Говарды поспешили отшатнуться от нее. В письме к Генриху Норфолк причитал, что после «отвратительных деяний двух моих племянниц» (Анны Болейн и Екатерины Говард), наверное, «его величеству будет противно снова услышать что-либо о моем роде». Герцог упоминал далее, что обе «преступницы» не питали к нему особых родственных чувств, и просил о сохранении королевского благорасположения, «без которого я никогда не буду иметь желания жить».
Послушный парламент принял специальное постановление, обвиняющее королеву. Ее перевели в Тауэр. Казнь состоялась 13 февраля 1542 года. На эшафоте Екатерина призналась, что, до того как она стала королевой, любила Келпепера, хотела быть его женой больше, чем владычицей мира, и скорбит, став причиной его гибели. Однако вначале она упомянула, что «не нанесла вреда королю». Ее похоронили рядом с Анной Болейн.
Последние годы Генриха прошли сумрачно. Всю предшествовавшую жизнь им вертели фавориты, он не привык повседневно заниматься государственными делами, даже не подписывал бумаг, взамен этого к ним прикладывали печать с изображением монаршей подписи. В 40-е годы внешнеполитическое положение Англии стало сложным и не было ни Уолси, ни Кромвеля, которые могли бы уверенно направлять корабль английской дипломатии в бурных водах европейской политики.
Готовясь к надвигавшейся войне, король сменил увлечения. Ранее претендовавший на лавры поэта, музыканта и композитора, он теперь занимался составлением военных планов, схем укреплений и даже техническими усовершенствованиями: Генрих придумал телегу, способную при движении молоть зерно. Королевские идеи встречались хором восторженных похвал английских военачальников. Исключение составляли лишь дерзкие иностранные инженеры — итальянцы и португальцы, которых обиженный изобретатель приказал изгнать из страны.
Вместе с тем король искренне не понимал, как люди не хотят признать его апостолом мира и справедливости. При встрече с послом императора Карла V он говорил: «Я занимаю трон уже сорок лет, и никто не может сказать, что я когда-либо действовал неискренне или не прямым путем… Я никогда не нарушал своего слова. Я всегда любил мир. Я просто защищаюсь от французов. Французы не заключат мира, если им не вернут Булони, которую я с честью завоевал и намереваюсь удержать». В речах, обращенных к парламенту, король теперь принимает позу мудрого и милосердного отца отечества, позабыв на время о тысячах казненных по его приказу, о графствах, разоренных королевскими войсками, еще совсем недавних народных движениях. Советники пытались скрывать от Генриха неприятные известия, чтобы, как выразился Гардинер, «сохранять спокойствие духа короля». Никто не был гарантирован от вспышек монаршего гнева. Новая жена Генриха Екатерина Парр едва не попала в Тауэр за высказывание не понравившихся королю религиозных взглядов. Ее спасла находчивость. Вовремя почуяв опасность, королева уверяла больного и раздражительного супруга, что все сказанное ею имело одну цель: немного развлечь его величество и услышать его ученые аргументы по вопросам, о которых зашла речь. Екатерина заслужила прощение как раз вовремя: вскоре явился со стражей министр Райотсли, имевший письменный приказ об аресте королевы. Изменивший свои намерения Генрих встретил своего фаворита бранью: «Дурак, скотина, негодяй, гнусный негодяй!» Перепуганный Райотсли исчез.
Парламент принял билль, по которому католиков вешали, а лютеран сжигали живыми. Иногда католика и лютеранина привязывали спиной друг к другу и так возводили на костер. Был издан закон, повелевавший доносить о прегрешениях королевы, а также обязывавший всех девиц, если монарх изберет их в жены, сообщать о своих провинностях. «Я действую по указанию свыше», — разъяснял Генрих (впрочем, к нему никто и не обращался с вопросами).
Обстановка так быстро накалялась, что было отчего растеряться даже людям более тонким, чем тугодум Райотели. 16 июля 1546 года дворянку Анну Эскью сожгли в Лондоне за отрицание обедни. Тогда же на костер были отправлены и другие еретики (в их числе Ласселс — доносчик, погубивший Екатерину Говард). А в августе сам Генрих уже пытался убедить французского короля Франциска I совместно запретить служить обедню, т.е. уничтожить католичество в обоих королевствах. Последовали новые аресты и казни. Теперь подошла очередь и герцога Норфолка, которого настигла все усиливавшаяся подозрительность короля. Напрасно из Тауэра он напоминал о своих заслугах по истреблению изменников, включая Томаса Кромвеля, также занимавшегося уничтожением всех королевских недругов и предателей. Сыну Норфолка графу Серрей отрубили голову на Тауэр-хилле 19 января 1547 года. Казнь самого Норфолка была назначена на 28 января.
