https://www.dushevoi.ru/products/smesiteli/dlya_vanny/s-dushem/ 

 

Это министры и государственный совет запутали весь русский народ, как паук мух в свою паутину; мухи кричат и жужжат, но пока ничего с пауком поделать нельзя» (2, с. 237).
Российские «мужики-рабочие» тоже получили после 1905 г. хороший урок исторической памяти. После Кровавого воскресенья царское правительство, чтобы блокировать развитие революции, попыталось перейти к умеренно патерналистской политике в отношении рабочих. Министр финансов Коковцов подал царю программу мер, которые, по его словам, «убедили бы рабочий люд в попечительном отношении к нему правительства и содействовали бы постепенному отдалению рабочих от революционных элементов, внушающих им, что улучшение быта рабочего может быть достигнуто только с помощью насильственных действий» [8, c. 73].
Но фабриканты и заводчики отнеслись к инициативе правительства «равнодушно-спокойно». Объединения крупных фабрикантов после совещания с ними Коковцова ответили своими записками в правительство. В них они, с одной стороны, категорически отказывались идти на экономические уступки рабочим, а с другой стороны, возлагали вину на правительство, недооценившее политический характер выступлений рабочих.
В этих важных записках было изложено либерально-западническое кредо буржуазии. Она отвергала патерналистскую политику монархии, которая пыталась сохранить в России социальные структуры сословного «общества-семьи», а требовала перехода к «правовому государству» западного типа. Крупная буржуазия уже предпочитала не умиротворение рабочих с помощью государственного и предпринимательского патернализма, а освобождение арены для классовой борьбы .
В середине января крупнейшие заводчики Москвы и Московского района подали записку с требованием такого правового устройства, чтобы рабочее движение «могло бы вылиться в спокойные законные формы борьбы, как это наблюдается в Западной Европе и Америке, где от этого промышленность не только не пострадала, но достигла, наоборот, такого расцвета, которого далеко еще не наблюдается в России».
Таким образом, события 9 января наглядно обнаружили наличие принципиального («цивилизационного») противостояния между монархической государственностью России и новым поколением крупной буржуазии. В обзоре политического положения в России, составленном по распоряжению Витте, говорилось:
«Промышленность, класс у нас, как и везде, консервативный и боящийся всяких резких перемен, на этот раз в лице свои наиболее крупных групп высказался за коренное изменение государственного строя и сделал это, очевидно, потому, что видел в происходящих событиях „грозное предупреждение“ [8, c. 74].
Различение экономической и политической борьбы рабочих, вероятно, имеющее смысл в приложении к классовой борьбе на Западе, для России начала ХХ века имело не много смысла — трудно их было различить. Да и вообще, вряд ли точно выражается понятиями «экономика» и «политика» то, ради чего решались крестьяне и рабочие выступить против власти.
После поражения революции буржуазия повела себя исключительно подло и злобно — как будто она вообще не думала о будущем. Сразу на 10-50% были понижены расценки зарплаты рабочих и увеличен рабочий день — по всей России. На многих заводах он стал продолжаться 12-13 часов. Была вновь введена отмененная в 1905 г. система штрафов. Вот сообщения профсоюзов (опубликованы в газете «Пролетарий, 1908, № 39):
«Штрафуют за случайный выход на лестницу, за питье чаю в 5 часов, за переход из одной мастерской в другую и даже за долгое пребывание в ватер-клозете (фабрика Хаймовича в Санкт-Петербурге). Штрафуют за мытье рук за 5 минут до гудка, за курению табаку от 1 до 2 руб. (Кабельный завод). Штрафуют за ожог, причиненный самому себе (Трубочный завод). Штрафуют за „дерзость“, за „грубость“, и штрафы превышают часто двухдневный заработок».
Были резко сокращены возможности для рабочих вести легальную борьбу за свои экономические интересы. 10 мая 1907 г. Департамент полиции издал циркуляр, ставящий профсоюзы практически в полную зависимость от хозяев и властей (например, в Москве по ходатайству городского головы Н.Гучкова были закрыты профсоюзы металлистов, коммунальных работников, текстильщиков, типографов, булочников). И все это сопровождалось глумлением . Директор Невского завода так сказал пришедшей к нему на переговоры делегации рабочих: «Господа, ведь вы же — марксисты и стоите на точке зрения классовой борьбы. Вы должны поэтому знать, что раньше сила была на вашей стороне, и вы нас жали, теперь сила в наших руках, и нам незачем церемониться».
Когда после разрыва хрупкого гражданского мира в 1918 г. белые начали войну, рабочие с полным основанием поступили с ними именно так, как сформулировал тот директор завода.
В ходе революции 1905-1907 гг. близость идеалов и интересов русских крестьян и рабочих была ясно, «умом» понята и рационально сформулирована. Особую роль в этом сыграло Кровавое воскресенье. Вот петиция частного собрания крестьян Юрьевского уезда Владимирской губ., посланная в Совет министров вскоре после расстрела демонстрации в Петербурге (в апреле 1905 г.):
«Рабочие всяких наименований — плоть от плоти нашей, и нет у нас ни одной семьи, которая не имела бы у себя одного или нескольких рабочих» (2, с. 259).
А в марте 1907 г. крестьяне Шелокшанского уезда Нижегородской губ. писали во II Госдуму:
«Мы, крестьяне, признаем фабрично-заводстких рабочих за близких братьев и всегда присоединяемся к ним за их требования и вместе защищаем их от ига капиталов» (2, с. 260).
Нельзя не сказать, хотя бы очень кратко, еще об одном «фронте против белых», который был во многом подготовлен во время подавления революции 1905-1907 гг. — в национальных окраинах России. Дело в том, что когда посланные царским правительством каратели подавляли выступления «инородцев», их действия носили, как пишут историки, «особый привкус жестокости». Дело доходило до того, что с протестами против этих действий, в защиту местного населения выступали высокие чины царской же полиции и даже губернаторы. Во время подавления «Гурийской республики» губернатор Кутаисской губернии был даже арестован. В донесении его помощника сообщалось о поголовном изнасиловании, в качестве наказания, всех женщин деревни Махури, включая монахинь местного монастыря. Наказание это проводилось под наблюдением офицеров35.
Возможно, и в подобных донесениях, и в протестах администрации была изрядная доля преувеличения, но дело в том, что эти официальные заявления становились общеизвестными, несли на себе печать достоверности, откладывались в исторической памяти и затем становились безотказным инструментом националистов.
Понятно, что население национальных областей, увидев в 1919 г. войска белых, в той же форме, с тем же знаменем и той же фразеологией, что и войска карателей 1906 года, подкрепляли свою рациональную враждебность момента исторической памятью, ставшей уже мощным преданием, черным мифом. Потому латышские стрелки были несгибаемыми врагами белых, что каратели в такой же форме жестоко подавили латышских батраков, выступивших против немецких баронов-землевладельцев.
Все социальные и национальные группы, которые стали объектом подавления и репрессий после революции 1905-1907 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
 экран в ванную комнату купить 

 Vallelunga Cut on Size