Впрочем, не думаю, чтобы вы в самом деле нуждались в каких-либо пояснениях по данному вопросу.
– Что ж, ладно. – Посол сделал паузу, чтобы воспользоваться платком, и гнусаво извинился. – Это все?
– Не совсем, – ответил Мейнард. – Я хотел бы затронуть еще кое-какие вопросы. Останьтесь!
Покрасневшие ноздри посла слегка раздулись, однако он с улыбкой произнес:
– Почту за честь.
– Ваша родина, ваше превосходительство, – надменно проговорил Мейнард, – в последнее время проявляет определенную враждебность, которую мы на Авроре находим крайне раздражающей и излишней. Полагаю, что по возвращении на Землю вам представится подходящий случай употребить ваше влияние на то, чтобы предотвратить дальнейшие враждебные проявления, подобные тем, что недавно имели место в Нью-Йорке, когда уличная банда избила двух уроженцев Авроры. В следующий раз выплатой компенсации дело может не ограничиться.
– Но это уже эмоциональное преувеличение, советник Мейнард. Не можете же вы считать юнцов, которые вопят на улицах, серьезным подтверждением этой враждебности.
– Она неоднократно подкреплялась разнообразными действиями вашего правительства. Взять для примера хотя бы недавний арест мистера Эрнеста Кейлина…
– Каковой является исключительно внутренним делом Земли, – невозмутимо подхватил посол.
– Однако не относится к разряду тех, которые демонстрируют здравое отношение к Внеземелью. Кейлин был одним из небольшого числа землян, которые до недавних пор могли быть услышанными. У него хватало ума понимать, что никакие данные свыше права не защищают неполноценных людей на том лишь основании, что они неполноценные.
Посол поднялся.
– Меня не интересуют аврорианские теории о расовых различиях.
– Секунду. Возможно, ваше правительство поймет, что большая часть их планов пошла прахом вместе с арестом вашего агента, Мореану. Обратите их внимание на то, что нам теперь известно гораздо больше, нежели до его ареста. Возможно, это немного их остудит.
– А что, Мореану – мой агент? Право же, советник, если я объявлен персоной нон грата, я покину вашу планету. Но утрата мной дипломатической неприкосновенности никоим образом не влечет за собой утраты моей личной неприкосновенности, неприкосновенности честного человека, не причастного ни к какому шпионажу.
– Разве это не ваша работа?
– А что, аврориане автоматически приравнивают дипломатическую деятельность к шпионажу? Мое правительство будет счастливо об этом узнать. Мы примем соответствующие предосторожности.
– Значит, вы пытаетесь выгородить Мореану? Вы отрицаете, что он работал на Землю?
– Я пытаюсь выгородить исключительно себя самого. Что же до Мореану, я не настолько глуп, чтобы что-то говорить.
– При чем здесь глупость?
– А разве любая моя попытка обелить его не будет расценена вами как очередная улика против него? Я не обвиняю и не защищаю его. Разногласия вашего правительства с Мореану, точно так же, как разногласия моего правительства с Кейлином – которого вы, кстати говоря, как-то подозрительно рьяно кинулись защищать, – дело сугубо внутреннее. Засим я удаляюсь.
Связь прервалась, и почти мгновенно стена вновь растаяла. Задумчивый взгляд Хиджкмена был устремлен на Мейнарда.
– Ну и что вы о нем думаете? – мрачно поинтересовался Мейнард.
– Позор, что такая насмешка над человеческим родом оскверняет землю Авроры, вот что я думаю.
– Я согласен с вами, и все же… все же…
– Что?
– И все же я почти склоняюсь к мысли, что он владеет положением, а мы все пляшем под его дудку. Вы знаете про Мореану?
– Разумеется.
– В общем, он будет осужден и сослан на астероид. Его партию распустят. На первый взгляд, кто угодно скажет, что все это означает для Земли сокрушительное поражение.
– Вы сомневаетесь, что это так?
– Точно не знаю. Председатель Комитета Хонд настаивает на обнародовании его теории о том, что Тихоокеанский проект – это название, которое земляне дали своему плану по использованию предателей из числа уроженцев Внеземелья. Но мне так не кажется. По-моему, факты с этим не вяжутся. К примеру, откуда мы получили улики против Мореану?
– Мне определенно ничего об этом не известно.
– Во-первых, от наших агентов. Но откуда их получили наши агенты? Улики были слишком убедительными. Мореану мог бы принять более надежные меры предосторожности… – Мейнард нерешительно умолк и, поколебавшись, закончил: – Короче говоря, мне кажется, что это посол Земли каким-то образом подсунул нам под нос большую часть этих улик. Думаю, сначала он сыграл на сочувствии Мореану землянам и завязал с ним дружбу, а потом сдал его.
– Зачем?
– Не знаю. Возможно, чтобы гарантированно добиться войны – и тут-то нас и будет поджидать этот их Тихоокеанский проект.
– Мне в это не верится.
