Кажется,
я не сразу заметил это, а когда все же обнаружил, что остался без огня, моя
рука по-прежнему сжимала факел над головой, как если бы он продолжал гореть.
Состояние неизвестности наполнило меня тревогой я почувствовал себя
несчастным земным скитальцем, явившимся в далекие, древние места, охраняемые
неведомыми силами.
Во тьме на меня обрушился поток разнообразных мыслей и видений обрывки
взлелеянных мною драгоценных демонических познаний, сентенции безумного
араба Аль-Хазреда, абзацы из кошмарных апокрифов Дамаска и нечестивые строки
из бредового Образа мира Готье де Метца.Я твердил про себя обрывки
причудливых фраз и бормотал что-то о демонах и Афрасиабе, плывущих вниз по
течению Окса; раз за разом всплывали в моем сознании три слова из сказки
лорда Дансени, а именно неотражаемая чернота бездны . Один раз, когда спуск
неожиданно круто пошел вниз, я начал цитировать в виде монотонного пения
что-то из Томаса Мора, и цитировал до тех пор, пока от этих строк мне не
сделалось страшно:
И тьмы сосуд, черневший предо мною,
Как адские котлы с их страшным наполненьем
Из лунных снадобий, что разлиты в затменье.
Я наклонился, чтоб тропу увидеть,
Что вниз в ущелье круто обрывалась,
И разглядел в пленительных глубинах
Зеркальной гладкости обрыв, чернее смоли,
Весь будто вымазанный темным липким дегтем,
Что смерть выплескивает с щедростью на берег,
Где обитает на неведомых вершинах.
Казалось, время остановилось, как вдруг я вновь почувствовал, что ноги
мои стоят на ровном горизонтальном полу, и обнаружил, что нахожусь в
каком-то помещении. Оно было ненамного выше комнат в двух меньших храмах,
находившихся сейчас наверху, невообразимо далеко от меня. Я не мог стоять в
полный рост: выпрямиться по-прежнему можно было только опустившись на
колени. В полной темноте я заметался наугад, и очень скоро понял, что
нахожусь в узком коридоре, вдоль стен которого стоят рядами деревянные ящики
со стеклянными крышками я определил это на ощупь. Отполированное дерево и
стекло... в этой палеозойской бездне? Мысли о том, что может скрываться за
этим, заставили меня содрогнуться. Ящики были явно с намерением расставлены
по обе стороны прохода на одинаковом расстоянии друг от друга. Они были
продолговатой формы и стояли горизонтально; своими размерами и формой они
напоминали гробы, и это в очередной раз наполнило меня ужасом. Попытавшись
сдвинуть с места один за другим два или три ящика, я обнаружил, что они
прочно закреплены на месте.
Проход этот, насколько я понял, был довольно длинным; поэтому, не
опасаясь встретить препятствие на своем пути, я быстро устремился вперед,
стараясь бежать, но это выходило у меня плохо удавалось лишь еле-еле
передвигать ноги; наверное, со стороны это выглядело бы отталкивающе, но кто
мог увидеть меня в этой кромешной тьме? Время от времени я ощупывал
пространство то слева, то справа от себя, чтобы убедиться, что стены и ряды
ящиков все еще тянутся вдоль прохода. Как всякий человек, я настолько привык
мыслить визуальными образами, что почти забыл о темноте и рисовал в своем
воображении бесконечный однообразный коридор с расставленными вдоль него
ящиками из дерева и стекла как если бы эта картина была доступна моим
глазам. И вдруг внезапно меня на мгновение охватило какое-то неописуемое
чувство, и я действительно увидел этот коридор.
Я не могу сказать точно, когда мое воображение трансформировалось в
настоящее зрение; просто в какой-то момент я заметил впереди постепенно
усиливающееся свечение, и до меня дошло, что я вижу смутные очертания
коридора и ящиков, проступавшие вследствие какой-то неизвестной подземной
фосфоресценции. В первые минуты все было точь-в-точь, как я себе
представлял, поскольку свечение было очень слабым; но по мере того, как,
спотыкаясь и едва удерживая равновесие, я продолжал механически продвигаться
вперед, в направлении усиливавшегося света, становилось все более очевидным,
что мое воображение рисовало лишь слабое подобие подлинной картины. Этот зал
не был тронут печатью недоработанности, как храмы в городе наверху; нет, это
был совершенный памятник самого величественного экзотического искусства.
Яркие, насыщенные и вызывающе фантастические узоры и рисунки складывались в
непрерывную настенную роспись, линии и цвета которой не поддаются описанию.
Ящики были сделаны из необычного золотистого дерева, а верхняя их часть из
тонкого стекла, и внутри них я увидел мумифицированные фигуры, по своей
гротескности превосходившие образы самых диких ночных сновидений.
