Она совсем потеряла всякий стыд и чуть ли не при всех целуется с ним в больничном парке. Это надо прекратить».
Джоанна посмотрела на грязно-серую, покрытую неровными каракулями страницу с нескрываемым отвращением.
Что за гадость! Что за гнусная сплетня!
Ей уже приходилось слышать об анонимных письмах, но сама она получила такое впервые. В самом деле, прочитав лишь одну строку из такого письма, уже можно заболеть!
«Ваша старшая дочь…» Это Эверил, что ли? Ее спокойная, послушная, благовоспитанная Эверил?
«Выпендривается (Господи, слово-то какое!) перед доктором».
Это перед доктором Каргиллом, что ли? Перед этим замечательным, достойным уважения специалистом, который достиг значительных успехов в исследовании причин туберкулезной инфекции, который по крайней мере на двадцать лет старше Эверил, у которого есть жена, милая, прелестная женщина, к тому же инвалид…
Какая гадость! Какая отвратительная гадость!
Джоанна отшвырнула письмо, не в силах сдержать отвращения.
В эту минуту в гостиную вошла сама Эверил и спросила в своей обычной сдержанно-любопытной манере:
– Что-то случилось, мама?
Джоанна в приступе возмущения не нашла в себе сил ответить дочери и лишь трясущейся рукой указала на зловещее письмо.
– Меня расстроила эта гнусная писанина, – наконец произнесла она дрожащим голосом. – Но, думаю, тебе лучше не читать ее вовсе, Эверил. Там написана такая гадость!
Эверил в удивлении подняла брови.
– В этом письме?
– Да.
– Обо мне?
– Тебе лучше не читать его, моя дорогая.
Но Эверил быстро подошла к столу и взяла грязно-серый лист бумаги.
Минуту или две она читала кривые строки, затем положила обратно на стол.
– Да, мама, там написаны не очень приятные, вещи, – произнесла наконец она задумчивым, отстраненным голосом.
– Не очень приятные? Да это самая настоящая гадость, моя дорогая! Отвратительная гадость! За такую ложь надо наказывать, надо судить за это!
– Да, письмо в самом деле глупое. Но это не ложь.
Земля вдруг словно ушла из-под ног Джоанны, и комната со стенами и потолком вдруг перевернулась переднею.
– Как не ложь? Что ты имеешь в виду? Что это значит? – проговорила она дрожащим шепотом.
– Не надо так волноваться, мамочка, – самым спокойным тоном сказала Эверил. – Мне очень, жаль, что ты узнала все из этого гнусного письма. Но, рано или поздно, ты все равно бы узнала об этом.
– Ты хочешь сказать, что все это правда? Что ты и доктор Каргилл…
– Да, мамочка, – кивнула Эверил.
– Но это же безнравственно! Это ужасно! – сдавленным голосом воскликнула Джоанна, хватаясь рукой за сердце. – Мужчина такого почтенного возраста, да еще женатый… и ты, молодая девушка, которой не исполнилось еще и…
– Перестань, мама! – резко оборвала ее Эверил. – Не надо делать из банальной житейской ситуации деревенскую мелодраму. Ничего страшного в этом нет. Все это складывалось постепенно. Жена Руперта инвалид, ты это знаешь сама. Она вот уже много лет не встает с постели. Мы с доктором… Мы просто помогаем друг другу как можем. Вот и все.
– И все? Да, в самом деле! – воскликнула Джоанна, наконец в полной мере овладевшая собой и своим голосом.
Она вылила на дочь поток самых гневных упреков, в ответ на которые Эверил лишь презрительно усмехалась и пожимала плечами. Буря, разразившаяся над нею, как видно, совсем не страшила девушку. Наконец, когда гнев Джоанны иссяк и она умолкла, утомленная и разбитая, Эверил подошла и положила ей руки на плечи.
