Ты был сильным, так будь же бесстрашен…
Внезапно Адонирам почувствовал, как его окутывает тепло, проникающее до самых глубин, оно согрело его, не обжигая; воздух, который он вдыхал, словно стал легче; непреодолимая сила увлекла его к огню, куда уже шагнул его таинственный спутник.
– Где я? Как твое имя? Куда ты ведешь меня? – пробормотал он.
– В центр земли… Туда, где живет душа мира, туда, где возвышается подземный дворец нашего отца Еноха, которого в Египте зовут Гермесом, а в Аравии чтят под именем Идриса.
– Силы бессмертные! – вскричал Адонирам. – О господин мой! Так это правда? Вы…
– Твой предок, человек… художник, твой учитель и покровитель: я был на земле Тувал-Каином.
Чем дальше продвигались они вниз в темноте и безмолвии, тем нереальнее казалось Адонираму все происходящее. Но он уже не принадлежал себе, увлекаемый чарами незнакомца; повинуясь неодолимой силе, душа его устремилась к таинственному провожатому.
Прохлада и влага сменились теплым, разреженным воздухом; недра земли жили, вздрагивали, слышался странный гул и глухие удары, мерные, ритмичные, говорившие о том, что где-то совсем близко сердце этого мира; Адонирам все яснее слышал его биение и не мог понять, что делает он в этих бездонных глубинах; он искал опоры, но не находил и следовал за тенью Тувал-Каина, не видя ничего вокруг. Призрак хранил молчание.
Через несколько мгновений, показавшихся ему долгими, как жизнь патриарха, Адонирам увидел вдали светящуюся точку. Точка эта росла, росла, приближалась, потом вытянулась в длинный луч, и художнику на миг открылся мир, населенный тенями, – они сновали, поглощенные занятиями, смысла которых он не понимал. Наконец этот смутный свет угас, коснувшись пламенеющей митры и далматика сына Каина.
Адонирам пытался что-то сказать, но тщетно: голос замер в его стесненной груди; он вздохнул свободнее, лишь оказавшись в огромной галерее, уходившей вглубь насколько хватало глаз; она была так широка, что стен не было видно, а поддерживал ее бесконечный ряд огромных колонн, терявшихся в вышине, так что взор не мог достигнуть свода.
Вдруг мастер вздрогнул: Тувал-Каин заговорил.
– Твои ноги ступают по гигантскому изумруду, корню и опоре горы Каф; ты подошел к владениям твоих предков. Здесь безраздельно царит потомство Каина. Под этими гранитными твердынями, среди этих неприступных пещер мы нашли наконец свободу. Здесь кончается ревнивая тирания Адонаи, только здесь можно, не страшась гибели, вкушать плоды с древа познания.
Долгий и сладостный вздох вырвался у Адонирама; ему показалось, что впервые освободился он от тяжкого груза, всю жизнь давившего ему на плечи.
Тут все вокруг ожило; толпы людей заполонили подземелье; они сновали, суетились, работали; раздавался веселый звон молотков по металлу, смешиваясь с журчанием вод и свистом яростного ветра; свод озарился, раскинувшись над головой подобно бескрайнему небу, откуда лились на эти огромные и странные мастерские потоки ослепительно-белого, чуть оттененного лазурью света, который, касаясь земли, играл всеми цветами радуги.
Адонирам шел сквозь толпу и видел вокруг людей, занятых работой, цели которой он не мог постичь; пораженный сияющим небесным сводом в недрах земли, мастер остановился.
– Это святилище огня, – сказал ему Тувал-Каин, – здесь рождается тепло, согревающее землю; не будь нас, она погибла бы от холода. Мы готовим здесь металлы, обращая в жидкость пары; отсюда они растекаются по жилам земли.
