"
Зато Федька Косой не унывал и заканчивал свою исповедь
так: "Хотя я есть социальная вша и гнида, каких нужно давить,
но прошу советскую власть меня не расстреливать. Как пророчески
говорил товарищ Ленин, даже и при советской власти без
ассенизаторов не обойдешься. Потому я еще могу пригодиться,
чтобы давить других вшей и гнид. Чтобы вам, так сказать, ручки
не пачкать. Пошлите меня в исправительно-трудовой лагерь, и я
обещаю исправиться".
И король московских бандитов сдержал свое обещание. Его
сослали в концлагерь, где после Великой Чистки сидели бывшие
герои революции. Здесь Федька Косой стал бригадиром бригады
каменщиков и усердно перевоспитывал бывших революционеров при
помощи дубинки.
-- Вы что это, баламуты, против царя и Бога бунтовали?
-- орал Федька Косой, обрабатывая своих каменщиков
дубинкой. -- А теперь я для вас и царь, и Бог. За что боролись
-- на то и напоролись!
В эту ночь Борис остался ночевать в доме под золотым
петушком. Но спалось ему плохо. Всю ночь инструктора агитпропа,
как в кино, преследовали навязчивые сны.
Где-то издалека загадочно улыбается красавица Ольга,
полуангел и полумарсианка, и зябко кутается в свою белую шаль.
Рядом с ней в военной форме полукняжна и генерал НКВД Зинаида
Генриховна, помесь сатаны и антихриста. Следом за ними, как
хромой черт, прихрамывает полугерой Перекопа в красных галифе.
Где-то позади тихо мерцает мистическая "Голубая звезда", где,
как в зйеином гнезде, копошатся доброе зло и злое добро. А в
углу сидит Максим и, как доктор Фауст, копается в своих книгах
по сатановедению, отыскивая формулы добра и зла, ума и безумия,
жизни и смерти. Потом он показывает на Бориса и ухмыляется: "А
это мой Фома Неверный! "
Фома Неверный перевернулся во сне на другой бок. Но с
другой стороны выстроился мозговой трест профессора Руднева.
Генерал-архиепископ Питирим с крестом на груди и огромным
пистолетом у пояса. Генерал-профессор Курощупов со своими
курочками, которые несут золотые яички. Лейб-медик 13-го отдела
доктор Быков со своими змейками, обвившимися вокруг чаши с
ядом. Генерал-инквизитор Топтыгин со своими топориками на
погонах. Профессор темных дел Малинин, у которого только
фамилия сладкая, а работа горькая. Эти мозговики ласково
поглаживают свои пистолетики и подмигивают: "Хм-хм, мы тайная
полиция новой России, молодой России! И мы знаем вся и все.
Больше нас знает только сам Господь Бог! "
Фома Неверный вертелся с боку на бок, но это не помогало.
Кругом, как русалки в сказке, вежливо расселись хитроумные
евреи Максима -- апостолы 13-го отдела. Апостол научной
криминологии профессор Ломброзо со своими сумасшедшими гениями.
Апостол дегенерологии доктор Нордау со своими гениальными
дегенератами. Апостол экзистенциализма горбатый философ
Кьеркегор со своими бесами, которые обитают в печатной краске.
Тут же апостол психоанализа Фрейд, изобретатель ротового
эротизма, спокойно посасывает свою сигару, которая согласно его
учению является фаллическим символом. А остальные хитроумы
смотрят Фрейду в рот -- и облизываются.
А за всем этим, как ученый кот под дубом, сидит маршал
госбезопасности СССР Максим Руднев и играется со своими
заколдованными красавицами. А на коленях Максима сидит кот
Васька и играется с медалью "За спасение утопающих"-.
Утром, выходя из дома злого добра, инструктор агитпропа
покосился на золотого петушка на крыше и сказал: "Нус, с меня
довольно... "
В случае особо важных заключенных, чтобы они не покончили
с собой преждевремено, у них отбирали пояс, подтяжки, шнурки,
вставные челюсти, очки и даже обрезали все пуговицы на брюках.
В санпропускнике их остригали под машинку, пропускали под
душем, посыпали порошком против вшей и запирали в камеру с
резиновыми стенками в одном из подземных этажей Главного
управления МВД.
В подземной камере постоянно горел электрический свет, и
здесь не было разницы между ночью и днем. Поэтому когда маршал
госбезопасности СССР, сам организовавший этот порядок, попал в
эту камеру в качестве заключенного, даже он сам не знал точно,
сколько времени он здесь провел.
Сначала его выводили на врачебные комиссии, где его
физическое здоровье проверяли так тщательно, словно его готовят
к полету на луну. Потом его заставили пройти серию
психологических испытаний. Да настолько сложных и запутанных,
что ординарный человек в них определенно бы запутался.
