монах еще держал в руке ее жемчужное ожерелье. Она попятилась, позвала на помощь: этот крик ужаса и услышала Леди Л. Одна из горничных подоспела как раз вовремя, чтобы подхватить под руки лишившегося чувств ангела доброты, и в свою очередь оказалась лицом к лицу с двумя "убийцами". Она испытала такой ужас, что прошло несколько часов, прежде чем из нее удалось вытянуть хоть слово. Арман в тот момент находился в соседней комнате. Он бросился в коридор и тотчас сообразил, что ни оцепеневшая служанка, ни потерявший сознание ангел доброты не представляют для него сейчас опасности; сделав знак сообщникам следовать за ним, он направился к лестнице в южном крыле здания, быстро спустился на первый этаж и смешался с толпой гостей. Без всякого сомнения, все трое могли бы попасть в парк таким способом, однако Громов, слишком долго сдерживавший свой страх, на сей раз совершенно потерял голову. Не отдавая себе отчета в своих действиях, он думал лишь о том, как бы поскорее удрать, и, вцепившись одной рукой в кожаную сумку, а в другой зажав жемчужное ожерелье, которое только что схватил, он кинулся с низко опущенной головой к парадной лестнице, что вела в танцевальный зал. Но даже в этот момент, возьми он себя в руки, он мог бы в шуме праздника проскользнуть незамеченным, ибо никто не обратил внимания на крик, цыгане-музыканты вошли в раж, гремел "Чардаш", и со всех сторон раздавались возгласы и взрывы смеха. Но вместо того, чтобы спокойно пройти к выходу, несчастный заметался еще больше, то делая несколько шагов вперед, то возвращаясь назад на ступеньки, и наконец неподвижно замер на парадной лестнице, прислонившись спиной к стене, с перепуганным лицом, держа в одной руке сумку, в другой - ожерелье, у всех на виду. Он так был похож на застигнутого врасплох вора, что оркестр тут же перестал играть, пары застыли посередине зала, наступила тишина, и все взгляды обратились к францисканскому монаху, прильнувшему к стене в позе загнанного зверя.
Саппер, бросившийся вслед за Громовым, чтобы попытаться его задержать, появился наверху лестницы, секунду поколебался, затем отступил назад и исчез; одновременно с этим юный Патрик О'Патрик, наряженный конкистадором, и сэр Аллан Дуглас, в костюме статуи Командора, кинулись к обмякшему, стучащему от страха зубами грабителю.
Не успели они схватить его, как знаменитый баритон принялся лепетать признания.
- Я не хотел, мне угрожали, меня заставили...
Леди Л. поднесла руку к груди: Громов, смотрел на нее, она чувствовала, что ее имя было уже готово сорваться с его губ и, если бы руки его были свободны, он уже показал бы на нее пальцем. Как раз в этот момент из толпы гостей появился Арман и с пистолетом в кулаке медленно и спокойно поднялся по лестнице. Громов тоже заметил Армана, слабая улыбка надежды скользнула по его губам, и, полагая, что идут к нему на помощь, он начал яростно отбиваться, пытаясь вырваться. Арман поднялся еще на одну ступеньку, и, когда Громову в последнем отчаянном усилии удалось освободиться, он поднял пистолет и выстрелил ему прямо в сердце. Выражение напряженного изумления застыло на круглом и жирном лице францисканского монаха, и он медленно осел на ступеньки лестницы.
- Дамы, господа, - сказал Арман, повышая голос, - я инспектор Лагард, французская полиция. Сегодня здесь под разными масками скрывается несколько бежавших преступников, и я должен попросить всех вас оставаться на своих местах и сохранять спокойствие. Мы, к сожалению, будем вынуждены установить личности всех присутствующих. Это не займет много времени, мои коллеги из Скотланд-Ярда уже арестовали известного анархиста Армана Дени. Но нам известно, что некоторые из его сообщников еще находятся здесь. Никто ни под каким предлогом не должен отсюда выходить: мы спустили в парке собак.
Гости собирались в неподвижные молчаливые группки: можно было подумать, что около сотни восковых фигур бежали из музея Мадам Тюссо и только что вновь застыли в своих живописных позах. Арман спокойно подобрал сумку и жемчужное ожерелье, выпавшее из рук Громова, спустился по ступенькам вниз и поклонился Леди Л.
- Мадам, - сказал он, - я сожалею о том, что случилось, и крайне огорчен, что не смог этому помешать. Прошу меня простить. Через несколько минут все будет улажено.
