Сюда, по крайней мере, не дотянется лапка нашей строительной дамы… Я злая? Предпочитаю быть доброй. Но в последнее время как-то не получается.
Руслан сказал:
– Я не понимаю, Лид! Я тридцать один год живу и все время думаю о любви! Что за ерунда? И все об этом думают. Все время.
Руслан ожесточенно откашлялся и с остервенением стал выбивать очередной крюк…
В палатке было тесно, холодно. Надо было заснуть «в темпе». Но этого как-то не получалось, да и шла вечерняя связь. Володя держал в руках радиостанцию с короткой антенной. Рядом с ним в мешке лежала Лида, и ее голова, между прочим, чуть касалась плеча капитана. Володя говорил в микрофон, вмонтированный в черный кирпич приемопередатчика.
– …ночуем под самым «желтым поясом». Завтра возьмемся за него. Или он за нас. Разберемся. Все хорошо, все здоровы. Как у вас? Как курсант? Прием.
– Ду ю спик инглиш? – раздался голос Марата. – Капитан, кому ты меня отдал? Я как Ванька Жуков. Помнишь? «Ванька Жуков, девятилетний мальчик, отданный в обучение сапожнику…» Фамилию забыл…
Было слышно, как там у них в палатке началась какая-то возня, возгласы, наконец Спартак, очевидно, победил и, несколько запыхавшись, сказал:
– Капитан, действую только грубой физической силой. Английский учить не хочет. Знает только – Сенька бери мяч. Ну вот. А новости у нас еще такие: закат был сегодня какой-то странный – все небо малиновое. Вы видели? И еще сегодня связалась с нами станция со строительства, тебе передавали пламенный привет. Прием.
Володя торопливо нажал клавишу передачи и сказал:
– Ну, уже поздно, связь кончаю, до завтра.
Он долго складывал антенну, возился, укладывая радиостанцию под голову. Все молчали. Горела, потрескивая разряженным воздухом, свеча, воск капал на чью-то каску. Все чувствовали неловкость. Все знали, кто передавал привет. Володя нерешительно кашлянул, потом сказал:
– Ну что, моряки, гасим постоянное напряжение?
– Когда мы вернемся, – неожиданно сказала Лида, – я вас всех приглашу к себе. Сделаю пельмени – штук восемьсот. Со сметаной. Одна пельменина будет счастливая, с копейкой внутри. И познакомлю вас с человеком, который очень давно меня любит. Накуплю зелени, вина… Он вам понравится… Когда-то он летал на Севере и знает много историй… Вот так. И устрою поминки.
– Ладно, Лид, – сказал Саша, – завтра у нас «желтый пояс». Чего ты?
– Ну что же вы не спросите, по кому поминки? – сказала Лида.
Все молчали. Володя пытался скрыть раздражение, мягко сказал:
– Лида, все всё поняли.
– Поминки, ребята, будут по мне, – сказала Лида, – по моей…
Она хотела сказать – любви, но не успела. В эту секунду раздался широкий повсеместный грохот, палатку подкинуло, упала свеча. Вокруг грохотало. К этому грохоту прибавился гром идущих сверху камней. Палатку бросало из стороны в сторону, как лодку, плывущую по бурному морю…
…Гремело по всей округе, из домов выбегали люди. На дорогу перед зданием компрессорной падали и выкатывались обломки породы. Пошатнулся камень, висевший над зданием, напряглись стальные тросы, и вдруг загнанные по шляпку крепежные болты стали высовывать из неверного цемента свои длинные тела. Цемент крошился, по нему шли трещины. Это было землетрясение…
Как ни странно, с восходителями ничего страшного не случилось. Утром они вышли к «желтому поясу». Здесь неожиданно нашлась довольно приличная площадка, и на ней собралась вся команда. Слой мягкой желтой породы начинался прямо с площадки. Володя, выбрав самый длинный крюк, при полном молчании загнал его несколькими ударами по самую шляпку. Потом почти без усилий вынул его рукой. Все посмотрели наверх. Желтые отвесы высились над головой метров на семьдесят.
