Его
костлявое, аскетическое до истощения тело странно и уродливо контрастировало
с роскошью одеяния. Но более всего меня поразили его глаза две бездонные
черноты, сочащиеся безрассудной нечеловеческой злобой. Пристальный взгляд,
направленный на меня, был преисполнен такой ненависти, что кровь застыла в
моих жилах и я словно прирос к полу.
Наконец человек заговорил, и его резкий голос, в котором звучала
нескрываемая злоба, тяжелая и глухая, только усугубил мой ужас. Незнакомец
облекал смыслы в одеяния, скроенные по латинским образцам, но язык, которым
пользовались просвещенные люди в Средние века, был мне не совсем чужим, так
как я освоил его благодаря усердному изучению трудов алхимиков. Он повел
речь о родовом проклятии, о том, что мне недолго осталось жить; во всех
подробностях описал преступление, совершенное моим предком, и, не скрывая
злорадства, перешел к мести Карла Колдуна. Я узнал, что в ночь убийства
Карлу удалось сбежать, но через много лет, дождавшись, когда наследнику
графа исполнится столько полных лет, сколько было его отцу в роковую ночь,
он вернулся, чтобы выпустить стрелу в его сердце. Тайком пробравшись в
замок, Карл скрывался в том самом заброшенном подземелье, у входа в которое
и стоял зловещий рассказчик. Роберту минуло тридцать два года, и тогда Карл
подстерег его неподалеку от замка и, силой заставив проглотить яд, умертвил
его в расцвете сил; так продолжилось мщение, предсказанное в проклятии.
Предоставив мне подобрать ключ к величайшей загадке, состоящей в том, почему
проклятие не умерло вместе с Карлом Колдуном, который рано или поздно должен
был найти успокоение в земле, мой собеседник пустился в пространные
рассуждения об алхимии и об опытах, коим посвящали все свое время отец и
сын, не утаив и того, что Карл бился над получением эликсира, дарующего
тому, кто его отведал, вечную жизнь и неувядаемую молодость.
Воодушевление, охватившее незнакомца, казалось, вымыло из его взгляда
жгучее злорадство, так ошеломившее меня поначалу, но внезапно дьявольский
блеск снова вспыхнул в его глазах и из горла вырвалось странное змеиное
шипение, после чего он высоко поднял склянку с очевидным намерением
умертвить меня тем же способом, который шесть столетий назад выбрал Карл
Колдун, чтобы расправиться с моим предком. В мгновение ока сбросив с себя
оковы оцепенения, подстегиваемый инстинктом самосохранения, я запустил в
моего палача слабо мигающим светильником. Склянка ударилась о камень, и в
этот момент платье незнакомца вспыхнуло, окрасив воздух мутным отсветом
пламени. Мои нервы, и без того расстроенные, не вынесли полного ужасом и
бессильной злобой вопля несостоявшегося убийцы, и я рухнул без сознания на
скользкие камни.
Когда, наконец, я пришел в себя, вокруг сгустилась тьма. Разум,
раненный всем происшедшим, отказывался осмыслить настоящее, но любопытство
все-таки одержало верх. Кто это отродье зла? думал я. Как проник этот
человек в замок? Откуда эта одержимость, с которой он жаждал отомстить за
смерть Мишеля Злого? Как могло получиться, что проклятие из века в век
неумолимо настигало свою очередную жертву? Я знал, что отныне свободен от
пут многолетнего страха: ведь я сразил того, кто призван был стать орудием
проклятия; и теперь меня охватило жгучее желание осмыслить несчастные
события, омрачившие историю моей семьи и превратившие мою юность в
непрерывный кошмарный сон. Исполнившись решимости разобраться во всем, я
наша-рил в кармане огниво и кремень и зажег светильник.