Он снова поклонился и еле слышном голосом прошептал:
- Жду тебя в павильоне.
Легкая, едва различимая ирония отпечаталась у него на губах, когда он бросил последний взгляд на ошеломленные лица, что его окружали. Затем, с сумкой и ожерельем в руке, он не спеша направился к террасе. Леди Л. взошла на ступеньки и обратилась к гостям:
- Как я понимаю, несколько непредвиденное развлечение было предложено нам сегодня. Однако все уладится, как обычно. Маэстро, прошу вас, сыграйте что-нибудь...
Послышался возбужденный говор, шепот, восклицания. Затем вновь зазвучала музыка и восковые фигуры ожили. Даже те, кто перед этой грубой интермедией собирался покинуть бал, посчитали своим долгом остаться и продолжали танцевать, чтобы лишний раз продемонстрировать свою британскую флегматичность и помочь хозяйке дома выйти из затруднительного положения. Они просто старались не смотреть на монаха в рясе, неподвижно лежавшего на мраморных ступеньках с выражением сокрушенного изумления в застывших глазах.
Леди Л. приподняла подол платья, перешагнула через труп и поднялась к себе. Она бегом пересекла будуар, спальню и кладовую для белья и очутилась на служебной лестнице. Она была пуста, но Леди Л. слышала голоса, доносившиеся со стороны кухонь, и топот сновавших по коридорам слуг; одна горничная рыдала, другая зашлась в приступе истерического хохота, ее утешал лакей, говоривший с сильным акцентом кокни. Она сбежала по лестнице и очутилась на улице среди служебных построек. Не успела она сделать и нескольких шагов по вымощенному камнем двору, как вдруг заметила в лунном свете скорчившуюся на земле фигуру. Должно быть, Саппер пытался спуститься с четвертого этажа по водосточной трубе, но сорвался и теперь лежал на камнях - его плеть валялась рядом, - в последний раз выбитый из седла. Она на секунду задержала взгляд на застывшей в желтой луже лунного света фигуре, затем, приподняв подол платья, побежала в сторону павильона.
Глава XV
Ночь танцевала вокруг Леди Л., размахивая своими синими покрывалами; казалось, сами облака в своем безумном бегстве разделяют ее панический страх. Она мчалась по мертвенно-бледной аллее, под каштанами, мимо пустых мраморных скамеек и статуй, то и дело оживляемых тайной игрой луны с облаками; со стороны пруда доносился лай собак; судорожная музыка неистовствовала позади нее, гналась за ней по пятам: оркестр только что заиграл "Чардаш зари" Ладоша, и дикая ночь Пешты прыгала вокруг под звуки бубнов. Мысль, что она придет слишком поздно, что он к тому времени уже исчезнет, наполняла ее почти животным страхом, весь парк как бы растворился в тревожном биении ее сердца. Она устремилась на тропу, в самую гущу царапавших ей руки, цеплявшихся за платье розовых кустов, кляня по-французски свои туфли на высоком каблуке. Она разулась и теперь уже босиком побежала к павильону, взметнувшему ввысь под Большой Медведицей свою остроконечную тень.
Кривая свеча догорала у изголовья кровати, и на стене дрожал силуэт Армана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Саппер, бросившийся вслед за Громовым, чтобы попытаться его задержать, появился наверху лестницы, секунду поколебался, затем отступил назад и исчез; одновременно с этим юный Патрик О'Патрик, наряженный конкистадором, и сэр Аллан Дуглас, в костюме статуи Командора, кинулись к обмякшему, стучащему от страха зубами грабителю.
Не успели они схватить его, как знаменитый баритон принялся лепетать признания.
- Я не хотел, мне угрожали, меня заставили...
Леди Л. поднесла руку к груди: Громов, смотрел на нее, она чувствовала, что ее имя было уже готово сорваться с его губ и, если бы руки его были свободны, он уже показал бы на нее пальцем. Как раз в этот момент из толпы гостей появился Арман и с пистолетом в кулаке медленно и спокойно поднялся по лестнице. Громов тоже заметил Армана, слабая улыбка надежды скользнула по его губам, и, полагая, что идут к нему на помощь, он начал яростно отбиваться, пытаясь вырваться. Арман поднялся еще на одну ступеньку, и, когда Громову в последнем отчаянном усилии удалось освободиться, он поднял пистолет и выстрелил ему прямо в сердце. Выражение напряженного изумления застыло на круглом и жирном лице францисканского монаха, и он медленно осел на ступеньки лестницы.
