Один из кузенов Картера Эрнст К. Эспинуолл, использовал
против него весь свой адвокатский дар. Он был на десять лет старше
двоюродного брата, но сохранил юношескую горячность в спорах. Их словесные
баталии продолжались целых четыре года, но, наконец, настала пора раздела и
большая, странная комната в Новом Орлеане превратилась в зал заседаний.
В этой квартире жил душеприказчик и издатель Картера ученый мистик и
востоковед креол Этьен-Лоран де Мариньи. Картер познакомился с ним во время
войны, когда оба служили во французском Иностранном легионе. Они сблизились
и подружились благодаря сходству вкусов и общему интересу к запредельным
мирам и тайнам древности. Во время отпуска креол пригласил бостонского
мечтателя на юг Франции, в Байонну и открыл ему несколько страшных секретов,
показав старинные и забытые склепы, вырытые под этим городом с тысячелетней
историей. Поездка укрепила их дружбу. В своем завещании Картер назвал де
Мариньи душеприказчиком, и сейчас этот неутомимый исследователь вынужден был
собрать друзей и наследников и решить вопрос об имении. Он взялся за это
трудное и неблагодарное дело без всякой охоты. Подобно старому мистику из
Род-Айленда, де Мариньи не верил, что Картер мертв. Но многого ли стоят
видения мистиков в сравнении с жестокой мудростью реального мира?
Вокруг стола в этой странной комнате дома, расположенного во
французском квартале, собрались люди, заинтересованные в исходе дела.
Сначала в газеты тех городов, где, возможно, проживали родственники Картера,
были даны объявления, приглашающие явиться в определенный день и час в этот
дом, однако лишь четверо слушали сейчас ненормальное тиканье похожих на гроб
часов, отсчитывающих неземное время и плеск воды в фонтане во дворе за
полузанавешанными окнами. Шли часы, и дым из тре ножников все более скрывал
лица хозяина и его гостей, не требуя дополнительного внимания от безмолвно
сновавшего из угла в угол и явно нервничавшего старого негра.
Присутствовали сам Этьен-Лоран де Мариньи стройный смуглый,
привлекательный, с густыми темными усами и еще до вольно молодой,
представлявший наследников Эспинуолл седой, плотный, с красным,
апоплексическим лицом и короткими бакенбардами. Филлипс, мистик из
Провиденса, был худ, длиннонос гладко выбрит и немного сутулился. Возраст
четвертого не поддавался точному определению, хотя его экзотическая
наружность невольно бросалась в глаза в Америке не часто встретишь
чернобородого индуса в тюрбане брамина высшей касты. Его неподвижное четко
очерченное лицо и черные, как ночь, сверкающие глаза, производили странное
впечатление. Он сказал, что его зовут Свами Чандрапутра, он является
посвященным в таинства мистиком из Бенареса и у него есть для собравшихся
важные сведения. Де Мариньи и Филлипс уже несколько лет переписывались с ним
и давно убедились в истинности его мистических устремлений. Он говорил,
подчеркивая каждое слово, отчего его голос звучал как-то механически и в то
же время глухо, контрастируя с богатством и правильностью интонаций,
характерных для коренного англосакса, но вовсе не уроженца Индии. Одет он
был и держался, как европеец, но широкий костюм сидел на нем нескладно, а
густая борода, восточный тюрбан и длинные перчатки придавали его облику
оттенок какой-то заморской эксцентричности.
Первым заговорил де Мариньи, взяв в руки свиток, найденный в машине
Картера.
Я не смог разобрать письмена на этом свитке. И мистеру Филлипсу, он
кивнул на сидевшего рядом с ним мистика из Провиденса, это тоже не удалось.
Полковник Черчуорд утверждает, что это не наакальский язык и письмена
совершенно непохожи на иероглифы с острова Пасхи. Однако резьба, я имею в
виду резные фигурки на шкатулке, очень похожи на фигуры с острова Пасхи. Я
обратил внимание, что буквы словно падают вниз с горизонтальной линии, и у
меня мелькнула ассоциация с книгой, которую когда-то прислали несчастному
Харли Уоррену. Она пришла к нему из Индии как раз в то время, в 1919 году,
когда мы с Картером гостили у него. Он ничего о ней не сказал и лишь
обмолвился, что лучше нам о ней не знать. Судя по его намекам, книга была
написана не на Земле, а на какой-то иной планете. Он взял ее с собой в
декабре, отправившись на старое кладбище и спустился с ней в склеп. Больше
ни его, ни книгу никто не видел. Недавно я отправил нашему другу Свами
Чандрапутре фотокопию свитка и воспроизведенные по памяти некоторые буквы из
книги. Он считает, что после кое-каких консультаций и разысканий у него есть
надежда разъяснить их значение.