Я не могу передать всю степень их уродливости. Уместнее всего было бы
сравнение с рептилиями: было в их очертаниях что-то от крокодила и в то же
время нечто тюленье. Но более всего они походили на какие-то фантастические
существа, о которых едва ли слышал хоть один биолог или палеонтолог. По
своим размерам они приближались к человеку маленького роста, а их передние
конечности завершались мелкими, но четко очерченными стопами, подобно тому,
как человеческие руки завершаются ладонями и пальцами. Но самой странной
частью их тел были головы. Ее очертания противоречили всем известным в
биологии принципам. Невозможно назвать ничего определенного, с чем можно
было бы сравнить эти головы в продолжение одного мгновенного проблеска мысли
я успел подумать о кошке, бульдоге, мифическом Сатире и человеке. Сам Юпитер
не мог бы похвалиться таким огромным выпуклым лбом, однако рога, отсутствие
носа и крокодилья челюсть не позволяли втиснуть эти головы в пределы
каких-либо известных критериев. Некоторое время я раздумывал о подлинности
этих мумий, склоняясь к серьезному подозрению, что это всего лишь
рукотворные идолы, но остановился на том, что все же предо мной
представители неких архидревних видов, обитавших здесь, когда Безымянный
Город был еще в расцвете. Как завершающий штрих к нелепому их виду можно
отметить одеяния чудовищ большинство из них были с непомерной щедростью
завернуты в роскошнейшие ткани и увешаны украшениями из золота, драгоценных
камней и неизвестных мне блестящих металлов.
Значительность этих пресмыкающихся тварей была, должно быть, огромной,
поскольку они занимали первое место в сюжетах буйных фантастических фресок
на стенах и потолке. С бесподобным мастерством художник изобразил их жизнь в
мире, который был их миром, с городами и садами, построенными и размеченными
в соответствии с их размерами, и я не мог отделаться от мысли, что их
история, представленная в этих изображениях, не более чем аллегория,
предназначенная, вероятно, демонстрировать развитие народа, который
поклонялся этим странным существам. Я решил, что для людей, населявших
Безымянный Город, они были тем же, чем была волчица для Рима или
какие-нибудь тотемные животные для индейских племен.
Остановившись на этой точке зрения, я мог видеть воочию вехи несомненно
замечательной истории Безымянного Города.
1 2 3 4 5 6
я не сразу заметил это, а когда все же обнаружил, что остался без огня, моя
рука по-прежнему сжимала факел над головой, как если бы он продолжал гореть.
Состояние неизвестности наполнило меня тревогой я почувствовал себя
несчастным земным скитальцем, явившимся в далекие, древние места, охраняемые
неведомыми силами.
Во тьме на меня обрушился поток разнообразных мыслей и видений обрывки
взлелеянных мною драгоценных демонических познаний, сентенции безумного
араба Аль-Хазреда, абзацы из кошмарных апокрифов Дамаска и нечестивые строки
из бредового Образа мира Готье де Метца.Я твердил про себя обрывки
причудливых фраз и бормотал что-то о демонах и Афрасиабе, плывущих вниз по
течению Окса; раз за разом всплывали в моем сознании три слова из сказки
лорда Дансени, а именно неотражаемая чернота бездны . Один раз, когда спуск
неожиданно круто пошел вниз, я начал цитировать в виде монотонного пения
что-то из Томаса Мора, и цитировал до тех пор, пока от этих строк мне не
сделалось страшно:
И тьмы сосуд, черневший предо мною,
Как адские котлы с их страшным наполненьем
Из лунных снадобий, что разлиты в затменье.
Я наклонился, чтоб тропу увидеть,
Что вниз в ущелье круто обрывалась,
И разглядел в пленительных глубинах
Зеркальной гладкости обрыв, чернее смоли,
Весь будто вымазанный темным липким дегтем,
Что смерть выплескивает с щедростью на берег,
Где обитает на неведомых вершинах.
Казалось, время остановилось, как вдруг я вновь почувствовал, что ноги
мои стоят на ровном горизонтальном полу, и обнаружил, что нахожусь в
каком-то помещении. Оно было ненамного выше комнат в двух меньших храмах,
находившихся сейчас наверху, невообразимо далеко от меня. Я не мог стоять в
полный рост: выпрямиться по-прежнему можно было только опустившись на
колени. В полной темноте я заметался наугад, и очень скоро понял, что
нахожусь в узком коридоре, вдоль стен которого стоят рядами деревянные ящики
со стеклянными крышками я определил это на ощупь. Отполированное дерево и
стекло... в этой палеозойской бездне? Мысли о том, что может скрываться за
этим, заставили меня содрогнуться. Ящики были явно с намерением расставлены
по обе стороны прохода на одинаковом расстоянии друг от друга. Они были
продолговатой формы и стояли горизонтально; своими размерами и формой они
напоминали гробы, и это в очередной раз наполнило меня ужасом. Попытавшись
сдвинуть с места один за другим два или три ящика, я обнаружил, что они
прочно закреплены на месте.
