У тех постоянно были наготове заклятья (в обмен на виски), но по большей части они не придавали ему успокоение.
"Йиг был великим богом. Йиг был злым волшебником. Он ничего не забыл. Осенью его дети голодны и свирепы, и Йиг также голоден и свиреп. Все племена произносят заклятья против Йига, когда поспевает урожай кукурузы. Они приносят ему часть зерна и, поднося дань, танцуют под звуки свистков, трещоток и барабанов. Они не прекращают барабанный бой, чтобы отогнать Йига и призывают на помощь Тираву, чьи дети - люди, так же как дети Йига - это змеи. Плохо, что жена Дэвиса убила детей Йига. Пусть Дэвис скажет заклинание много раз, когда поспеет урожай кукурузы. Йиг - это Йиг. Йиг - великий бог", - бормотали шаманы.
К тому времени, когда созрела кукуруза, Уокер довел свою жену до плачевного истерического состояния. Его молитвы и позаимствованные у индейцев заклинания ужасно раздражали ее. Когда начались осенние индейские обряды, ветер стал постоянно разносить по окрестностям зловещий рокот тамтамов. Над обширной красной равниной непрестанно разносился безумный приглушенный стук. Почему они никогда не останавливались? День и ночь, неделю за неделей, он продолжался с неустанной силой, так же устойчиво, как ветер разносил красноватую пыль. Одри ненавидела этот звук в большей степени, чем ее муж, поскольку он воспринимал его как дополнительный элемент защиты. Ощущая в рокоте барабанов могучий неосязаемый бастион против зла, он собрал урожай зерна и подготовил дом к приближающейся зиме.
Осень выдалась аномально теплой, и кроме своей примитивной кухни Дэвисы довольно редко пользовались каменным камином, который Уокер соорудил с такой тщательностью. Нечто неестественное в горячих облаках пыли терзало нервы всех поселенцев, но больше всего - Одри и Уокера. Мысль о нависшем змеином проклятье и дикий бесконечный ритм далеких индейских барабанов образовали мрачное сочетание, которое усиливалось от любой дополнительной странности и необычности.
Несмотря на это гнетущее положение, после сбора урожая в некоторых домах прошли праздничные мероприятия; эти древние сельскохозяйственные ритуалы человечества вносили живую традицию в современный мир. Лафайет Смит, приехавший из области Южной Миссури и поселившийся в доме примерно в трех милях от Уокера, был весьма недурным скрипачом, и его мелодии немало способствовали тому, чтобы празднующие позабыли о монотонном рокоте далеких тамтамов. Подступил Хэллоуин, и поселенцы запланировали другое веселье - они знали, что это событие имеет гораздо более древнее происхождение, чем даже сельское хозяйство. Ужасный Шабаш ведьм доарийских эпох веками сохранялся в полуночной тьме тайных лесов и по-прежнему скрывался в смутных кошмарах под дневной маской комедии и света. Хэллоуин пришелся на четверг, и соседи договорились собраться на их первую пирушку в доме Дэвисов.
Только 31 октября началось похолодание. Утром небо заволокло серыми свинцовыми тучами, и к полудню непрекращающийся ветер сменился с иссушающего на влажный. Люди встревожились, так как они не были готовы к холодам, а старый пес Дэвисов Волк кое-как вполз в дом, чтобы занять место поближе к теплу. Но далекие барабаны по-прежнему гудели, так же как и белые поселенцы были не намерены отказываться от намеченного мероприятия. В четыре часа пополудни фургоны начали подъезжать к дому Уокера, и вечером, после запомнившегося всем барбекю, скрипка Лафайета Смита подвигла веселую компанию на гротескные пляски в большой заполненной комнате. Молодежь позволила себе различными милыми шалостями отдать дань сезону, и временами старый Волк подвывал в такт жалобным и визгливым звукам и каким-то особенно зловещим тонам пронзительной скрипки Лафайета - инструмента, которого он прежде никогда не слышал. По большей части, однако, этот многое повидавший ветеран спал, невзирая на торжество, поскольку у него давно прошел период активности, и в основном он жил во снах. Том и Дженни Ригби привели своего колли Зеке, но собаки не пообщались между собой. Зеке казался странно обеспокоенным чем-то, и весь вечер принюхивался к чему-то вокруг.
Одри и Уокер представляли собой превосходную пару, и Бабушка Комптон до сих пор любит вспоминать о том, какое впечатление произвел их ночной танец. Казалось, что их тревоги на время забыты; Уокер побрился, привел себя в порядок и выглядел на удивление щеголевато. К десяти часам все устали, и гости принялись обмениваться рукопожатиями и делиться мнениями насчет того, как хорошо они провели время. Том и Дженни полагали, что тоскливый вой Зеке, который он издавал по пути к фургону, был признаком того, что он не хочет ехать домой, хотя Одри сказала, что, должно быть, далекие тамтамы раздражают и его, поскольку после прошедшей вечеринки рокот барабанов звучал особенно ужасно.