Но вот с ключом... Картер прислал мне его фотографию. Эти загадочные
арабески не письмена, хотя принадлежат к той же культурной традиции, что и
свиток. Картер все время говорил, что почти разгадал тайну, но никогда не
посвящал меня в подробности. Однажды он прислал мне письмо, в котором
коснулся этой темы с вдохновением, достойным истинного поэта. Старинный
серебряный ключ, написал он, откроет нужные двери, преграждающие доступ в
коридоры пространства и времени, которые протянулись до Границы. Она стала
заповедной для людей с тех пор, как Шаддад с его страшным талантом воздвиг и
спрятал в аравийской Петре величественные соборы и бесчисленные минареты
тысячеколонного Айрема. По словам Картера, полуголодные дервиши и
обезумевшие от жажды кочевники возвращались, желая рассказать о
монументальных воротах и гигантской руке, высеченной над замковым камнем, но
ни один человек не прошел через эту арку и не сказал, что его следы
отпечатались на темно-красном от зноя, раскаленном песке. Картер полагал,
что ему необходим ключ, которого пока напрасно ждала эта гигантская рука.
Мы не можем сказать, почему Картер не взял свиток вместе с ключом.
Возможно, он просто забыл о нем, но столь же вероятно, не захотел брать его
с собой, ибо помнил о судьбе друга, спустившегося в склеп вместе с книгой и
пропавшего в сыром подземелье. А быть может, он в нем и не нуждался.
Де Мариньи сделал паузу, и в разговор вступил мистер Филлипс. У него
был резкий, пронзительный голос.
Мы можем знать о странствиях Рэндольфа Картера только из наших
собственных снов. Я побывал во многих удивительных краях и слышал немало
необычных и полных глубокого смысла историй в Ултаре, что за рекой Скай.
Вряд ли ему понадобился свиток, ведь Картер вернулся в мир своих
мальчишеских грез. Теперь он король в Илек-Ваде.
У мистера Эспинуолла был такой вид, будто его вот-вот хватит
апоплексический удар, и он сердито пробурчал:
Неужели нельзя заткнуть рот старому дураку? Хватит с нас подобных
бредней. Мы собрались, чтобы разделить наследство, и нам пора заняться
делом.
Тут впервые заговорил Свами Чандрапутра своим довольно странным
голосом.
Господа, все не так просто, как может показаться на первый взгляд.
Мистер Эспинуолл нехорошо делает, что смеется над нашими снами. Увы, мистер
Филлипс представил нам отнюдь не полную картину, вероятно, потому что видел
слишком мало снов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
против него весь свой адвокатский дар. Он был на десять лет старше
двоюродного брата, но сохранил юношескую горячность в спорах. Их словесные
баталии продолжались целых четыре года, но, наконец, настала пора раздела и
большая, странная комната в Новом Орлеане превратилась в зал заседаний.
В этой квартире жил душеприказчик и издатель Картера ученый мистик и
востоковед креол Этьен-Лоран де Мариньи. Картер познакомился с ним во время
войны, когда оба служили во французском Иностранном легионе. Они сблизились
и подружились благодаря сходству вкусов и общему интересу к запредельным
мирам и тайнам древности. Во время отпуска креол пригласил бостонского
мечтателя на юг Франции, в Байонну и открыл ему несколько страшных секретов,
показав старинные и забытые склепы, вырытые под этим городом с тысячелетней
историей. Поездка укрепила их дружбу. В своем завещании Картер назвал де
Мариньи душеприказчиком, и сейчас этот неутомимый исследователь вынужден был
собрать друзей и наследников и решить вопрос об имении. Он взялся за это
трудное и неблагодарное дело без всякой охоты. Подобно старому мистику из
Род-Айленда, де Мариньи не верил, что Картер мертв. Но многого ли стоят
видения мистиков в сравнении с жестокой мудростью реального мира?
Вокруг стола в этой странной комнате дома, расположенного во
французском квартале, собрались люди, заинтересованные в исходе дела.
Сначала в газеты тех городов, где, возможно, проживали родственники Картера,
были даны объявления, приглашающие явиться в определенный день и час в этот
дом, однако лишь четверо слушали сейчас ненормальное тиканье похожих на гроб
часов, отсчитывающих неземное время и плеск воды в фонтане во дворе за
полузанавешанными окнами. Шли часы, и дым из тре ножников все более скрывал
лица хозяина и его гостей, не требуя дополнительного внимания от безмолвно
сновавшего из угла в угол и явно нервничавшего старого негра.