Соприкасаясь и переплетаясь над нашими головами, эти жилы, несущие в себе различные стихии, рождают встречные потоки, которые, сталкиваясь, воспламеняются и излучают яркий свет, ослепительный для твоих несовершенных глаз. Вокруг, притянутые этими потоками, превращаются в пар семь металлов, и пар этот собирается в лазурные, зеленые, пурпурные, золотые, алые и серебряные облака; встречаясь и сливаясь, они образуют сплавы, из которых состоят все земные минералы и драгоценные камни. Когда свод охлаждается, облака сгущаются и разражаются градом рубинов, изумрудов, топазов, ониксов, бирюзы и алмазов; подземные течения подхватывают их и уносят, а вместе с ними уносят шлаки – гранит, кремень, известняк; это они вздымают поверхность земли, приближаясь к владениям людей… ибо солнце Адонаи холодно, это жалкая печка, на которой не сваришь и яйца. Так что стало бы с людьми, если бы мы не передавали им втайне стихию огня, заключенную в камне, и железо, способное высечь искру?
Это объяснение удовлетворило Адонирама, но и удивило его. Он подошел к работающим, не понимая, как могут они трудиться в этих реках золота, серебра, меди, железа, разделять потоки на рукава, преграждать плотинами и укрощать их волны.
– Металлы, – ответил на его мысль Тувал-Каин, – превращаются в жидкость от тепла сердца земли: жар, в котором мы живем здесь, почти вдвое сильнее жара в печах, где ты плавишь бронзу.
Адонирам содрогнулся, удивляясь, что он еще жив.
– Этот жар, – продолжал Тувал-Каин, – естественная температура для душ, рожденных некогда из стихии огня. Когда Адонаи вылепил форму для земли, он поместил в центр ее крошечную искру, из которой хотел сотворить человека; и той частицы хватило, чтобы согреть всю глыбу, вдохнуть в нее жизнь и мысль; но там, наверху, душа эта борется с холодом – потому так скудны ваши возможности; а случается, что сила притяжения центра земли увлекает искру, и тогда вы умираете.
Такое объяснение сотворения мира вызвало пренебрежительный жест у Адонирама.
– Да, – продолжал его спутник, – он жалок, а не силен, завистлив, а не великодушен Бог Адонаи! Он создал человека из грязи наперекор духам огня, а потом, испугавшись собственного творения и из снисходительности к этому ничтожному созданию, без жалости к их слезам обрек его на смерть. Вот основополагающее противоречие, которое разделяет нас; вся земная жизнь рождена из огня, и ее притягивает огонь, скрытый в центре земли. Мы хотели, чтобы таким же образом поверхность земли притягивала этот огонь и он воссиял бы над нею – это и было бы бессмертие.
Но Адонаи, который царит там, вокруг миров, замуровал землю и воспрепятствовал этому притяжению извне. В результате этого земля умрет, как и ее жители. Она уже стареет; холод все глубже проникает в нее; исчезли с лица ее сонмы животных и растений; редеют народы, короче становится жизнь, а из семи первозданных металлов земля, сердцевина которой замерзает и иссыхает, получает уже только пять. Даже солнце меркнет; оно погаснет через пять-шесть миллионов лет. Но не мне одному, о сын мой, предстоит открыть тебе все эти тайны – ты услышишь их из уст людей, твоих предков.
Подземный мир
ВМЕСТЕ вошли они в сад, залитый мягким светом трепещущего огня, где росло множество невиданных деревьев; листьями их были язычки пламени, отбрасывающие вместо тени более яркие отсветы на изумрудную землю, пестреющую цветами причудливой формы и удивительных окрасок Расцветшие от внутреннего тепла земли, эти цветы были легчайшим и чистейшим порождением металлов. Подземный цветущий сад сиял подобно драгоценным каменьям и источал ароматы амбры, ладана и мирры. Невдалеке змеились ручейки нефти, питая поля киновари – розу красоты подземного мира. Там прогуливались огромного роста старики, скроенные по мерке этой буйной и щедрой природы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Внезапно Адонирам почувствовал, как его окутывает тепло, проникающее до самых глубин, оно согрело его, не обжигая; воздух, который он вдыхал, словно стал легче; непреодолимая сила увлекла его к огню, куда уже шагнул его таинственный спутник.