Ночь была очень холодной, и в первый раз Уокер разложил несколько крупных поленьев в камине, засыпав их пеплом, чтобы они тлели до утра. Старый Волк подполз к яркому пламени и погрузился в свое обычное коматозное состояние. Одри и Уокер, слишком уставшие, чтобы думать о каких-то заклинаниях или проклятьях, свалились на сколоченную из сосны кровать и уснули прежде, чем дешевый будильник на полке отсчитал три минуты. А издалека ритмический грохот дьявольских тамтамов по-прежнему разносился холодным ночным ветром.
Доктор Мак-Нилл в этом месте прервался и снял очки, словно расплывшиеся очертания окружающего мира сделали его воспоминания яснее.
"Вскоре вы поймете, - сказал он, - что мне довольно сложно собрать в памяти воедино все, что случилось после ухода гостей. Это было давно, но, тем не менее, я все же попытаюсь вспомнить". Спустя секунду молчания он возобновил рассказ.
Одри приснился ужасный сон про Йига, который явился к ней в обличье Сатаны, каковое она видела на дешевых гравюрах. Он являл собой настолько ярко выраженное воплощение кошмара, что она немедленно проснулась, обнаружив, что Уокер уже бодрствует и сидит на постели. Казалось, он внимательно прислушивался к чему-то и шепотом призвал ее к молчанию, когда она принялась спрашивать, что пробудило его.
"Слушай, Од! - выдохнул он. - Ты не слышишь, как что-то поет, гудит и шуршит? Тебе не кажется, что это похоже на сверчков?"
В самом деле, в доме явственно слышалось что-то подобное звуку, который он описал. Одри попыталась проанализировать это, и ее поразило нечто ужасное и знакомое в этом звуке, затаившееся на краю ее памяти. И еще в глубине души она воспринимала тот монотонный неумолчный рокот далеких барабанов, доносящийся через черную равнину, над которой взошла наполовину скрытая облаками луна.
"Уокер, ты думаешь... это... это проклятье Йига?"
Она могла чувствовать его дрожь.
"Нет, дорогая, я не думаю, что он пришел таким путем. Он подобен человеку до тех пор, пока ты не увидишь его вблизи. Об этом говорил вождь Серый Орел. Те твари, что пробрались сюда с улицы, с холода - это не сверчки, я уверен, но что-то подобное им. Я попробую выгнать их прежде, чем они попытаются проникнуть в буфет".
Он встал, наощупь отыскал фонарь, который висел неподалеку, и достал оловянную коробку со спичками, прибитую к задней стенке. Одри села на постели и наблюдала за тем, как вспышка спички разожгла ровное пламя в фонаре.
1 2 3 4 5 6
"Йиг был великим богом. Йиг был злым волшебником. Он ничего не забыл. Осенью его дети голодны и свирепы, и Йиг также голоден и свиреп. Все племена произносят заклятья против Йига, когда поспевает урожай кукурузы. Они приносят ему часть зерна и, поднося дань, танцуют под звуки свистков, трещоток и барабанов. Они не прекращают барабанный бой, чтобы отогнать Йига и призывают на помощь Тираву, чьи дети - люди, так же как дети Йига - это змеи. Плохо, что жена Дэвиса убила детей Йига. Пусть Дэвис скажет заклинание много раз, когда поспеет урожай кукурузы. Йиг - это Йиг. Йиг - великий бог", - бормотали шаманы.
К тому времени, когда созрела кукуруза, Уокер довел свою жену до плачевного истерического состояния. Его молитвы и позаимствованные у индейцев заклинания ужасно раздражали ее. Когда начались осенние индейские обряды, ветер стал постоянно разносить по окрестностям зловещий рокот тамтамов. Над обширной красной равниной непрестанно разносился безумный приглушенный стук. Почему они никогда не останавливались? День и ночь, неделю за неделей, он продолжался с неустанной силой, так же устойчиво, как ветер разносил красноватую пыль. Одри ненавидела этот звук в большей степени, чем ее муж, поскольку он воспринимал его как дополнительный элемент защиты. Ощущая в рокоте барабанов могучий неосязаемый бастион против зла, он собрал урожай зерна и подготовил дом к приближающейся зиме.
Осень выдалась аномально теплой, и кроме своей примитивной кухни Дэвисы довольно редко пользовались каменным камином, который Уокер соорудил с такой тщательностью. Нечто неестественное в горячих облаках пыли терзало нервы всех поселенцев, но больше всего - Одри и Уокера. Мысль о нависшем змеином проклятье и дикий бесконечный ритм далеких индейских барабанов образовали мрачное сочетание, которое усиливалось от любой дополнительной странности и необычности.
Несмотря на это гнетущее положение, после сбора урожая в некоторых домах прошли праздничные мероприятия; эти древние сельскохозяйственные ритуалы человечества вносили живую традицию в современный мир. Лафайет Смит, приехавший из области Южной Миссури и поселившийся в доме примерно в трех милях от Уокера, был весьма недурным скрипачом, и его мелодии немало способствовали тому, чтобы празднующие позабыли о монотонном рокоте далеких тамтамов. Подступил Хэллоуин, и поселенцы запланировали другое веселье - они знали, что это событие имеет гораздо более древнее происхождение, чем даже сельское хозяйство. Ужасный Шабаш ведьм доарийских эпох веками сохранялся в полуночной тьме тайных лесов и по-прежнему скрывался в смутных кошмарах под дневной маской комедии и света. Хэллоуин пришелся на четверг, и соседи договорились собраться на их первую пирушку в доме Дэвисов.