Присутствовали сам Этьен-Лоран де Мариньи стройный смуглый,
привлекательный, с густыми темными усами и еще до вольно молодой,
представлявший наследников Эспинуолл седой, плотный, с красным,
апоплексическим лицом и короткими бакенбардами. Филлипс, мистик из
Провиденса, был худ, длиннонос гладко выбрит и немного сутулился. Возраст
четвертого не поддавался точному определению, хотя его экзотическая
наружность невольно бросалась в глаза в Америке не часто встретишь
чернобородого индуса в тюрбане брамина высшей касты. Его неподвижное четко
очерченное лицо и черные, как ночь, сверкающие глаза, производили странное
впечатление. Он сказал, что его зовут Свами Чандрапутра, он является
посвященным в таинства мистиком из Бенареса и у него есть для собравшихся
важные сведения. Де Мариньи и Филлипс уже несколько лет переписывались с ним
и давно убедились в истинности его мистических устремлений. Он говорил,
подчеркивая каждое слово, отчего его голос звучал как-то механически и в то
же время глухо, контрастируя с богатством и правильностью интонаций,
характерных для коренного англосакса, но вовсе не уроженца Индии. Одет он
был и держался, как европеец, но широкий костюм сидел на нем нескладно, а
густая борода, восточный тюрбан и длинные перчатки придавали его облику
оттенок какой-то заморской эксцентричности.
Первым заговорил де Мариньи, взяв в руки свиток, найденный в машине
Картера.
Я не смог разобрать письмена на этом свитке. И мистеру Филлипсу, он
кивнул на сидевшего рядом с ним мистика из Провиденса, это тоже не удалось.
Полковник Черчуорд утверждает, что это не наакальский язык и письмена
совершенно непохожи на иероглифы с острова Пасхи. Однако резьба, я имею в
виду резные фигурки на шкатулке, очень похожи на фигуры с острова Пасхи. Я
обратил внимание, что буквы словно падают вниз с горизонтальной линии, и у
меня мелькнула ассоциация с книгой, которую когда-то прислали несчастному
Харли Уоррену. Она пришла к нему из Индии как раз в то время, в 1919 году,
когда мы с Картером гостили у него. Он ничего о ней не сказал и лишь
обмолвился, что лучше нам о ней не знать. Судя по его намекам, книга была
написана не на Земле, а на какой-то иной планете. Он взял ее с собой в
декабре, отправившись на старое кладбище и спустился с ней в склеп. Больше
ни его, ни книгу никто не видел. Недавно я отправил нашему другу Свами
Чандрапутре фотокопию свитка и воспроизведенные по памяти некоторые буквы из
книги. Он считает, что после кое-каких консультаций и разысканий у него есть
надежда разъяснить их значение.
Но вот с ключом... Картер прислал мне его фотографию. Эти загадочные
арабески не письмена, хотя принадлежат к той же культурной традиции, что и
свиток. Картер все время говорил, что почти разгадал тайну, но никогда не
посвящал меня в подробности. Однажды он прислал мне письмо, в котором
коснулся этой темы с вдохновением, достойным истинного поэта. Старинный
серебряный ключ, написал он, откроет нужные двери, преграждающие доступ в
коридоры пространства и времени, которые протянулись до Границы. Она стала
заповедной для людей с тех пор, как Шаддад с его страшным талантом воздвиг и
спрятал в аравийской Петре величественные соборы и бесчисленные минареты
тысячеколонного Айрема. По словам Картера, полуголодные дервиши и
обезумевшие от жажды кочевники возвращались, желая рассказать о
монументальных воротах и гигантской руке, высеченной над замковым камнем, но
ни один человек не прошел через эту арку и не сказал, что его следы
отпечатались на темно-красном от зноя, раскаленном песке. Картер полагал,
что ему необходим ключ, которого пока напрасно ждала эта гигантская рука.
Мы не можем сказать, почему Картер не взял свиток вместе с ключом.
Возможно, он просто забыл о нем, но столь же вероятно, не захотел брать его
с собой, ибо помнил о судьбе друга, спустившегося в склеп вместе с книгой и
пропавшего в сыром подземелье. А быть может, он в нем и не нуждался.
Де Мариньи сделал паузу, и в разговор вступил мистер Филлипс. У него
был резкий, пронзительный голос.
Мы можем знать о странствиях Рэндольфа Картера только из наших
собственных снов. Я побывал во многих удивительных краях и слышал немало
необычных и полных глубокого смысла историй в Ултаре, что за рекой Скай.
Вряд ли ему понадобился свиток, ведь Картер вернулся в мир своих
мальчишеских грез. Теперь он король в Илек-Ваде.
У мистера Эспинуолла был такой вид, будто его вот-вот хватит
апоплексический удар, и он сердито пробурчал:
Неужели нельзя заткнуть рот старому дураку? Хватит с нас подобных
бредней. Мы собрались, чтобы разделить наследство, и нам пора заняться
делом.
Тут впервые заговорил Свами Чандрапутра своим довольно странным
голосом.
Господа, все не так просто, как может показаться на первый взгляд.
Мистер Эспинуолл нехорошо делает, что смеется над нашими снами. Увы, мистер
Филлипс представил нам отнюдь не полную картину, вероятно, потому что видел
слишком мало снов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12