— Игорь Алексеевич, не надо резать, это они нарочно, издеваются.
Но я уже не раз работал с этими людьми и знал, что, как правило, никто из них ничего не делает и не говорит попусту, поэтому обижаться не надо,
— Витя, — сказал я, — режь!
Через час был сделан второй стол, поменьше, но не менее прочный.
В общем молчании кто-то вдруг произнёс: — Ого-го! По такому столу запросто могут пройти русские танки!
Но по тону сказанного, по общему доброжелательному хохоту было ясно, что стол понравился и нас приняли.
«Звёздный час» Джима Браунинга
А дела со скважиной по-прежнему шли плохо. Первоклассное оборудование, годами создававшееся в США для бурения этого ледника, выходило из строя — узел за узлом. Все, что могло ломаться, сломалось. Все, что могло вмёрзнуть в лёд, вмёрзло так, что ничего уже нельзя было ни выколоть, ни вытаять. Не помогли ни горячая сода, которую лили в скважину, ни электронагревательные спирали, ни бесконечные авралы…
Положение спас инженер и изобретатель из маленького американского городка Лебанон Джим Браунинг. Джим никогда раньше не был в Антарктиде и о предполагаемом бурении узнал случайно из газет. Уже перед самым отъездом американской экспедиции в Антарктиду Джим предложил ей свои услуги и был принят. И вот наступил «звёздный час» Джима. Он решил протаять ледник пламенем похожей на огромный примус горелки, работающей на обычном керосине. Так среди ровной, сверкающей на солнце ледяной пустыни появились гигантский компрессор, сжимающий воздух для этого примуса, и толстые шланги для подачи сжатого воздуха и керосина на расстояние, равное по крайней мере толщине ледника, то есть почти на полкилометра.
Но подавать вниз, в скважину, такую плеть шлангов оказалось совсем непросто. Она была совершенно неподъёмной. На снег под плеть положили всё, что могло хоть как-то скользить, — нарты, саночки вертолётных спасательных комплектов, просто листы фанеры. Все люди со станции выстроились вдоль уходящей вдаль змеи шлангов и изо всех сил по команде дёргали пульсирующие, казалось, готовые лопнуть, оборваться шланги. А ведь, кроме нас, эту плеть тянула ещё и механическая лебёдка. Медленно, метр за метром подвигался в глубь ледника ревущий, окутанный паром и дымом «примус», а за ним и шланги. Постепенно тянуть их стало легче: большая часть уже висела в скважине. Мы поняли это, когда оставшаяся на снегу плеть вдруг сама прыгнула в скважину и нам пришлось броситься на снег, чтобы своими телами удержать её.
Вот так за восемь часов была насквозь про бурена вся толща. Вода подлёдного моря, устремившаяся в скважину, вырвалась из устья фонтаном окатив многих. Но это был радостный фонтан. Вытащить плеть обратно было уже проще, хот; и здесь ожидал сюрприз: наш «примус», как оказалось, страшно коптил. Вытаскивая шланги из скважины, мы чувствовали себя трубочистами.
…Наконец, в чёрное, напоминающее вход в угольную шахту устье скважины ушла телевизионная камера, увешанная лампами подсветки. Была глубокая, залитая светом незаходящего полярного солнца ночь, Джон Клаух по радио давал осторожные команды оператору лебёдки, приближал телекамеру к горизонту, где должно было быть дно: «Ещё вниз на два фута!»… — «Ещё на фут!» «Ещё…» Все молчали и только чёткие: «Есть на фут, сэр!…» — ответы оператора нарушали тишину. И вдруг на пустом экране появились пятнышки, тени — дно моря. «Стоп машина!» — рявкнул Джон. «Есть стоп, сэр!» — как эхо ответил усиленный динамиком взволнованный голос оператора. Все заворожено смотрели на покачивающуюся картинку на экране. И вдруг раздался общий вздох: медленно пересекая экран, помахивая хвостиком, плыло глазастое существо… Так на дне этого, казалось бы, мёртвого моря была открыта жизнь.
Геологи взяли пробы грунта со дна. И опять удивление: дно подлёдного моря сложено очень мягкими, похожими на серую глину, но очень старыми отложениями. Уже на глубине нескольких сантиметров от поверхности их возраст оказался около 5 — 10 миллионов лет. Почему? Может быть, ещё недавно ледник был так толст, что касался дна и поэтому соскрёб всё, что было моложе?
Потом снова были радость и оживление. Все опять столпились у скважины.
— Не подходи! Убью! — орал глава биологов, доктор Джерри Липе, похожий на цыгана полуиспанец. — Не подходи! Я сам все подберу! — ревел он, ползая по мокрому от морской воды снегу и собирая красноватые существа.
Пяти-шестисантиметровые животные, которых ещё недавно мы видели на экране телевизора, были похожи на креветок. В эти минуты мы ещё не знали, что видим новый, неизвестный науке вид веслоногих.
Биологи соорудили из проволочной сетки что-то вроде мешка, положили в него тюленье мясо и поместили мешок перед телевизионной камерой. Оказалось, что на дне этих рачков множество. На экране можно было видеть, с какой жадностью они сосали куски мяса, брошенного им в виде приманки. Но вот Джон Клаух дал команду: «Телекамеру вверх!». И камера вместе с мешком стала быстро подниматься. Мощные струи воды, возникшие при этом, пытались оторвать обжор от мяса. Мы продолжали, не отрываясь, наблюдать: они не обращали на эти течения никакого внимания. «Может, им привычны такие течения!» — крикнул океанолог из Калифорнии. А биологи были уже озабочены вопросом: что же ели эти прожорливые полчища, пока мы не бросили им куски тюленьего мяса? На дне и в воде не удалось пока обнаружить ничего похожего на корм.
Дошла очередь и до нас с Виктором, и нам тоже очень повезло. Точнейшая электронная аппаратура — кварцевый термометр — медленно пошла вниз, через толщу подледникового моря. Светящиеся цифры на экране показывали температуру, близкую к точке замерзания морской воды. Ну и что же. Никто и не ожидал иного для этого моря. Термометр все шёл и шёл вниз, и вдруг как будто что-то произошло под водой. Вроде рыба клюнула. Цифры заплясали, меняясь, как в водовороте: все теплее, теплее. Зрители зашептались, заговорили. А цифры вдруг перестали плясать. Температура снова установилась, хотя термометр шёл все вниз и вниз. До дна было ещё далеко. Так нам с Виктором посчастливилось узнать, что у дна подлёдного моря температура воды выше точки замерзания; правда, всего лишь на полградуса, но это обо многом говорило.
Ещё целый месяц продолжалась круглосуточная интернациональная вахта в лагере «Джей-Найн». Мы научились заново разбуривать замерзающую скважину, и каждые два-три дня над лагерем клубились дым и копоть реактивной горелки, гремели компрессоры, свистела раскалённая сверхзвуковая струя газа, окутанная паром от испарявшейся воды. Наши когда-то красные куртки стали чёрными от смеси сажи и масла.
Каждый день приносил новые результаты. Я надумал повесить перед телевизионной камерой горизонтальный диск с компасом, а в центр диска выпускать тонкую струю окрашенной жидкости. Оказалось, что струйка и её перемещение хорошо видны на экране телевизора, на фоне диска и стрелки компаса. Подкрашенная жидкость заливалась из полиэтиленового бидона из-под масла в разноцветные баллончики — детские воздушные шарики, оставшиеся после праздника рождества и Нового года. На подкраску жидкости ушли все запасы чернил для авторучек.
Газеты громко оповещали: «Ледник Росса пробурён!» Но время уже работало не на нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37