- Дамы, господа, - сказал Арман, повышая голос, - я инспектор Лагард, французская полиция. Сегодня здесь под разными масками скрывается несколько бежавших преступников, и я должен попросить всех вас оставаться на своих местах и сохранять спокойствие. Мы, к сожалению, будем вынуждены установить личности всех присутствующих. Это не займет много времени, мои коллеги из Скотланд-Ярда уже арестовали известного анархиста Армана Дени. Но нам известно, что некоторые из его сообщников еще находятся здесь. Никто ни под каким предлогом не должен отсюда выходить: мы спустили в парке собак.
Гости собирались в неподвижные молчаливые группки: можно было подумать, что около сотни восковых фигур бежали из музея Мадам Тюссо и только что вновь застыли в своих живописных позах. Арман спокойно подобрал сумку и жемчужное ожерелье, выпавшее из рук Громова, спустился по ступенькам вниз и поклонился Леди Л.
- Мадам, - сказал он, - я сожалею о том, что случилось, и крайне огорчен, что не смог этому помешать. Прошу меня простить. Через несколько минут все будет улажено.
Он снова поклонился и еле слышном голосом прошептал:
- Жду тебя в павильоне.
Легкая, едва различимая ирония отпечаталась у него на губах, когда он бросил последний взгляд на ошеломленные лица, что его окружали. Затем, с сумкой и ожерельем в руке, он не спеша направился к террасе. Леди Л. взошла на ступеньки и обратилась к гостям:
- Как я понимаю, несколько непредвиденное развлечение было предложено нам сегодня. Однако все уладится, как обычно. Маэстро, прошу вас, сыграйте что-нибудь...
Послышался возбужденный говор, шепот, восклицания. Затем вновь зазвучала музыка и восковые фигуры ожили. Даже те, кто перед этой грубой интермедией собирался покинуть бал, посчитали своим долгом остаться и продолжали танцевать, чтобы лишний раз продемонстрировать свою британскую флегматичность и помочь хозяйке дома выйти из затруднительного положения. Они просто старались не смотреть на монаха в рясе, неподвижно лежавшего на мраморных ступеньках с выражением сокрушенного изумления в застывших глазах.
Леди Л. приподняла подол платья, перешагнула через труп и поднялась к себе. Она бегом пересекла будуар, спальню и кладовую для белья и очутилась на служебной лестнице. Она была пуста, но Леди Л. слышала голоса, доносившиеся со стороны кухонь, и топот сновавших по коридорам слуг; одна горничная рыдала, другая зашлась в приступе истерического хохота, ее утешал лакей, говоривший с сильным акцентом кокни. Она сбежала по лестнице и очутилась на улице среди служебных построек. Не успела она сделать и нескольких шагов по вымощенному камнем двору, как вдруг заметила в лунном свете скорчившуюся на земле фигуру. Должно быть, Саппер пытался спуститься с четвертого этажа по водосточной трубе, но сорвался и теперь лежал на камнях - его плеть валялась рядом, - в последний раз выбитый из седла. Она на секунду задержала взгляд на застывшей в желтой луже лунного света фигуре, затем, приподняв подол платья, побежала в сторону павильона.
Глава XV
Ночь танцевала вокруг Леди Л., размахивая своими синими покрывалами; казалось, сами облака в своем безумном бегстве разделяют ее панический страх. Она мчалась по мертвенно-бледной аллее, под каштанами, мимо пустых мраморных скамеек и статуй, то и дело оживляемых тайной игрой луны с облаками; со стороны пруда доносился лай собак; судорожная музыка неистовствовала позади нее, гналась за ней по пятам: оркестр только что заиграл "Чардаш зари" Ладоша, и дикая ночь Пешты прыгала вокруг под звуки бубнов. Мысль, что она придет слишком поздно, что он к тому времени уже исчезнет, наполняла ее почти животным страхом, весь парк как бы растворился в тревожном биении ее сердца. Она устремилась на тропу, в самую гущу царапавших ей руки, цеплявшихся за платье розовых кустов, кляня по-французски свои туфли на высоком каблуке. Она разулась и теперь уже босиком побежала к павильону, взметнувшему ввысь под Большой Медведицей свою остроконечную тень.
Кривая свеча догорала у изголовья кровати, и на стене дрожал силуэт Армана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43