Его спасла болезнь короля. У постели умирающего придворные, едва скрывая вздох облегчения, торговались из-за государственных постов, которые они займут при будущем девятилетнем короле Эдуарде VI. За несколько часов до предстоявшего обезглавливания Норфолка Генрих на руках у Кранмера скончался.
А самому Кранмеру пришел черед лишь через несколько лет…
В течение двух десятилетий архиепископу Кентерберийскому, ревностному слуге тюдоровской тирании, удавалось обходить подводные камни, угрожавшие его карьере и жизни. Всякий раз люди, в руках которых находилась власть, предпочитали пользоваться услугами Кранмера, чем отправлять его на эшафот с очередной партией потерпевших поражение в придворных и политических интригах. И Кранмер, который отнюдь не был просто честолюбивым карьеристом или ловким хамелеоном (хотя у него было немало и того и другого), с готовностью, хотя и сокрушаясь порой, приносил своих покровителей, друзей и единомышленников в жертву долгу. А долгом было для него защитить любой ценой принцип, утверждающий королевское верховенство и в светских, и в церковных делах, обязанность подданных беспрекословно повиноваться монаршей воле. Кранмер равно благословлял и казнь своей покровительницы Анны Болейн, и своего благодетеля Томаса Кромвеля, и расправу с Екатериной Говард — ставленницей враждебной ему фракции, и заключение в Тауэр своего противника Норфолка. Одобрял и казнь лорда Сеймура, пытавшегося захватить власть при малолетнем Эдуарде VI, и близкого Кранмеру лорд-протектора Сомерсета, который послал в 1548 году на плаху Сеймура и сам в 1552 году взошел на эшафот, побежденный Уориком, герцогом Нортумберлендским. И того же герцога Нортумберлендского, когда после смерти Эдуарда VI в 1553 году он пытался возвести на престол кузину короля Джен Грей и был побежден сторонниками Марии Тюдор (дочери Генриха VIII от его первого брака с Екатериной Арагонской).
Кранмер санкционировал казнь вождей народных восстаний, склонных к католичеству священников, хотя их взгляды почти открыто разделяли многие приближенные к трону, лютеранских и кальвинистских пасторов, часто проповедовавших как раз то, что архиепископ в глубине души считал более истинным, чем воззрения официальной государственной церкви, и вообще всех тех, кто в чем-либо сознательно или случайно отклонялся от англиканской ортодоксии. От шаткой ортодоксии, постоянно менявшейся в зависимости от внешней и внутриполитической обстановки и еще более изменчивых королевских настроений и капризов, мгновенно приобретавших форму парламентских актов, указов тайного совета и решений епископата, за малейшее нарушение которых грозила виселица или секира палача.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
Послушный парламент принял специальное постановление, обвиняющее королеву. Ее перевели в Тауэр. Казнь состоялась 13 февраля 1542 года. На эшафоте Екатерина призналась, что, до того как она стала королевой, любила Келпепера, хотела быть его женой больше, чем владычицей мира, и скорбит, став причиной его гибели. Однако вначале она упомянула, что «не нанесла вреда королю». Ее похоронили рядом с Анной Болейн.
Последние годы Генриха прошли сумрачно. Всю предшествовавшую жизнь им вертели фавориты, он не привык повседневно заниматься государственными делами, даже не подписывал бумаг, взамен этого к ним прикладывали печать с изображением монаршей подписи. В 40-е годы внешнеполитическое положение Англии стало сложным и не было ни Уолси, ни Кромвеля, которые могли бы уверенно направлять корабль английской дипломатии в бурных водах европейской политики.
Готовясь к надвигавшейся войне, король сменил увлечения. Ранее претендовавший на лавры поэта, музыканта и композитора, он теперь занимался составлением военных планов, схем укреплений и даже техническими усовершенствованиями: Генрих придумал телегу, способную при движении молоть зерно. Королевские идеи встречались хором восторженных похвал английских военачальников. Исключение составляли лишь дерзкие иностранные инженеры — итальянцы и португальцы, которых обиженный изобретатель приказал изгнать из страны.
Вместе с тем король искренне не понимал, как люди не хотят признать его апостолом мира и справедливости. При встрече с послом императора Карла V он говорил: «Я занимаю трон уже сорок лет, и никто не может сказать, что я когда-либо действовал неискренне или не прямым путем… Я никогда не нарушал своего слова. Я всегда любил мир. Я просто защищаюсь от французов. Французы не заключат мира, если им не вернут Булони, которую я с честью завоевал и намереваюсь удержать». В речах, обращенных к парламенту, король теперь принимает позу мудрого и милосердного отца отечества, позабыв на время о тысячах казненных по его приказу, о графствах, разоренных королевскими войсками, еще совсем недавних народных движениях. Советники пытались скрывать от Генриха неприятные известия, чтобы, как выразился Гардинер, «сохранять спокойствие духа короля». Никто не был гарантирован от вспышек монаршего гнева. Новая жена Генриха Екатерина Парр едва не попала в Тауэр за высказывание не понравившихся королю религиозных взглядов. Ее спасла находчивость. Вовремя почуяв опасность, королева уверяла больного и раздражительного супруга, что все сказанное ею имело одну цель: немного развлечь его величество и услышать его ученые аргументы по вопросам, о которых зашла речь. Екатерина заслужила прощение как раз вовремя: вскоре явился со стражей министр Райотсли, имевший письменный приказ об аресте королевы. Изменивший свои намерения Генрих встретил своего фаворита бранью: «Дурак, скотина, негодяй, гнусный негодяй!» Перепуганный Райотсли исчез.
