Ассистентка, ни жива ни мертва, глупо улыбаясь, приподнимается с соседнего места:
– Здрасьте, Арутюн Тигранович!
ОКОЛО ТЕАТРА
Армен с Ильясом в сопровождении двух товарищей выходят на улицу.
– Я сам из аула, Армен, – говорит Ильяс, – Чехова даже не читал. Ильяс меня зовут.
– Я знаю… Понял. Армен.
КАБИНЕТ
Из-за шторы в своем кабинете бледный главреж наблюдает, как садятся в большой черный «мерседес» четыре человека.
– Я слышал, искал ты меня? – спросил Ильяс.
– Да, искал… Не ожидал здесь увидеть…
– А я пришел постановку посмотреть, театр…
– Театром интересуетесь?
– Понемногу всем интересуюсь. Мне учительница одна с Махачкалы рассказывала, что хорошие постановки делаешь.
Армен смущенно кивнул.
В МАШИНЕ
– А зачем искал ты меня?
– Я про тебя тоже слышал, конечно… А вообще, мне человека найти нужно.
– Что за человек?
– Девушка одна. Она в тюрьме сидела, на зоне в Ростове, год назад. А потом пропала.
– Совсем?
– Совсем. Из внутреннего изолятора. Никто не знает как.
Армен достал фотокарточку и протянул Ильясу.
– И эту девушку тебе найти надо?
– Как воздух. Я ее каждый день ищу. Только следов нету.
Почувствовав некоторое сомнение собеседника, Армен добавил:
– Скажешь, чем расплатиться, – все сделаю. Рабом стану.
Ильяс помолчал.
– А зачем тебе девушка эта? – поинтересовался он.
– Жениться на ней хочу, – мрачно ответил Армен.
– Попробовать можно, Армен. Закину… А я тут одну постановку хочу замутить, но, знаешь, культурный человек нужен. Режиссер, типа тебя. Постановщик.
Пожилая веселая зэчка рассказывала историю непутевого мужа.
– Он из рейса возвращался – король. Бабла у него море было. Один раз привез сапоги югославские в коробке. А коробки две. Я сапоги меряю и спрашиваю: «А эти кому?» На вторую коробку. Он ржет, коробку открывает, а она полная денег! Из пивной шел, тропинку выкладывал четвертаками – а пивная была за квартал…
Армен улыбается, кивает, меняет кассету в камере.
Худенькая блондинка.
– А сын ничего не знает, сказали – уехала мама, вместе с бабушкой. Ему четырнадцать лет.
Следующая – фатальная женщина.
– Я знала и режиссеров, и артистов. И многих других. Ваша как фамилия?
– Мартиросян…
– Вы какие кинофильмы снимали?
– Этот первый будет… Дебют. А вы эту девушку не знаете?
ЧАСТНЫЙ ДОМ. НОЧЬ
На большом столе стоят чашки, кофейник, пепельница. Ильяс и Армен сидят друг напротив друга, курят. Перед Арменом куча исписанной бумаги, какие-то рисунки.
– Он в Бога не верит? – задает Армен странный вопрос.
– Он в бабло только верит.
Армен продолжает что-то задумчиво чертить.
– В колдовство, сглаз, порчу не верит он?
– Не знаю, брат.
– Что он любит?
– Кошек! Кошкодер – ему погоняло дано…
– Кошек… А что он не любит больше всего?
– Русских он не любит. Генерала как зовут, памятник во Владике есть?
– Ермолов.
– Генерал Ермолов этот его прапра… короче, дедушку его деда повесил. Очень у них в роду это запомнилось.
Армен затягивается, думает.
– Боится чего-нибудь?
– Конечно, боится, наверное… Это только у меня страха нет, – улыбается Ильяс.
МОСКВА. УТРО
Большая оранжевая мусоросборочная машина остановилась у контейнеров в квадратном дворе семнадцатиэтажек. Леша спрыгнул, выдернул пульт, зад зашевелился. Отмеренным рывком он толкнул контейнер к захватам, нажал кнопку, и железный ящик опрокинуло в мусоросборщик. Кое-что высыпалось мимо, Леха подтолкнул следующий, свистнул в сторону четырех собак, бесстрастно ожидающих окончания процедуры, и кинул им пакет из-под сиденья. Они скромно приблизились, подхватили приготовленную колбасу и ушли, не задерживаясь. Пока содержимое контейнера утрамбовывалось, он набрал номер на мобильном и подвез последний ящик, что было видно по маленькому телевизору в кабине. А камера, соответственно, стояла на верхней раме кузова.