– Мамочка, я очень хорошо понимаю твои чувства, – со вздохом сказала она. – Даже скажу, что я и сама бы ощущала то же самое, будь я на твоем месте. Впрочем, от кое-чего из того, что ты тут мне наговорила, я бы все-таки воздержалась. Но мы не можем противостоять свершившимся фактам. Руперт и я нужны друг другу. Мы хотим быть вместе. И хоть я очень сожалею, что эта новость так неприятно поразила тебя, но действительно не понимаю, какое отношение это имеет к тебе? И потом, что ты можешь поделать?
– Какое отношение ко мне? Да ты понимаешь, что ты моя дочь? Я сегодня же все расскажу отцу!
– Бедный папочка. Ты в самом деле решила расстроить его?
– Обязательно! Уж он-то найдет способ тебя приструнить!
– Он тоже ничего не сможет поделать. Эта новость просто очень его расстроит и, может быть, надолго выбьет на колеи. А ведь ему нужно беречь нервы для работы, не забывай об этом.
Джоанна, немного отдохнувшая, с новой силой обрушила на дочь поток упреков, но Эверил так и осталась невозмутима и непреклонна среди бушующей над нею бури материнского гнева.
Вечером Джоанна все рассказала Родни.
– Я не в силах отделаться от ощущения, что это у нее просто поза, демонстрация своего «я». Не может быть, чтобы Эверил в самом деле питала к нему столь сильное чувство!
Родни покачал головой.
– Ты ее не понимаешь, – сказал он. – У Эверил чувственности гораздо меньше, нежели рассудочности и сердечности. Если она полюбит, то полюбит сильно и глубоко, и тогда я сомневаюсь, чтобы она вообще отказалась от своего чувства.
– Ох, Родни, я думаю, что все это чепуха! В конце концов, я лучше тебя знаю нашу Эверил. Все-таки я – ее мать.
– Это еще не значит, что тебе известны все тайные закоулки ее души, дорогая. Эверил всегда скрывала от нас свои намерения, но не в силу необходимости, а повинуясь собственному выбору. Глубоко чувствуя и переживая, она тем не менее почти не выражает своих чувств в словах, ты заметила?
– Для меня это слишком глубокомысленно, Родни.
– Дорогая, поверь мне, что дело обстоит именно так, – медленно проговорил Родни, глядя жене прямо в глаза. – В этом состоит ее настоящий характер, и с ним надо считаться.
– Мне кажется, Родни, что ты преувеличиваешь сложность проблемы. Все это не что иное, как простое желание школьницы немножко пококетничать со взрослым мужчиной. Она просто обольщает себя несбыточными надеждами и дает волю своему воображению…
– Джоанна, дорогая моя! – резко оборвал ее Родни. – Я вижу, разуверять тебя совершенно бесполезно. Поверь мне, у нашей Эверил серьезное чувство к доктору Каргиллу, очень серьезное!
– Тогда с его стороны это просто свинство! Настоящее свинство!
– Да, именно так у нас в городке и скажут обо всем этом, когда дело получит огласку. Но попробуй поставить себя на его место! Жена – инвалид, а рядом – юная, красивая девушка, чье щедрое сердце полно страсти и благодарности, если получает от него хоть редкие знаки внимания.
– Да она моложе его на целых двадцать лет! – воскликнула Джоанна.
– Да, я знаю об этом, Будь он моложе лет на десять, и искушение для него было бы не столь сильным, я согласен.
– Нет, он просто мерзкий, очень мерзкий человек!
Родни вздохнул.
– Он не мерзкий, дорогая. Он просто человек. Он прекрасный и очень достойный человек, который глубоко предан своей профессии. Он человек, которой выполнил огромную научную работу, выдающуюся по своему значению. Между прочим, он всегда неизменно добр и ласков со своей больной женой.
– Тебя послушать, так он – самый настоящий святой! – проворчала Джоанна.
– Нет, до святого ему, я думаю, далеко. Да и у большинства святых тоже были свои страсти и слабости, дорогая. Святые редко бывали бескровными, бесчувственными существами. Ты и сама это знаешь. Нет, доктор Каргилл обыкновенный человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Джоанна посмотрела на грязно-серую, покрытую неровными каракулями страницу с нескрываемым отвращением.
