересилить себя даже в простейшем: убегать что есть мочи, не тормозя и не оглядываясь, от догоняющей собаки, имея средством защиты дрессировочную куртку – я уже молчу про рукав. Не было у них куража. А фигурант, работающий без куража, без боевого азарта, собаку не разжигает, а гасит. С почти равным эффектом вместо него можно и чучело на колесиках использовать. У «мушкетеров» же день был занят учебой, и в гости ко мне они наведывались только по выходным дням, да и то не всегда. Потому у Таира «кусачки» шли с недельным интервалом. Но, собственно, чаще оно и не требовалось.
Если нужно, чтобы слабая по характеру собака работала на задержание с каждым разом все лучше и лучше, ее не следует в течение одного урока избыточно много или в короткое время слишком часто пускать в схватку. Пресыщение работой обычно дает результат, обратный желаемому. Тем же плохо и каждодневное обучение защите. По окончании занятия собака все еще должна рваться в бой, тогда в следующий раз она будет атаковать с еще большей страстью. Именно здесь нужно брать не числом, а умением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
Но не стоит думать, что из Таира получился только лишь послушный, бездумный автомат. Еще когда снег не лег, когда псеныш едва-едва освоил защиту, он стал иногда проявлять в умеренных количествах разумную инициативу. Как-то, помню, взял я его с собой в город. Идем, по обыкновению, без поводка. Таир, как всегда, уткнулся носом мне в коленку. В толпе с таким идти очень, надо сказать, удобно. А еще же он сухонький, плосконький, за моей ногой скрывается и встречным людям почти незаметен. Я о чем-то задумался, смотрю в землю. Вдруг слышу: «Привет!» – и обнаруживаю протянутую ко мне руку. В следующее мгновение поднимаю глаза, вижу улыбающееся лицо приятеля и смыкающиеся у него на локте Таировы челюсти. Рефлекторно командую: «Дай!» Успел с этим вовремя. Приятель побледнел, но улыбаться не перестал, ибо счастливо отделался легким испугом и парой небольших синяков.
И вот о чем забыл рассказать. Других собак Таир все еще изрядно побаивался, даже когда с его истерическим паникерством было покончено. Если поблизости какая-нибудь из них лаяла или рычала, то он нервничал, зажимался и плохо слушался. Понятно, что такое происходит от неуверенности в собственных силах. Для ликвидации выявленного в Таировом поведении изъяна нужно было принять какие-то меры по его социальной адаптации среди собратьев по виду. И прежде всего – научить защищаться.
Для начала я прибегнул к помощи Катьки. Полностью Катька звалась Квиатой фон Цизавинкель, и была она сукой во всех отношениях и изрядной бездельницей, ценность которой почти полностью заключалась в ее зарубежном происхождении и, соответственно, в воспроизводительной способности. Однако исполнять роль классной дамы, воспитывать подрастающих оболтусов в правилах хорошего тона она умела мастерски, а только это, собственно, в данном случае от нее и требовалось. Таир очень скоро убедился в том, что поворачиваться к уважаемой матроне хвостом не только в высшей степени неприлично, но, кроме того, всякий раз чревато мгновенной и небезболезненной утратой клочка шерсти с задней части его драгоценного организма. По-видимому, перспектива преждевременного облысения его нисколько не прельщала, а потому в Катькином присутствии кобелешка стал вести себя бдительно, неотрывно следя, как стрелка компаса за магнитом, за ее акульим кружением. Но пассивная оборона была не тем ответом, которого ожидала Катька, и она донимала Таира до тех пор, пока он не начинал скалиться и делать упредительные выпады в ее сторону. Вот тогда сучара расцветала от счастья и, невероятно довольная, подбегала ко мне за похвалой ее педагогическому таланту. Спустя пару-тройку дней совместных прогулок, Таир встречал Катьку уже не с поджатым хвостом, а наоборот, с напряженно поднятым, стоя к ней боком и демонстрируя полную боевую готовность. Для надежности воспитательница проверила его на вшивость еще несколько раз, удовлетворилась результатом и потеряла всякий интерес к продолжению своей провокаторской деятельности.