Парламент принял билль, по которому католиков вешали, а лютеран сжигали живыми. Иногда католика и лютеранина привязывали спиной друг к другу и так возводили на костер. Был издан закон, повелевавший доносить о прегрешениях королевы, а также обязывавший всех девиц, если монарх изберет их в жены, сообщать о своих провинностях. «Я действую по указанию свыше», — разъяснял Генрих (впрочем, к нему никто и не обращался с вопросами).
Обстановка так быстро накалялась, что было отчего растеряться даже людям более тонким, чем тугодум Райотели. 16 июля 1546 года дворянку Анну Эскью сожгли в Лондоне за отрицание обедни. Тогда же на костер были отправлены и другие еретики (в их числе Ласселс — доносчик, погубивший Екатерину Говард). А в августе сам Генрих уже пытался убедить французского короля Франциска I совместно запретить служить обедню, т.е. уничтожить католичество в обоих королевствах. Последовали новые аресты и казни. Теперь подошла очередь и герцога Норфолка, которого настигла все усиливавшаяся подозрительность короля. Напрасно из Тауэра он напоминал о своих заслугах по истреблению изменников, включая Томаса Кромвеля, также занимавшегося уничтожением всех королевских недругов и предателей. Сыну Норфолка графу Серрей отрубили голову на Тауэр-хилле 19 января 1547 года. Казнь самого Норфолка была назначена на 28 января.
Его спасла болезнь короля. У постели умирающего придворные, едва скрывая вздох облегчения, торговались из-за государственных постов, которые они займут при будущем девятилетнем короле Эдуарде VI. За несколько часов до предстоявшего обезглавливания Норфолка Генрих на руках у Кранмера скончался.
А самому Кранмеру пришел черед лишь через несколько лет…
В течение двух десятилетий архиепископу Кентерберийскому, ревностному слуге тюдоровской тирании, удавалось обходить подводные камни, угрожавшие его карьере и жизни. Всякий раз люди, в руках которых находилась власть, предпочитали пользоваться услугами Кранмера, чем отправлять его на эшафот с очередной партией потерпевших поражение в придворных и политических интригах. И Кранмер, который отнюдь не был просто честолюбивым карьеристом или ловким хамелеоном (хотя у него было немало и того и другого), с готовностью, хотя и сокрушаясь порой, приносил своих покровителей, друзей и единомышленников в жертву долгу. А долгом было для него защитить любой ценой принцип, утверждающий королевское верховенство и в светских, и в церковных делах, обязанность подданных беспрекословно повиноваться монаршей воле. Кранмер равно благословлял и казнь своей покровительницы Анны Болейн, и своего благодетеля Томаса Кромвеля, и расправу с Екатериной Говард — ставленницей враждебной ему фракции, и заключение в Тауэр своего противника Норфолка. Одобрял и казнь лорда Сеймура, пытавшегося захватить власть при малолетнем Эдуарде VI, и близкого Кранмеру лорд-протектора Сомерсета, который послал в 1548 году на плаху Сеймура и сам в 1552 году взошел на эшафот, побежденный Уориком, герцогом Нортумберлендским. И того же герцога Нортумберлендского, когда после смерти Эдуарда VI в 1553 году он пытался возвести на престол кузину короля Джен Грей и был побежден сторонниками Марии Тюдор (дочери Генриха VIII от его первого брака с Екатериной Арагонской).
Кранмер санкционировал казнь вождей народных восстаний, склонных к католичеству священников, хотя их взгляды почти открыто разделяли многие приближенные к трону, лютеранских и кальвинистских пасторов, часто проповедовавших как раз то, что архиепископ в глубине души считал более истинным, чем воззрения официальной государственной церкви, и вообще всех тех, кто в чем-либо сознательно или случайно отклонялся от англиканской ортодоксии. От шаткой ортодоксии, постоянно менявшейся в зависимости от внешней и внутриполитической обстановки и еще более изменчивых королевских настроений и капризов, мгновенно приобретавших форму парламентских актов, указов тайного совета и решений епископата, за малейшее нарушение которых грозила виселица или секира палача.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126