Только 31 октября началось похолодание. Утром небо заволокло серыми свинцовыми тучами, и к полудню непрекращающийся ветер сменился с иссушающего на влажный. Люди встревожились, так как они не были готовы к холодам, а старый пес Дэвисов Волк кое-как вполз в дом, чтобы занять место поближе к теплу. Но далекие барабаны по-прежнему гудели, так же как и белые поселенцы были не намерены отказываться от намеченного мероприятия. В четыре часа пополудни фургоны начали подъезжать к дому Уокера, и вечером, после запомнившегося всем барбекю, скрипка Лафайета Смита подвигла веселую компанию на гротескные пляски в большой заполненной комнате. Молодежь позволила себе различными милыми шалостями отдать дань сезону, и временами старый Волк подвывал в такт жалобным и визгливым звукам и каким-то особенно зловещим тонам пронзительной скрипки Лафайета - инструмента, которого он прежде никогда не слышал. По большей части, однако, этот многое повидавший ветеран спал, невзирая на торжество, поскольку у него давно прошел период активности, и в основном он жил во снах. Том и Дженни Ригби привели своего колли Зеке, но собаки не пообщались между собой. Зеке казался странно обеспокоенным чем-то, и весь вечер принюхивался к чему-то вокруг.
Одри и Уокер представляли собой превосходную пару, и Бабушка Комптон до сих пор любит вспоминать о том, какое впечатление произвел их ночной танец. Казалось, что их тревоги на время забыты; Уокер побрился, привел себя в порядок и выглядел на удивление щеголевато. К десяти часам все устали, и гости принялись обмениваться рукопожатиями и делиться мнениями насчет того, как хорошо они провели время. Том и Дженни полагали, что тоскливый вой Зеке, который он издавал по пути к фургону, был признаком того, что он не хочет ехать домой, хотя Одри сказала, что, должно быть, далекие тамтамы раздражают и его, поскольку после прошедшей вечеринки рокот барабанов звучал особенно ужасно.
Ночь была очень холодной, и в первый раз Уокер разложил несколько крупных поленьев в камине, засыпав их пеплом, чтобы они тлели до утра. Старый Волк подполз к яркому пламени и погрузился в свое обычное коматозное состояние. Одри и Уокер, слишком уставшие, чтобы думать о каких-то заклинаниях или проклятьях, свалились на сколоченную из сосны кровать и уснули прежде, чем дешевый будильник на полке отсчитал три минуты. А издалека ритмический грохот дьявольских тамтамов по-прежнему разносился холодным ночным ветром.
Доктор Мак-Нилл в этом месте прервался и снял очки, словно расплывшиеся очертания окружающего мира сделали его воспоминания яснее.
"Вскоре вы поймете, - сказал он, - что мне довольно сложно собрать в памяти воедино все, что случилось после ухода гостей. Это было давно, но, тем не менее, я все же попытаюсь вспомнить". Спустя секунду молчания он возобновил рассказ.
Одри приснился ужасный сон про Йига, который явился к ней в обличье Сатаны, каковое она видела на дешевых гравюрах. Он являл собой настолько ярко выраженное воплощение кошмара, что она немедленно проснулась, обнаружив, что Уокер уже бодрствует и сидит на постели. Казалось, он внимательно прислушивался к чему-то и шепотом призвал ее к молчанию, когда она принялась спрашивать, что пробудило его.
"Слушай, Од! - выдохнул он. - Ты не слышишь, как что-то поет, гудит и шуршит? Тебе не кажется, что это похоже на сверчков?"
В самом деле, в доме явственно слышалось что-то подобное звуку, который он описал. Одри попыталась проанализировать это, и ее поразило нечто ужасное и знакомое в этом звуке, затаившееся на краю ее памяти. И еще в глубине души она воспринимала тот монотонный неумолчный рокот далеких барабанов, доносящийся через черную равнину, над которой взошла наполовину скрытая облаками луна.
"Уокер, ты думаешь... это... это проклятье Йига?"
Она могла чувствовать его дрожь.
"Нет, дорогая, я не думаю, что он пришел таким путем. Он подобен человеку до тех пор, пока ты не увидишь его вблизи. Об этом говорил вождь Серый Орел. Те твари, что пробрались сюда с улицы, с холода - это не сверчки, я уверен, но что-то подобное им. Я попробую выгнать их прежде, чем они попытаются проникнуть в буфет".
Он встал, наощупь отыскал фонарь, который висел неподалеку, и достал оловянную коробку со спичками, прибитую к задней стенке. Одри села на постели и наблюдала за тем, как вспышка спички разожгла ровное пламя в фонаре.
1 2 3 4 5 6