– Ну вот что, – сказал Володя, – полезу я.
– Капитан, мы так не договаривались, – сказал Саша. – Ты понимаешь, что без единой точки страховки, без единого крюка ты будешь лететь семьдесят метров до нас и еще семьдесят метров от нас.
– А ты? – незаинтересованно спросил Володя. По всему было видно, что он уже принял решение и готовился штурмовать стену.
– Я не сорвусь, – зло сказал Саша.
– Я тоже, – вяло ответил Володя. – И побереги себя для «зеркала». И вообще – что за крики? Черт пролез, а мы-то что? Ну, вперед.
Он взялся большими длинными руками за неверные камни и медленно стал подниматься…
В это же время, этим же утром у здания компрессорной, где бульдозеры чистили дорогу от упавших при ночном землетрясении камней, стояли Петр Семушин и Юнна Ковальская. Петр только что лазил к камню, спустился мрачный, подавленный тем, что пришлось ему увидеть.
– Все, кроме трех, – говорил он. – Все выскочили. Я предупреждал. Я говорил, что нужен цемент-500.
Юнна закурила, грубо, по-мужски кинула спичку на землю.
– Ну почему же мне никто не доложил?… Сам ты, конечно, ничего не сможешь сделать. А где взять людей?
– Люди нам, Юнсанна, не нужны, – сказал Петр. – Нам нужны квалифицированные альпинисты. Где их взять? Сейчас – разгар сезона, все в горах. Надо команду отзывать.
– Акт подписан, – вздохнула Юнна, – работа принята.
– Второй раз тряхнет – все, – сказал Петр.
– Хорошо! – решилась Юнна. – Я тебя прошу: сейчас же свяжись с ними по радио и от имени руководства строительства попроси… даже потребуй вернуться. Я вышлю за ними наш вертолет.
– Юнсанна! – сказал Петр. – Не надо от имени руководства. Нехорошо это. Я подпишу – Юнна и Петр.
– А чем тебе не нравится официальная подпись?
– Одно дело, когда их просят друзья, другое – организация. Организацию можно и отослать, а друзей… ну вот нас с вами…
– Не важно это, – сказала Юнна. – Впрочем, как хочешь. И в том и в другом случае мы им портим спортивную жизнь.
Петр нахмурился.
– Портим, – сказал он. – Если не спасем…
Рука Володи, ощупывая, оглаживая каждый выступ, каждую зацепку в неверной желтой породе, наконец наткнулась на что-то более твердое. «Желтый пояс» кончился. Дальше шла полоса белого мрамора, такого белого, что на него было больно смотреть. Володя достал крюк и стал вколачивать его в ближайшую трещину. Крюк шел очень медленно, трудно, и это было прекрасно. Наконец он начал под ударами скального молотка петь. Этот звук означал, что на крюк можно повесить хоть грузовик. Володя пристегнул к крюку карабин, продел туда страхующую веревку. Всё! Он почувствовал тяжелую усталость, напряжение спало.
Внизу Руслан и Саша аплодировали капитану. Лида, стоявшая на страховке, плакала, но не могла стряхнуть слезы, потому что обе руки у нее были заняты страхующей веревкой…
Марат валялся на спальном мешке. Рядом шипела радиостанция. В руке Марат держал учебник и, шевеля губами, разбирал ненавистные английские слова. Иногда он отрывался от этого занятия и, не меняя позы, поглядывал в подзорную трубу. В трубе было видно, как на леднике расхаживает с ледорубом в руке Спартак. Внезапно радиостанция ожила, и чей-то голос стал вызывать: «База-Ключ, я База, как слышно, прием». Марат, обрадованный таким замечательным поводом бросить занятия, тут же откликнулся. Ему сообщили, что для команды на стене Ключа есть срочное сообщение, которое он должен записать. Записывать было не на чем, и Марат стал писать на внутренней обложке учебника. Передали вот что: «Моряки! В результате землетрясения выскочили все болты, кроме трех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Руслан сказал:
– Я не понимаю, Лид! Я тридцать один год живу и все время думаю о любви! Что за ерунда? И все об этом думают. Все время.