Но бывший маршал знал, что ищут врачи. И знал, как их
обмануть. Врачи это тоже знали и просили его быть честным во
имя науки, поскольку, так или иначе, терять ему нечего. И
заключенный тоже знал, что терять ему больше нечего. Судя по
этим чрезвычайным заботам об его здоровье, он знал, что его
ожидает.
И он уже знал, когда это будет. Не раньше, чем он закончит
писать свою автобиографию. Не просто анкету, как в случае
простых смертных, а писанину неограниченного размера, поскольку
отныне его жизнь принадлежит не ему, а истории. Те, кто сидел
наверху, знали, что в таких условиях эта биография будет очень
подробная и длинная.
Когда и эта бюрократическая процедура была закончена,
заключенного вызвали на последний допрос, где обычно объявляют
приговор. Шагая по подземному коридору и поддерживая спадающие
без пуговиц брюки, бывший маршал не выдержал и спросил у
конвоиров:
-- А какое сегодня число?
Но конвоиры только нахмурились и молчали. Заключенный с
досады вспомнил, что на этом подземном этаже все конвоиры
глухонемые. Ботинки без шнурков спадали с ног, и он волочил их
по полу. Его подняли на лифте на самый верхний этаж и провели в
кабинет, который он хорошо знал по прошлым временам. За большим
письменным столом там сидел человек в знакомой форме маршала
госбезопасности СССР.
Два маршала, бывший и настоящий, молча посмотрели друг на
другка.
-- Присаживайтесь, -- сказал один.
-- Спасибо за любезность, -- сказал другой, осторожно
садясь в знакомое кресло.
-- Хотите закурить?
Заключенный потянулся за папиросой.
-- Вот спички. Хотите рюмку коньяку?
-- Да, не откажусь.
-- У вас есть какие-нибудь процессуальные жалобы?
-- Нет. Хочу даже поблагодарить вас, что вы не приволокли
меня на допрос в голом виде, как у вас это раньше делалось.
-- Ну, тогда остаются только формальности. Прочтите это.
Бывший маршал взял исписанный на машинке лист бумаги с
Гербом СССР и прищурился: "Специальная Коллегия Верховного суда
Союза Советских Социалистических Республик в чрезвычайном
заседании... "
-- Вот же балаган! -- фыркнул заключенный. -- Ведь
никакого заседания не. было!
"... рассмотрев дело бывшего министра внутренних дел и
бывшего члена Президиума ЦК КПСС Берии Л. П.... "
Лишенные очков, близорукие глаза торопливо блуждали по
строчкам, разыскивая последние слова:
"... приговорила подсудимого к высшей мере наказания --
расстрелу. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Зато Федька Косой не унывал и заканчивал свою исповедь
так: "Хотя я есть социальная вша и гнида, каких нужно давить,
но прошу советскую власть меня не расстреливать. Как пророчески
говорил товарищ Ленин, даже и при советской власти без
ассенизаторов не обойдешься. Потому я еще могу пригодиться,
чтобы давить других вшей и гнид. Чтобы вам, так сказать, ручки
не пачкать. Пошлите меня в исправительно-трудовой лагерь, и я
обещаю исправиться".
И король московских бандитов сдержал свое обещание. Его
сослали в концлагерь, где после Великой Чистки сидели бывшие
герои революции. Здесь Федька Косой стал бригадиром бригады
каменщиков и усердно перевоспитывал бывших революционеров при
помощи дубинки.
-- Вы что это, баламуты, против царя и Бога бунтовали?
-- орал Федька Косой, обрабатывая своих каменщиков
дубинкой. -- А теперь я для вас и царь, и Бог. За что боролись
-- на то и напоролись!
В эту ночь Борис остался ночевать в доме под золотым
петушком. Но спалось ему плохо. Всю ночь инструктора агитпропа,
как в кино, преследовали навязчивые сны.
Где-то издалека загадочно улыбается красавица Ольга,
полуангел и полумарсианка, и зябко кутается в свою белую шаль.
Рядом с ней в военной форме полукняжна и генерал НКВД Зинаида
Генриховна, помесь сатаны и антихриста. Следом за ними, как
хромой черт, прихрамывает полугерой Перекопа в красных галифе.
Где-то позади тихо мерцает мистическая "Голубая звезда", где,
как в зйеином гнезде, копошатся доброе зло и злое добро. А в
углу сидит Максим и, как доктор Фауст, копается в своих книгах
по сатановедению, отыскивая формулы добра и зла, ума и безумия,
жизни и смерти. Потом он показывает на Бориса и ухмыляется: "А
это мой Фома Неверный! "
Фома Неверный перевернулся во сне на другой бок. Но с
другой стороны выстроился мозговой трест профессора Руднева.
Генерал-архиепископ Питирим с крестом на груди и огромным
пистолетом у пояса. Генерал-профессор Курощупов со своими
курочками, которые несут золотые яички. Лейб-медик 13-го отдела
доктор Быков со своими змейками, обвившимися вокруг чаши с
ядом. Генерал-инквизитор Топтыгин со своими топориками на
погонах. Профессор темных дел Малинин, у которого только
фамилия сладкая, а работа горькая. Эти мозговики ласково
поглаживают свои пистолетики и подмигивают: "Хм-хм, мы тайная
полиция новой России, молодой России! И мы знаем вся и все.