Первое, что бросилось мне в глаза, было изуродованное почерневшее тело
загадочного незнакомца. Его глаза, еще недавно горевшие злобой, заволокла
смертельная пелена. Содрогнувшись от отвращения, я прошел в комнату за
готической дверью. То, что открылось моему взору, более всего напоминало
лабораторию алхимика. В углу высилась груда сверкающего желтого металла, из
которой луч света высек сноп искр. Вероятно, это было золото, но все
пережитое повергло меня в столь странное состояние, что мне не хотелось
терять времени на изучение металла. Проем в дальнем углу комнаты вел в самую
чащу дикого леса. Пораженный, я понял, каким образом незнакомец проник в
замок, и пустился в обратный путь. Я поклялся себе, что не стану смотреть на
останки моего врага, но, когда я приблизился к телу, до меня донесся едва
уловимый стон, словно жизнь еще не покинула бренную оболочку. Цепенея от
ужаса, я склонился над распростертым на полу обугленным и покореженным
телом.
Внезапно пелена спала с его глаз, и сквозь их черноту, более
пронзительную, чем спекшийся уголь лица, проступило нечто, что я бессилен
описать. Потрескавшиеся губы силились вытолкнуть какие-то слова. Я смог
различить лишь имя Карла Колдуна, мне показалось также, что с изуродованных
губ сорвались слова вечность и проклятие . Напрасно я силился собрать
воедино жалкие обрывки его речи. В ответ на мою растерянность смоляные глаза
незнакомца окатили меня такой злобой, что я задрожал, забыв о бессилии моего
противника.
Подхваченный последней волной утекающей силы, несчастный чуть
приподнялся на сырых склизких камнях. Я помню, как в предсмертной тоске он
вдруг обрел голос, и отлетающее дыхание выплеснуло слова, которые с тех пор
преследуют меня днем и ночью.
: Глупец! выкрикнул он. Неужели ты так и не понял, в чем мой секрет?
Жалкий умишко, не способный догадаться, по чьей воле на протяжении шести
веков твой род не мог избавиться от страшного проклятья! Разве я не
рассказал тебе о чудесном эликсире, дарующем вечную жизнь? Тебе ли не знать,
что тайна, над которой бились алхимики, открыта? Слушай же! Это я! Я! Я! Я
прожил шестьсс лет, и все шестьсот лет я мстил! Я мстил, ибо я Карл Колдун!
Перевод Е. Бабаевой
1 2 3
костлявое, аскетическое до истощения тело странно и уродливо контрастировало
с роскошью одеяния. Но более всего меня поразили его глаза две бездонные
черноты, сочащиеся безрассудной нечеловеческой злобой. Пристальный взгляд,
направленный на меня, был преисполнен такой ненависти, что кровь застыла в
моих жилах и я словно прирос к полу.
Наконец человек заговорил, и его резкий голос, в котором звучала
нескрываемая злоба, тяжелая и глухая, только усугубил мой ужас. Незнакомец
облекал смыслы в одеяния, скроенные по латинским образцам, но язык, которым
пользовались просвещенные люди в Средние века, был мне не совсем чужим, так
как я освоил его благодаря усердному изучению трудов алхимиков. Он повел
речь о родовом проклятии, о том, что мне недолго осталось жить; во всех
подробностях описал преступление, совершенное моим предком, и, не скрывая
злорадства, перешел к мести Карла Колдуна. Я узнал, что в ночь убийства
Карлу удалось сбежать, но через много лет, дождавшись, когда наследнику
графа исполнится столько полных лет, сколько было его отцу в роковую ночь,
он вернулся, чтобы выпустить стрелу в его сердце. Тайком пробравшись в
замок, Карл скрывался в том самом заброшенном подземелье, у входа в которое
и стоял зловещий рассказчик. Роберту минуло тридцать два года, и тогда Карл
подстерег его неподалеку от замка и, силой заставив проглотить яд, умертвил
его в расцвете сил; так продолжилось мщение, предсказанное в проклятии.
Предоставив мне подобрать ключ к величайшей загадке, состоящей в том, почему
проклятие не умерло вместе с Карлом Колдуном, который рано или поздно должен
был найти успокоение в земле, мой собеседник пустился в пространные
рассуждения об алхимии и об опытах, коим посвящали все свое время отец и
сын, не утаив и того, что Карл бился над получением эликсира, дарующего
тому, кто его отведал, вечную жизнь и неувядаемую молодость.