– Я понимаю. У меня нет доказательств. Одни только подозрения. И в Комитете мне тоже не поверят. Мне казалось, что в ходе последнего разговора с послом может что-нибудь выясниться, но оказалось, что один его вид вызывает у меня неприязнь, и я потратил большую часть времени на то, чтобы постараться его не видеть.
– Я вижу, вас начинают одолевать эмоции, друг мой. Это отвратительная слабость. Я слышал, вас назначили делегатом Межпланетного Собрания на Геспере. Примите мои поздравления.
– Благодарю вас, – рассеянно проговорил Мейнард.
Луис Морено, бывший посол Земли на Авроре, был рад вернуться на родину. Наконец-то он очутился подальше от искусственных ландшафтов, которые, казалось, не жили собственной жизнью, а существовали лишь благодаря сильной воле своих владельцев. Подальше от неправдоподобно совершенных мужчин и женщин и их вездесущих навязчивых роботов.
Он вернулся к бурлению жизни и шарканью ног, к толкотне и ощущению чужого дыхания на лице.
Впрочем, нельзя сказать, что он только и делал, что наслаждался этими ощущениями. Первые несколько дней он посвятил оживленным совещаниям с главами земного правительства.
Лишь по прошествии почти недели он смог по-настоящему перевести дух.
Он находился в редчайшей из всех ипостасей Земной Роскоши – в саду на крыше. Рядом с ним сидел Густав Штейн, мало кому известный психолог, который тем не менее являлся одним из инициаторов плана, известного в широких кругах как Тихоокеанский проект.
– Все предварительные испытания пока что проходят благополучно, не так ли? – с почти злорадным удовлетворением сказал Морено.
– Пока что. Только пока что. У нас впереди еще долгий путь.
– Все будет хорошо. Для любого, кто, подобно мне, прожил на Авроре почти год, не может быть никаких сомнений в том, что мы на верном пути.
– Гм. И все же я буду руководствоваться только лабораторными отчетами.
– И правильно. – Хилое тельце бывшего посла едва не перекосило от злорадства. – В один прекрасный день все изменится. Вы, Штейн, не имели дела с этими людьми, с этими внеземлянами. Возможно, вам доводилось случайно натыкаться на туристов в отелях, построенных специально для этой публики, или посреди улиц, в непроницаемых машинах, оборудованных чистейшими автономными атмосферами с кондиционированием, чтобы их утонченные ноздри, чего доброго, не вдохнули нашего отравленного воздуха, глазеющих на виды через портативный перископ и шарахающихся от землян, чтобы, не дай бог, не прикоснулись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
– Что ж, ладно. – Посол сделал паузу, чтобы воспользоваться платком, и гнусаво извинился. – Это все?
– Не совсем, – ответил Мейнард. – Я хотел бы затронуть еще кое-какие вопросы. Останьтесь!
Покрасневшие ноздри посла слегка раздулись, однако он с улыбкой произнес:
– Почту за честь.
– Ваша родина, ваше превосходительство, – надменно проговорил Мейнард, – в последнее время проявляет определенную враждебность, которую мы на Авроре находим крайне раздражающей и излишней. Полагаю, что по возвращении на Землю вам представится подходящий случай употребить ваше влияние на то, чтобы предотвратить дальнейшие враждебные проявления, подобные тем, что недавно имели место в Нью-Йорке, когда уличная банда избила двух уроженцев Авроры. В следующий раз выплатой компенсации дело может не ограничиться.
– Но это уже эмоциональное преувеличение, советник Мейнард. Не можете же вы считать юнцов, которые вопят на улицах, серьезным подтверждением этой враждебности.
– Она неоднократно подкреплялась разнообразными действиями вашего правительства. Взять для примера хотя бы недавний арест мистера Эрнеста Кейлина…
– Каковой является исключительно внутренним делом Земли, – невозмутимо подхватил посол.
– Однако не относится к разряду тех, которые демонстрируют здравое отношение к Внеземелью. Кейлин был одним из небольшого числа землян, которые до недавних пор могли быть услышанными. У него хватало ума понимать, что никакие данные свыше права не защищают неполноценных людей на том лишь основании, что они неполноценные.
Посол поднялся.
– Меня не интересуют аврорианские теории о расовых различиях.
– Секунду. Возможно, ваше правительство поймет, что большая часть их планов пошла прахом вместе с арестом вашего агента, Мореану. Обратите их внимание на то, что нам теперь известно гораздо больше, нежели до его ареста. Возможно, это немного их остудит.
– А что, Мореану – мой агент? Право же, советник, если я объявлен персоной нон грата, я покину вашу планету. Но утрата мной дипломатической неприкосновенности никоим образом не влечет за собой утраты моей личной неприкосновенности, неприкосновенности честного человека, не причастного ни к какому шпионажу.
– Разве это не ваша работа?
– А что, аврориане автоматически приравнивают дипломатическую деятельность к шпионажу? Мое правительство будет счастливо об этом узнать. Мы примем соответствующие предосторожности.