Больше нас знает только сам Господь Бог! "
Фома Неверный вертелся с боку на бок, но это не помогало.
Кругом, как русалки в сказке, вежливо расселись хитроумные
евреи Максима -- апостолы 13-го отдела. Апостол научной
криминологии профессор Ломброзо со своими сумасшедшими гениями.
Апостол дегенерологии доктор Нордау со своими гениальными
дегенератами. Апостол экзистенциализма горбатый философ
Кьеркегор со своими бесами, которые обитают в печатной краске.
Тут же апостол психоанализа Фрейд, изобретатель ротового
эротизма, спокойно посасывает свою сигару, которая согласно его
учению является фаллическим символом. А остальные хитроумы
смотрят Фрейду в рот -- и облизываются.
А за всем этим, как ученый кот под дубом, сидит маршал
госбезопасности СССР Максим Руднев и играется со своими
заколдованными красавицами. А на коленях Максима сидит кот
Васька и играется с медалью "За спасение утопающих"-.
Утром, выходя из дома злого добра, инструктор агитпропа
покосился на золотого петушка на крыше и сказал: "Нус, с меня
довольно... "
В случае особо важных заключенных, чтобы они не покончили
с собой преждевремено, у них отбирали пояс, подтяжки, шнурки,
вставные челюсти, очки и даже обрезали все пуговицы на брюках.
В санпропускнике их остригали под машинку, пропускали под
душем, посыпали порошком против вшей и запирали в камеру с
резиновыми стенками в одном из подземных этажей Главного
управления МВД.
В подземной камере постоянно горел электрический свет, и
здесь не было разницы между ночью и днем. Поэтому когда маршал
госбезопасности СССР, сам организовавший этот порядок, попал в
эту камеру в качестве заключенного, даже он сам не знал точно,
сколько времени он здесь провел.
Сначала его выводили на врачебные комиссии, где его
физическое здоровье проверяли так тщательно, словно его готовят
к полету на луну. Потом его заставили пройти серию
психологических испытаний. Да настолько сложных и запутанных,
что ординарный человек в них определенно бы запутался.
Но бывший маршал знал, что ищут врачи. И знал, как их
обмануть. Врачи это тоже знали и просили его быть честным во
имя науки, поскольку, так или иначе, терять ему нечего. И
заключенный тоже знал, что терять ему больше нечего. Судя по
этим чрезвычайным заботам об его здоровье, он знал, что его
ожидает.
И он уже знал, когда это будет. Не раньше, чем он закончит
писать свою автобиографию. Не просто анкету, как в случае
простых смертных, а писанину неограниченного размера, поскольку
отныне его жизнь принадлежит не ему, а истории. Те, кто сидел
наверху, знали, что в таких условиях эта биография будет очень
подробная и длинная.
Когда и эта бюрократическая процедура была закончена,
заключенного вызвали на последний допрос, где обычно объявляют
приговор. Шагая по подземному коридору и поддерживая спадающие
без пуговиц брюки, бывший маршал не выдержал и спросил у
конвоиров:
-- А какое сегодня число?
Но конвоиры только нахмурились и молчали. Заключенный с
досады вспомнил, что на этом подземном этаже все конвоиры
глухонемые. Ботинки без шнурков спадали с ног, и он волочил их
по полу. Его подняли на лифте на самый верхний этаж и провели в
кабинет, который он хорошо знал по прошлым временам. За большим
письменным столом там сидел человек в знакомой форме маршала
госбезопасности СССР.
Два маршала, бывший и настоящий, молча посмотрели друг на
другка.
-- Присаживайтесь, -- сказал один.
-- Спасибо за любезность, -- сказал другой, осторожно
садясь в знакомое кресло.
-- Хотите закурить?
Заключенный потянулся за папиросой.
-- Вот спички. Хотите рюмку коньяку?
-- Да, не откажусь.
-- У вас есть какие-нибудь процессуальные жалобы?
-- Нет. Хочу даже поблагодарить вас, что вы не приволокли
меня на допрос в голом виде, как у вас это раньше делалось.
-- Ну, тогда остаются только формальности. Прочтите это.
Бывший маршал взял исписанный на машинке лист бумаги с
Гербом СССР и прищурился: "Специальная Коллегия Верховного суда
Союза Советских Социалистических Республик в чрезвычайном
заседании... "
-- Вот же балаган! -- фыркнул заключенный. -- Ведь
никакого заседания не. было!
"... рассмотрев дело бывшего министра внутренних дел и
бывшего члена Президиума ЦК КПСС Берии Л. П.... "
Лишенные очков, близорукие глаза торопливо блуждали по
строчкам, разыскивая последние слова:
"... приговорила подсудимого к высшей мере наказания --
расстрелу. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69