Проход этот, насколько я понял, был довольно длинным; поэтому, не
опасаясь встретить препятствие на своем пути, я быстро устремился вперед,
стараясь бежать, но это выходило у меня плохо удавалось лишь еле-еле
передвигать ноги; наверное, со стороны это выглядело бы отталкивающе, но кто
мог увидеть меня в этой кромешной тьме? Время от времени я ощупывал
пространство то слева, то справа от себя, чтобы убедиться, что стены и ряды
ящиков все еще тянутся вдоль прохода. Как всякий человек, я настолько привык
мыслить визуальными образами, что почти забыл о темноте и рисовал в своем
воображении бесконечный однообразный коридор с расставленными вдоль него
ящиками из дерева и стекла как если бы эта картина была доступна моим
глазам. И вдруг внезапно меня на мгновение охватило какое-то неописуемое
чувство, и я действительно увидел этот коридор.
Я не могу сказать точно, когда мое воображение трансформировалось в
настоящее зрение; просто в какой-то момент я заметил впереди постепенно
усиливающееся свечение, и до меня дошло, что я вижу смутные очертания
коридора и ящиков, проступавшие вследствие какой-то неизвестной подземной
фосфоресценции. В первые минуты все было точь-в-точь, как я себе
представлял, поскольку свечение было очень слабым; но по мере того, как,
спотыкаясь и едва удерживая равновесие, я продолжал механически продвигаться
вперед, в направлении усиливавшегося света, становилось все более очевидным,
что мое воображение рисовало лишь слабое подобие подлинной картины. Этот зал
не был тронут печатью недоработанности, как храмы в городе наверху; нет, это
был совершенный памятник самого величественного экзотического искусства.
Яркие, насыщенные и вызывающе фантастические узоры и рисунки складывались в
непрерывную настенную роспись, линии и цвета которой не поддаются описанию.
Ящики были сделаны из необычного золотистого дерева, а верхняя их часть из
тонкого стекла, и внутри них я увидел мумифицированные фигуры, по своей
гротескности превосходившие образы самых диких ночных сновидений.
Я не могу передать всю степень их уродливости. Уместнее всего было бы
сравнение с рептилиями: было в их очертаниях что-то от крокодила и в то же
время нечто тюленье. Но более всего они походили на какие-то фантастические
существа, о которых едва ли слышал хоть один биолог или палеонтолог. По
своим размерам они приближались к человеку маленького роста, а их передние
конечности завершались мелкими, но четко очерченными стопами, подобно тому,
как человеческие руки завершаются ладонями и пальцами. Но самой странной
частью их тел были головы. Ее очертания противоречили всем известным в
биологии принципам. Невозможно назвать ничего определенного, с чем можно
было бы сравнить эти головы в продолжение одного мгновенного проблеска мысли
я успел подумать о кошке, бульдоге, мифическом Сатире и человеке. Сам Юпитер
не мог бы похвалиться таким огромным выпуклым лбом, однако рога, отсутствие
носа и крокодилья челюсть не позволяли втиснуть эти головы в пределы
каких-либо известных критериев. Некоторое время я раздумывал о подлинности
этих мумий, склоняясь к серьезному подозрению, что это всего лишь
рукотворные идолы, но остановился на том, что все же предо мной
представители неких архидревних видов, обитавших здесь, когда Безымянный
Город был еще в расцвете. Как завершающий штрих к нелепому их виду можно
отметить одеяния чудовищ большинство из них были с непомерной щедростью
завернуты в роскошнейшие ткани и увешаны украшениями из золота, драгоценных
камней и неизвестных мне блестящих металлов.
Значительность этих пресмыкающихся тварей была, должно быть, огромной,
поскольку они занимали первое место в сюжетах буйных фантастических фресок
на стенах и потолке. С бесподобным мастерством художник изобразил их жизнь в
мире, который был их миром, с городами и садами, построенными и размеченными
в соответствии с их размерами, и я не мог отделаться от мысли, что их
история, представленная в этих изображениях, не более чем аллегория,
предназначенная, вероятно, демонстрировать развитие народа, который
поклонялся этим странным существам. Я решил, что для людей, населявших
Безымянный Город, они были тем же, чем была волчица для Рима или
какие-нибудь тотемные животные для индейских племен.
Остановившись на этой точке зрения, я мог видеть воочию вехи несомненно
замечательной истории Безымянного Города.
1 2 3 4 5 6