– Где я? Как твое имя? Куда ты ведешь меня? – пробормотал он.
– В центр земли… Туда, где живет душа мира, туда, где возвышается подземный дворец нашего отца Еноха, которого в Египте зовут Гермесом, а в Аравии чтят под именем Идриса.
– Силы бессмертные! – вскричал Адонирам. – О господин мой! Так это правда? Вы…
– Твой предок, человек… художник, твой учитель и покровитель: я был на земле Тувал-Каином.
Чем дальше продвигались они вниз в темноте и безмолвии, тем нереальнее казалось Адонираму все происходящее. Но он уже не принадлежал себе, увлекаемый чарами незнакомца; повинуясь неодолимой силе, душа его устремилась к таинственному провожатому.
Прохлада и влага сменились теплым, разреженным воздухом; недра земли жили, вздрагивали, слышался странный гул и глухие удары, мерные, ритмичные, говорившие о том, что где-то совсем близко сердце этого мира; Адонирам все яснее слышал его биение и не мог понять, что делает он в этих бездонных глубинах; он искал опоры, но не находил и следовал за тенью Тувал-Каина, не видя ничего вокруг. Призрак хранил молчание.
Через несколько мгновений, показавшихся ему долгими, как жизнь патриарха, Адонирам увидел вдали светящуюся точку. Точка эта росла, росла, приближалась, потом вытянулась в длинный луч, и художнику на миг открылся мир, населенный тенями, – они сновали, поглощенные занятиями, смысла которых он не понимал. Наконец этот смутный свет угас, коснувшись пламенеющей митры и далматика сына Каина.
Адонирам пытался что-то сказать, но тщетно: голос замер в его стесненной груди; он вздохнул свободнее, лишь оказавшись в огромной галерее, уходившей вглубь насколько хватало глаз; она была так широка, что стен не было видно, а поддерживал ее бесконечный ряд огромных колонн, терявшихся в вышине, так что взор не мог достигнуть свода.
Вдруг мастер вздрогнул: Тувал-Каин заговорил.
– Твои ноги ступают по гигантскому изумруду, корню и опоре горы Каф; ты подошел к владениям твоих предков. Здесь безраздельно царит потомство Каина. Под этими гранитными твердынями, среди этих неприступных пещер мы нашли наконец свободу. Здесь кончается ревнивая тирания Адонаи, только здесь можно, не страшась гибели, вкушать плоды с древа познания.
Долгий и сладостный вздох вырвался у Адонирама; ему показалось, что впервые освободился он от тяжкого груза, всю жизнь давившего ему на плечи.
Тут все вокруг ожило; толпы людей заполонили подземелье; они сновали, суетились, работали; раздавался веселый звон молотков по металлу, смешиваясь с журчанием вод и свистом яростного ветра; свод озарился, раскинувшись над головой подобно бескрайнему небу, откуда лились на эти огромные и странные мастерские потоки ослепительно-белого, чуть оттененного лазурью света, который, касаясь земли, играл всеми цветами радуги.
Адонирам шел сквозь толпу и видел вокруг людей, занятых работой, цели которой он не мог постичь; пораженный сияющим небесным сводом в недрах земли, мастер остановился.
– Это святилище огня, – сказал ему Тувал-Каин, – здесь рождается тепло, согревающее землю; не будь нас, она погибла бы от холода. Мы готовим здесь металлы, обращая в жидкость пары; отсюда они растекаются по жилам земли.