– Значит, вы пытаетесь выгородить Мореану? Вы отрицаете, что он работал на Землю?
– Я пытаюсь выгородить исключительно себя самого. Что же до Мореану, я не настолько глуп, чтобы что-то говорить.
– При чем здесь глупость?
– А разве любая моя попытка обелить его не будет расценена вами как очередная улика против него? Я не обвиняю и не защищаю его. Разногласия вашего правительства с Мореану, точно так же, как разногласия моего правительства с Кейлином – которого вы, кстати говоря, как-то подозрительно рьяно кинулись защищать, – дело сугубо внутреннее. Засим я удаляюсь.
Связь прервалась, и почти мгновенно стена вновь растаяла. Задумчивый взгляд Хиджкмена был устремлен на Мейнарда.
– Ну и что вы о нем думаете? – мрачно поинтересовался Мейнард.
– Позор, что такая насмешка над человеческим родом оскверняет землю Авроры, вот что я думаю.
– Я согласен с вами, и все же… все же…
– Что?
– И все же я почти склоняюсь к мысли, что он владеет положением, а мы все пляшем под его дудку. Вы знаете про Мореану?
– Разумеется.
– В общем, он будет осужден и сослан на астероид. Его партию распустят. На первый взгляд, кто угодно скажет, что все это означает для Земли сокрушительное поражение.
– Вы сомневаетесь, что это так?
– Точно не знаю. Председатель Комитета Хонд настаивает на обнародовании его теории о том, что Тихоокеанский проект – это название, которое земляне дали своему плану по использованию предателей из числа уроженцев Внеземелья. Но мне так не кажется. По-моему, факты с этим не вяжутся. К примеру, откуда мы получили улики против Мореану?
– Мне определенно ничего об этом не известно.
– Во-первых, от наших агентов. Но откуда их получили наши агенты? Улики были слишком убедительными. Мореану мог бы принять более надежные меры предосторожности… – Мейнард нерешительно умолк и, поколебавшись, закончил: – Короче говоря, мне кажется, что это посол Земли каким-то образом подсунул нам под нос большую часть этих улик. Думаю, сначала он сыграл на сочувствии Мореану землянам и завязал с ним дружбу, а потом сдал его.
– Зачем?
– Не знаю. Возможно, чтобы гарантированно добиться войны – и тут-то нас и будет поджидать этот их Тихоокеанский проект.
– Мне в это не верится.
– Я понимаю. У меня нет доказательств. Одни только подозрения. И в Комитете мне тоже не поверят. Мне казалось, что в ходе последнего разговора с послом может что-нибудь выясниться, но оказалось, что один его вид вызывает у меня неприязнь, и я потратил большую часть времени на то, чтобы постараться его не видеть.
– Я вижу, вас начинают одолевать эмоции, друг мой. Это отвратительная слабость. Я слышал, вас назначили делегатом Межпланетного Собрания на Геспере. Примите мои поздравления.
– Благодарю вас, – рассеянно проговорил Мейнард.
Луис Морено, бывший посол Земли на Авроре, был рад вернуться на родину. Наконец-то он очутился подальше от искусственных ландшафтов, которые, казалось, не жили собственной жизнью, а существовали лишь благодаря сильной воле своих владельцев. Подальше от неправдоподобно совершенных мужчин и женщин и их вездесущих навязчивых роботов.
Он вернулся к бурлению жизни и шарканью ног, к толкотне и ощущению чужого дыхания на лице.
Впрочем, нельзя сказать, что он только и делал, что наслаждался этими ощущениями. Первые несколько дней он посвятил оживленным совещаниям с главами земного правительства.
Лишь по прошествии почти недели он смог по-настоящему перевести дух.
Он находился в редчайшей из всех ипостасей Земной Роскоши – в саду на крыше. Рядом с ним сидел Густав Штейн, мало кому известный психолог, который тем не менее являлся одним из инициаторов плана, известного в широких кругах как Тихоокеанский проект.
– Все предварительные испытания пока что проходят благополучно, не так ли? – с почти злорадным удовлетворением сказал Морено.
– Пока что. Только пока что. У нас впереди еще долгий путь.
– Все будет хорошо. Для любого, кто, подобно мне, прожил на Авроре почти год, не может быть никаких сомнений в том, что мы на верном пути.
– Гм. И все же я буду руководствоваться только лабораторными отчетами.
– И правильно. – Хилое тельце бывшего посла едва не перекосило от злорадства. – В один прекрасный день все изменится. Вы, Штейн, не имели дела с этими людьми, с этими внеземлянами. Возможно, вам доводилось случайно натыкаться на туристов в отелях, построенных специально для этой публики, или посреди улиц, в непроницаемых машинах, оборудованных чистейшими автономными атмосферами с кондиционированием, чтобы их утонченные ноздри, чего доброго, не вдохнули нашего отравленного воздуха, глазеющих на виды через портативный перископ и шарахающихся от землян, чтобы, не дай бог, не прикоснулись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13