Что за гадость! Что за гнусная сплетня!
Ей уже приходилось слышать об анонимных письмах, но сама она получила такое впервые. В самом деле, прочитав лишь одну строку из такого письма, уже можно заболеть!
«Ваша старшая дочь…» Это Эверил, что ли? Ее спокойная, послушная, благовоспитанная Эверил?
«Выпендривается (Господи, слово-то какое!) перед доктором».
Это перед доктором Каргиллом, что ли? Перед этим замечательным, достойным уважения специалистом, который достиг значительных успехов в исследовании причин туберкулезной инфекции, который по крайней мере на двадцать лет старше Эверил, у которого есть жена, милая, прелестная женщина, к тому же инвалид…
Какая гадость! Какая отвратительная гадость!
Джоанна отшвырнула письмо, не в силах сдержать отвращения.
В эту минуту в гостиную вошла сама Эверил и спросила в своей обычной сдержанно-любопытной манере:
– Что-то случилось, мама?
Джоанна в приступе возмущения не нашла в себе сил ответить дочери и лишь трясущейся рукой указала на зловещее письмо.
– Меня расстроила эта гнусная писанина, – наконец произнесла она дрожащим голосом. – Но, думаю, тебе лучше не читать ее вовсе, Эверил. Там написана такая гадость!
Эверил в удивлении подняла брови.
– В этом письме?
– Да.
– Обо мне?
– Тебе лучше не читать его, моя дорогая.
Но Эверил быстро подошла к столу и взяла грязно-серый лист бумаги.
Минуту или две она читала кривые строки, затем положила обратно на стол.
– Да, мама, там написаны не очень приятные, вещи, – произнесла наконец она задумчивым, отстраненным голосом.
– Не очень приятные? Да это самая настоящая гадость, моя дорогая! Отвратительная гадость! За такую ложь надо наказывать, надо судить за это!
– Да, письмо в самом деле глупое. Но это не ложь.
Земля вдруг словно ушла из-под ног Джоанны, и комната со стенами и потолком вдруг перевернулась переднею.
– Как не ложь? Что ты имеешь в виду? Что это значит? – проговорила она дрожащим шепотом.
– Не надо так волноваться, мамочка, – самым спокойным тоном сказала Эверил. – Мне очень, жаль, что ты узнала все из этого гнусного письма. Но, рано или поздно, ты все равно бы узнала об этом.
– Ты хочешь сказать, что все это правда? Что ты и доктор Каргилл…
– Да, мамочка, – кивнула Эверил.
– Но это же безнравственно! Это ужасно! – сдавленным голосом воскликнула Джоанна, хватаясь рукой за сердце. – Мужчина такого почтенного возраста, да еще женатый… и ты, молодая девушка, которой не исполнилось еще и…
– Перестань, мама! – резко оборвала ее Эверил. – Не надо делать из банальной житейской ситуации деревенскую мелодраму. Ничего страшного в этом нет. Все это складывалось постепенно. Жена Руперта инвалид, ты это знаешь сама. Она вот уже много лет не встает с постели. Мы с доктором… Мы просто помогаем друг другу как можем. Вот и все.
– И все? Да, в самом деле! – воскликнула Джоанна, наконец в полной мере овладевшая собой и своим голосом.
Она вылила на дочь поток самых гневных упреков, в ответ на которые Эверил лишь презрительно усмехалась и пожимала плечами. Буря, разразившаяся над нею, как видно, совсем не страшила девушку. Наконец, когда гнев Джоанны иссяк и она умолкла, утомленная и разбитая, Эверил подошла и положила ей руки на плечи.