После этого я стал брать на прогулки с Таиром других собак, сначала сук, а потом мирных кобелей. Когда Таир поочередно познакомился и наладил отношения с каждой из них в отдельности, пришло время ему побегать и в стае. Собак, более или менее лояльных друг к другу, я приучил выгуливаться вместе с тем, чтобы вволюшку поноситься, стряхнуть лишний жирок за ночь успевали все. За некоторыми, конечно, следить все равно приходилось, но до серьезных драк дело доходило нечасто. Таир среди прочих держался скромно, в военных и охотничьих игрищах участия не принимал, а потому собакам был неинтересен и за все время ни к одному конфликту причастен не оказался. Зато он привык достаточно равнодушно относиться к лаю, погоням и шутейным потасовкам, то и дело вспыхивавшим даже в самой от него непосредственной близости.
Для окончательной расстановки всех точек над «i» весьма желательно было позаниматься с Таиром послушанием в несколько усложненных условиях. Посреди дрессировочной площадки я посадил на цепь драчливого и брехливого кобеля из караульных собак и очертил кругом него линию предельной досягаемости, чтобы случайно не направить Таира к нему в зубы. Ученическую шею во избежание взбрыков опять же украсил парфорсом, и мы помаршировали полчасика сначала вдалеке, а после все ближе и ближе к давящемуся лаем и хриплым рыком барбосу, не особо много уделяя внимания территориальным притязаниям последнего, а равно и всем его угрозам немедленной и жестокой расправы. И всего-то ничего понадобилось парфорсом воспользоваться – раз пять, не более, да и то вполсилы. По моему настоянию, Таиру пришлось поочередно нарушить границы десяти-, пяти– и трехметровой зон безопасности, которые обычно свято блюдутся собаками, не нарывающимися на кровопролитие. Конечно, я не вел своего задохлика прямо в лоб на привязанного свирепца, непрерывно обкладывавшего то ли одного его, то ли нас обоих многоэтажной собачьей бранью. Мы приближались к скандальному соседу широким зигзагом и закончили тем, что Таир дважды достаточно уверенно прошел – у моей ноги – менее чем в метре от безуспешно пытавшейся до него дотянуться пасти, а потом, будучи оставленным в пределах трехметровой зоны, выполнил несколько приемов послушания. Правда, чуть медленнее обычного, да и команды я ему подавал с очень небольшого расстояния, но – он выполнил. Впредь собакобоязнь в степени, превышающей разумную осторожность, никоим образом у Таира не проявлялась. А вот разрешение еще одной проблемы растянулось не на один месяц. Альтаир плохо делал дальние задержания, когда приходилось пробегать более тридцати метров. К концу дистанции он сильно сбавлял ход и к фигуранту уже чуть ли не шагом подходил. Нет, кусаться-то он кусался честно, наука крепко сидела в его памяти и боках, но при такой атаке пес представлял собою прекрасную мишень для любого встречного пинка. А много ли хлюпику надо? Один раз прицельно получит, тут и скопытится на веки вечные. Лишь хватка с лету дает ему шансы на победу. Но этому нужно учить, а стало быть, нужны толковые помощники. На наших милиционеров рассчитывать не приходилось. Ни один из них так и не смог пересилить себя даже в простейшем: убегать что есть мочи, не тормозя и не оглядываясь, от догоняющей собаки, имея средством защиты дрессировочную куртку – я уже молчу про рукав. Не было у них куража. А фигурант, работающий без куража, без боевого азарта, собаку не разжигает, а гасит. С почти равным эффектом вместо него можно и чучело на колесиках использовать. У «мушкетеров» же день был занят учебой, и в гости ко мне они наведывались только по выходным дням, да и то не всегда. Потому у Таира «кусачки» шли с недельным интервалом. Но, собственно, чаще оно и не требовалось.
Если нужно, чтобы слабая по характеру собака работала на задержание с каждым разом все лучше и лучше, ее не следует в течение одного урока избыточно много или в короткое время слишком часто пускать в схватку. Пресыщение работой обычно дает результат, обратный желаемому. Тем же плохо и каждодневное обучение защите. По окончании занятия собака все еще должна рваться в бой, тогда в следующий раз она будет атаковать с еще большей страстью. Именно здесь нужно брать не числом, а умением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14