Соприкасаясь и переплетаясь над нашими головами, эти жилы, несущие в себе различные стихии, рождают встречные потоки, которые, сталкиваясь, воспламеняются и излучают яркий свет, ослепительный для твоих несовершенных глаз. Вокруг, притянутые этими потоками, превращаются в пар семь металлов, и пар этот собирается в лазурные, зеленые, пурпурные, золотые, алые и серебряные облака; встречаясь и сливаясь, они образуют сплавы, из которых состоят все земные минералы и драгоценные камни. Когда свод охлаждается, облака сгущаются и разражаются градом рубинов, изумрудов, топазов, ониксов, бирюзы и алмазов; подземные течения подхватывают их и уносят, а вместе с ними уносят шлаки – гранит, кремень, известняк; это они вздымают поверхность земли, приближаясь к владениям людей… ибо солнце Адонаи холодно, это жалкая печка, на которой не сваришь и яйца. Так что стало бы с людьми, если бы мы не передавали им втайне стихию огня, заключенную в камне, и железо, способное высечь искру?
Это объяснение удовлетворило Адонирама, но и удивило его. Он подошел к работающим, не понимая, как могут они трудиться в этих реках золота, серебра, меди, железа, разделять потоки на рукава, преграждать плотинами и укрощать их волны.
– Металлы, – ответил на его мысль Тувал-Каин, – превращаются в жидкость от тепла сердца земли: жар, в котором мы живем здесь, почти вдвое сильнее жара в печах, где ты плавишь бронзу.
Адонирам содрогнулся, удивляясь, что он еще жив.
– Этот жар, – продолжал Тувал-Каин, – естественная температура для душ, рожденных некогда из стихии огня. Когда Адонаи вылепил форму для земли, он поместил в центр ее крошечную искру, из которой хотел сотворить человека; и той частицы хватило, чтобы согреть всю глыбу, вдохнуть в нее жизнь и мысль; но там, наверху, душа эта борется с холодом – потому так скудны ваши возможности; а случается, что сила притяжения центра земли увлекает искру, и тогда вы умираете.
Такое объяснение сотворения мира вызвало пренебрежительный жест у Адонирама.
– Да, – продолжал его спутник, – он жалок, а не силен, завистлив, а не великодушен Бог Адонаи! Он создал человека из грязи наперекор духам огня, а потом, испугавшись собственного творения и из снисходительности к этому ничтожному созданию, без жалости к их слезам обрек его на смерть. Вот основополагающее противоречие, которое разделяет нас; вся земная жизнь рождена из огня, и ее притягивает огонь, скрытый в центре земли. Мы хотели, чтобы таким же образом поверхность земли притягивала этот огонь и он воссиял бы над нею – это и было бы бессмертие.
Но Адонаи, который царит там, вокруг миров, замуровал землю и воспрепятствовал этому притяжению извне. В результате этого земля умрет, как и ее жители. Она уже стареет; холод все глубже проникает в нее; исчезли с лица ее сонмы животных и растений; редеют народы, короче становится жизнь, а из семи первозданных металлов земля, сердцевина которой замерзает и иссыхает, получает уже только пять. Даже солнце меркнет; оно погаснет через пять-шесть миллионов лет. Но не мне одному, о сын мой, предстоит открыть тебе все эти тайны – ты услышишь их из уст людей, твоих предков.
Подземный мир
ВМЕСТЕ вошли они в сад, залитый мягким светом трепещущего огня, где росло множество невиданных деревьев; листьями их были язычки пламени, отбрасывающие вместо тени более яркие отсветы на изумрудную землю, пестреющую цветами причудливой формы и удивительных окрасок Расцветшие от внутреннего тепла земли, эти цветы были легчайшим и чистейшим порождением металлов. Подземный цветущий сад сиял подобно драгоценным каменьям и источал ароматы амбры, ладана и мирры. Невдалеке змеились ручейки нефти, питая поля киновари – розу красоты подземного мира. Там прогуливались огромного роста старики, скроенные по мерке этой буйной и щедрой природы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30