– Мамочка, я очень хорошо понимаю твои чувства, – со вздохом сказала она. – Даже скажу, что я и сама бы ощущала то же самое, будь я на твоем месте. Впрочем, от кое-чего из того, что ты тут мне наговорила, я бы все-таки воздержалась. Но мы не можем противостоять свершившимся фактам. Руперт и я нужны друг другу. Мы хотим быть вместе. И хоть я очень сожалею, что эта новость так неприятно поразила тебя, но действительно не понимаю, какое отношение это имеет к тебе? И потом, что ты можешь поделать?
– Какое отношение ко мне? Да ты понимаешь, что ты моя дочь? Я сегодня же все расскажу отцу!
– Бедный папочка. Ты в самом деле решила расстроить его?
– Обязательно! Уж он-то найдет способ тебя приструнить!
– Он тоже ничего не сможет поделать. Эта новость просто очень его расстроит и, может быть, надолго выбьет на колеи. А ведь ему нужно беречь нервы для работы, не забывай об этом.
Джоанна, немного отдохнувшая, с новой силой обрушила на дочь поток упреков, но Эверил так и осталась невозмутима и непреклонна среди бушующей над нею бури материнского гнева.
Вечером Джоанна все рассказала Родни.
– Я не в силах отделаться от ощущения, что это у нее просто поза, демонстрация своего «я». Не может быть, чтобы Эверил в самом деле питала к нему столь сильное чувство!
Родни покачал головой.
– Ты ее не понимаешь, – сказал он. – У Эверил чувственности гораздо меньше, нежели рассудочности и сердечности. Если она полюбит, то полюбит сильно и глубоко, и тогда я сомневаюсь, чтобы она вообще отказалась от своего чувства.
– Ох, Родни, я думаю, что все это чепуха! В конце концов, я лучше тебя знаю нашу Эверил. Все-таки я – ее мать.
– Это еще не значит, что тебе известны все тайные закоулки ее души, дорогая. Эверил всегда скрывала от нас свои намерения, но не в силу необходимости, а повинуясь собственному выбору. Глубоко чувствуя и переживая, она тем не менее почти не выражает своих чувств в словах, ты заметила?
– Для меня это слишком глубокомысленно, Родни.
– Дорогая, поверь мне, что дело обстоит именно так, – медленно проговорил Родни, глядя жене прямо в глаза. – В этом состоит ее настоящий характер, и с ним надо считаться.
– Мне кажется, Родни, что ты преувеличиваешь сложность проблемы. Все это не что иное, как простое желание школьницы немножко пококетничать со взрослым мужчиной. Она просто обольщает себя несбыточными надеждами и дает волю своему воображению…
– Джоанна, дорогая моя! – резко оборвал ее Родни. – Я вижу, разуверять тебя совершенно бесполезно. Поверь мне, у нашей Эверил серьезное чувство к доктору Каргиллу, очень серьезное!
– Тогда с его стороны это просто свинство! Настоящее свинство!
– Да, именно так у нас в городке и скажут обо всем этом, когда дело получит огласку. Но попробуй поставить себя на его место! Жена – инвалид, а рядом – юная, красивая девушка, чье щедрое сердце полно страсти и благодарности, если получает от него хоть редкие знаки внимания.
– Да она моложе его на целых двадцать лет! – воскликнула Джоанна.
– Да, я знаю об этом, Будь он моложе лет на десять, и искушение для него было бы не столь сильным, я согласен.
– Нет, он просто мерзкий, очень мерзкий человек!
Родни вздохнул.
– Он не мерзкий, дорогая. Он просто человек. Он прекрасный и очень достойный человек, который глубоко предан своей профессии. Он человек, которой выполнил огромную научную работу, выдающуюся по своему значению. Между прочим, он всегда неизменно добр и ласков со своей больной женой.
– Тебя послушать, так он – самый настоящий святой! – проворчала Джоанна.
– Нет, до святого ему, я думаю, далеко. Да и у большинства святых тоже были свои страсти и слабости, дорогая. Святые редко бывали бескровными, бесчувственными существами. Ты и сама это знаешь. Нет, доктор Каргилл обыкновенный человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53