Воодушевление, охватившее незнакомца, казалось, вымыло из его взгляда
жгучее злорадство, так ошеломившее меня поначалу, но внезапно дьявольский
блеск снова вспыхнул в его глазах и из горла вырвалось странное змеиное
шипение, после чего он высоко поднял склянку с очевидным намерением
умертвить меня тем же способом, который шесть столетий назад выбрал Карл
Колдун, чтобы расправиться с моим предком. В мгновение ока сбросив с себя
оковы оцепенения, подстегиваемый инстинктом самосохранения, я запустил в
моего палача слабо мигающим светильником. Склянка ударилась о камень, и в
этот момент платье незнакомца вспыхнуло, окрасив воздух мутным отсветом
пламени. Мои нервы, и без того расстроенные, не вынесли полного ужасом и
бессильной злобой вопля несостоявшегося убийцы, и я рухнул без сознания на
скользкие камни.
Когда, наконец, я пришел в себя, вокруг сгустилась тьма. Разум,
раненный всем происшедшим, отказывался осмыслить настоящее, но любопытство
все-таки одержало верх. Кто это отродье зла? думал я. Как проник этот
человек в замок? Откуда эта одержимость, с которой он жаждал отомстить за
смерть Мишеля Злого? Как могло получиться, что проклятие из века в век
неумолимо настигало свою очередную жертву? Я знал, что отныне свободен от
пут многолетнего страха: ведь я сразил того, кто призван был стать орудием
проклятия; и теперь меня охватило жгучее желание осмыслить несчастные
события, омрачившие историю моей семьи и превратившие мою юность в
непрерывный кошмарный сон. Исполнившись решимости разобраться во всем, я
наша-рил в кармане огниво и кремень и зажег светильник.
Первое, что бросилось мне в глаза, было изуродованное почерневшее тело
загадочного незнакомца. Его глаза, еще недавно горевшие злобой, заволокла
смертельная пелена. Содрогнувшись от отвращения, я прошел в комнату за
готической дверью. То, что открылось моему взору, более всего напоминало
лабораторию алхимика. В углу высилась груда сверкающего желтого металла, из
которой луч света высек сноп искр. Вероятно, это было золото, но все
пережитое повергло меня в столь странное состояние, что мне не хотелось
терять времени на изучение металла. Проем в дальнем углу комнаты вел в самую
чащу дикого леса. Пораженный, я понял, каким образом незнакомец проник в
замок, и пустился в обратный путь. Я поклялся себе, что не стану смотреть на
останки моего врага, но, когда я приблизился к телу, до меня донесся едва
уловимый стон, словно жизнь еще не покинула бренную оболочку. Цепенея от
ужаса, я склонился над распростертым на полу обугленным и покореженным
телом.
Внезапно пелена спала с его глаз, и сквозь их черноту, более
пронзительную, чем спекшийся уголь лица, проступило нечто, что я бессилен
описать. Потрескавшиеся губы силились вытолкнуть какие-то слова. Я смог
различить лишь имя Карла Колдуна, мне показалось также, что с изуродованных
губ сорвались слова вечность и проклятие . Напрасно я силился собрать
воедино жалкие обрывки его речи. В ответ на мою растерянность смоляные глаза
незнакомца окатили меня такой злобой, что я задрожал, забыв о бессилии моего
противника.
Подхваченный последней волной утекающей силы, несчастный чуть
приподнялся на сырых склизких камнях. Я помню, как в предсмертной тоске он
вдруг обрел голос, и отлетающее дыхание выплеснуло слова, которые с тех пор
преследуют меня днем и ночью.
: Глупец! выкрикнул он. Неужели ты так и не понял, в чем мой секрет?
Жалкий умишко, не способный догадаться, по чьей воле на протяжении шести
веков твой род не мог избавиться от страшного проклятья! Разве я не
рассказал тебе о чудесном эликсире, дарующем вечную жизнь? Тебе ли не знать,
что тайна, над которой бились алхимики, открыта? Слушай же! Это я! Я! Я! Я
прожил шестьсс лет, и все шестьсот лет я мстил! Я мстил, ибо я Карл Колдун!
Перевод Е. Бабаевой
1 2 3