Руслан ожесточенно откашлялся и с остервенением стал выбивать очередной крюк…
В палатке было тесно, холодно. Надо было заснуть «в темпе». Но этого как-то не получалось, да и шла вечерняя связь. Володя держал в руках радиостанцию с короткой антенной. Рядом с ним в мешке лежала Лида, и ее голова, между прочим, чуть касалась плеча капитана. Володя говорил в микрофон, вмонтированный в черный кирпич приемопередатчика.
– …ночуем под самым «желтым поясом». Завтра возьмемся за него. Или он за нас. Разберемся. Все хорошо, все здоровы. Как у вас? Как курсант? Прием.
– Ду ю спик инглиш? – раздался голос Марата. – Капитан, кому ты меня отдал? Я как Ванька Жуков. Помнишь? «Ванька Жуков, девятилетний мальчик, отданный в обучение сапожнику…» Фамилию забыл…
Было слышно, как там у них в палатке началась какая-то возня, возгласы, наконец Спартак, очевидно, победил и, несколько запыхавшись, сказал:
– Капитан, действую только грубой физической силой. Английский учить не хочет. Знает только – Сенька бери мяч. Ну вот. А новости у нас еще такие: закат был сегодня какой-то странный – все небо малиновое. Вы видели? И еще сегодня связалась с нами станция со строительства, тебе передавали пламенный привет. Прием.
Володя торопливо нажал клавишу передачи и сказал:
– Ну, уже поздно, связь кончаю, до завтра.
Он долго складывал антенну, возился, укладывая радиостанцию под голову. Все молчали. Горела, потрескивая разряженным воздухом, свеча, воск капал на чью-то каску. Все чувствовали неловкость. Все знали, кто передавал привет. Володя нерешительно кашлянул, потом сказал:
– Ну что, моряки, гасим постоянное напряжение?
– Когда мы вернемся, – неожиданно сказала Лида, – я вас всех приглашу к себе. Сделаю пельмени – штук восемьсот. Со сметаной. Одна пельменина будет счастливая, с копейкой внутри. И познакомлю вас с человеком, который очень давно меня любит. Накуплю зелени, вина… Он вам понравится… Когда-то он летал на Севере и знает много историй… Вот так. И устрою поминки.
– Ладно, Лид, – сказал Саша, – завтра у нас «желтый пояс». Чего ты?
– Ну что же вы не спросите, по кому поминки? – сказала Лида.
Все молчали. Володя пытался скрыть раздражение, мягко сказал:
– Лида, все всё поняли.
– Поминки, ребята, будут по мне, – сказала Лида, – по моей…
Она хотела сказать – любви, но не успела. В эту секунду раздался широкий повсеместный грохот, палатку подкинуло, упала свеча. Вокруг грохотало. К этому грохоту прибавился гром идущих сверху камней. Палатку бросало из стороны в сторону, как лодку, плывущую по бурному морю…
…Гремело по всей округе, из домов выбегали люди. На дорогу перед зданием компрессорной падали и выкатывались обломки породы. Пошатнулся камень, висевший над зданием, напряглись стальные тросы, и вдруг загнанные по шляпку крепежные болты стали высовывать из неверного цемента свои длинные тела. Цемент крошился, по нему шли трещины. Это было землетрясение…
Как ни странно, с восходителями ничего страшного не случилось. Утром они вышли к «желтому поясу». Здесь неожиданно нашлась довольно приличная площадка, и на ней собралась вся команда. Слой мягкой желтой породы начинался прямо с площадки. Володя, выбрав самый длинный крюк, при полном молчании загнал его несколькими ударами по самую шляпку. Потом почти без усилий вынул его рукой. Все посмотрели наверх. Желтые отвесы высились над головой метров на семьдесят.