– «Большой и малый джихад», – прочитал он в трубку название зеленой брошюры, выпавшей из контейнера. – «Путь воинов Аллаха». Восьмой микрорайон, улица Академика Варги, одиннадцать, корпус три или девять, корпус один.
Прессовочный механизм загрохотал.
– Чего? – не расслышал Леха. – Да нет, здесь татары, наверное, живут… Ну, кости бараньи… Так свежие! Праздник татарский как называется? Ну вот, байрам… Вот вчера и был этот уйрам-байрам, телевизор смотришь?
Захваты сомкнулись в третий раз и вознесли в воздух контейнер.
– Казань, 1999, типография имени Фотиевой, заказ 237.
Леха нажал отбой, подобрал, что просыпалось, и закинул в кузов вместе с брошюрами.
Собаки деловито и без ссор заглотали колбасу между гаражами и двинулись дальше дружной четверкой.
Замелькал грязный асфальт под лапами, пакеты, мусор, следы протекторов…
ОКРАИНА СТАВРОПОЛЯ. УТРО
На задний двор теплоэлектростанции, где стоит знакомый «мерседес», въезжают еще две машины. Минуту они просто стоят, потом открываются двери и выходят люди. Из «мерседеса» выходит Ильяс, навстречу ему – человек из прибывших, очевидно – главный. Они здороваются, начинают разговаривать.
Некоторое время спустя Армен, который сидит на переднем сиденье, видит, как Ильяс удрученно качает головой и подает печальный знак. Из «мерседеса» выводят седого бледного человека в мятом костюме. На шее намотана веревка. Он покорно следует за своим провожатым, как на поводке, даже не пытаясь дернуться.
Главный из прибывших и его бойцы, онемев, смотрят на двоих людей, идущих к железной опоре высоковольтной линии.
– Что за человек, Ильяс? Я первый раз его вижу…
– Кто-то должен отвечать за это, Арик. Некому отвечать больше…
В седом человеке мы узнаем актера Владимирцева. Ему на голову провожатый надевает желтый целлофановый пакет с нелепым рисунком мультипликационного кота, веревку перекидывает через балку.
– Первый раз его вижу, этого фраера, совестью клянусь. Сам из него душу выну, если он тебя обокрасть хотел, – быстро говорит Арик, не отрывая взгляда от вышки. – Давай вместе сейчас его спросим…
– Я спросил уже, Арик. Он на тебя брешет, – глядя ему в глаза, произносит Ильяс. – Стариков казнить приходится, но правду узнать надо…
Арик, не отрывая взгляда, смотрит на место казни. Ильяс тоже оборачивается.
– Может, сейчас захочет правду сказать, – задумчиво говорит он.
Его товарищ под вышкой ждет, что-то спрашивает старика, но тот лишь отчаянно мотает головой. Тогда человек проверяет прочность узла и легонько толкает Владимирцева в спину. Сорвавшись с бетонного блока, тот начинает сучить ногами, пытается оседлать опору, так что палачу приходится держать его за колени, пока жертва не затихает. Видимо, по брюкам течет, и он вытирает руки о траву. Тело с неестественно вывернутой головой тихо покачивается, и только улыбается с пакета глупая рожа кота.
Армен видит на лице Арика почти неприкрытый ужас. Он опускает глаза.
Ильяс садится в машину, его товарищ, подумав, обрезает веревку, вместе с другим бойцом они волокут тело к «мерседесу» и закидывают в багажник. Машина уезжает.
Опять осужденные сменялись перед камерой. Постарше, помоложе, красивые и не очень. Рассказывали про себя…
– Калитина Оксана… Я совсем не жалею… Совсем. Пусть Бог меня накажет, но эту падлу я бы еще раз встретила и еще раз убила…
– Лазовая Лариса…
Другая пела:
– Я росла и расцветала до семнадцати годов, а с семнадцати годов…
Еще какая-то девчонка…
– Я за топором пошла, к Салохиным, к тете Вале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53