– Ну вот что, – сказал Володя, – полезу я.
– Капитан, мы так не договаривались, – сказал Саша. – Ты понимаешь, что без единой точки страховки, без единого крюка ты будешь лететь семьдесят метров до нас и еще семьдесят метров от нас.
– А ты? – незаинтересованно спросил Володя. По всему было видно, что он уже принял решение и готовился штурмовать стену.
– Я не сорвусь, – зло сказал Саша.
– Я тоже, – вяло ответил Володя. – И побереги себя для «зеркала». И вообще – что за крики? Черт пролез, а мы-то что? Ну, вперед.
Он взялся большими длинными руками за неверные камни и медленно стал подниматься…
В это же время, этим же утром у здания компрессорной, где бульдозеры чистили дорогу от упавших при ночном землетрясении камней, стояли Петр Семушин и Юнна Ковальская. Петр только что лазил к камню, спустился мрачный, подавленный тем, что пришлось ему увидеть.
– Все, кроме трех, – говорил он. – Все выскочили. Я предупреждал. Я говорил, что нужен цемент-500.
Юнна закурила, грубо, по-мужски кинула спичку на землю.
– Ну почему же мне никто не доложил?… Сам ты, конечно, ничего не сможешь сделать. А где взять людей?
– Люди нам, Юнсанна, не нужны, – сказал Петр. – Нам нужны квалифицированные альпинисты. Где их взять? Сейчас – разгар сезона, все в горах. Надо команду отзывать.
– Акт подписан, – вздохнула Юнна, – работа принята.
– Второй раз тряхнет – все, – сказал Петр.
– Хорошо! – решилась Юнна. – Я тебя прошу: сейчас же свяжись с ними по радио и от имени руководства строительства попроси… даже потребуй вернуться. Я вышлю за ними наш вертолет.
– Юнсанна! – сказал Петр. – Не надо от имени руководства. Нехорошо это. Я подпишу – Юнна и Петр.
– А чем тебе не нравится официальная подпись?
– Одно дело, когда их просят друзья, другое – организация. Организацию можно и отослать, а друзей… ну вот нас с вами…
– Не важно это, – сказала Юнна. – Впрочем, как хочешь. И в том и в другом случае мы им портим спортивную жизнь.
Петр нахмурился.
– Портим, – сказал он. – Если не спасем…
Рука Володи, ощупывая, оглаживая каждый выступ, каждую зацепку в неверной желтой породе, наконец наткнулась на что-то более твердое. «Желтый пояс» кончился. Дальше шла полоса белого мрамора, такого белого, что на него было больно смотреть. Володя достал крюк и стал вколачивать его в ближайшую трещину. Крюк шел очень медленно, трудно, и это было прекрасно. Наконец он начал под ударами скального молотка петь. Этот звук означал, что на крюк можно повесить хоть грузовик. Володя пристегнул к крюку карабин, продел туда страхующую веревку. Всё! Он почувствовал тяжелую усталость, напряжение спало.
Внизу Руслан и Саша аплодировали капитану. Лида, стоявшая на страховке, плакала, но не могла стряхнуть слезы, потому что обе руки у нее были заняты страхующей веревкой…
Марат валялся на спальном мешке. Рядом шипела радиостанция. В руке Марат держал учебник и, шевеля губами, разбирал ненавистные английские слова. Иногда он отрывался от этого занятия и, не меняя позы, поглядывал в подзорную трубу. В трубе было видно, как на леднике расхаживает с ледорубом в руке Спартак. Внезапно радиостанция ожила, и чей-то голос стал вызывать: «База-Ключ, я База, как слышно, прием». Марат, обрадованный таким замечательным поводом бросить занятия, тут же откликнулся. Ему сообщили, что для команды на стене Ключа есть срочное сообщение, которое он должен записать. Записывать было не на чем, и Марат стал писать на внутренней обложке учебника. Передали вот что: «Моряки! В результате землетрясения выскочили все болты, кроме трех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23