Когда одно из существ, не
вытерпев, стало потихоньку пятиться, старик рванулся, чтобы остановить его,
и от этого резкого движения восковая маска слетела с того места, где у него
должно было находиться лицо. То порождение горячечного бреда, что предстало
предо мной в этот миг, загородило мне путь обратно к лестнице, по которой мы
сюда спустились, а потому я бросился, не помня себя, в подземную реку,
влачащую маслянистые воды свои в неведомые морские гроты; бросился вниз
головой в эту зловонную квинтэссенцию подземных ужасов, не дожидаясь, пока
мои истошные вопли навлекут на меня все загробные легионы, какие только
могут таиться в этих ядовитых безднах.
В больнице, где я очнулся, мне сообщили, что меня обнаружили на
рассвете в водах кингепортской гавани, полуокоченевшего, вцепившегося
мертвой хваткой в кусок дерева, ниспосланный мне Провидением. По следам на
снегу было установлено, что накануне вечером, переходя через гору, я свернул
не на ту развилку и упал со скал Оранжевого мыса. Мне нечего было на это
возразить, просто нечего и все: из широких окон больничной палаты открывался
вид на море крыш, среди которых старинные составляли лишь какую-нибудь пятую
часть; с улиц доносился шум трамваев и автомобилей. Мне клялись, что это
Кингспорт, и я согласно кивал. Узнав, что больница расположена по соседству
со старым кладбищем на Центральном холме, я впал в истерику, и тогда меня
перевезли в больницу Святой Марии в Аркхэме, где я должен был получить более
основательный уход. Там мне очень понравилось, тем более, что тамошние
доктора отличались либеральными взглядами и даже посодействовали мне в
получении копии злополучного Некромикона Аль Хазреда, снятой с оригинала,
хранившегося под замком в библиотеке Мискатоникского университета. Поскольку
болезнь моя был каким-то образом связана с психозом, мне посоветовали
выкинуть из головы всякие навязчивые идеи.
Читая ту чудовищную главу, я трепетал и трепетал вдвойне, ибо клянусь!
содержание ее было мне не в диковинку. Я уже читал ее прежде, что бы там ни
показывали следы на снегу, а где я читал ее... об этом лучше не вспоминать.
В часы, свободные от сна, нет никого, кто мог бы мне об этом напомнить; зато
все сны мои с некоторых пор превратились в кошмары, и причиной тому слова,
которые я не смею процитировать. Я могу привести лишь один абзац; вот как он
выглядит в моем переводе с неуклюжей вульгарной латыни:
Нижние из пещер подземных, писал безумный араб, недоступны глазу
смотрящего, ибо чудеса их непостижимы и устрашающи. Проклята земля, где
мертвые мысли оживают в новых причудливых воплощениях; порочен разум,
пребывающий вне головы, его носящей. Великую мудрость изрек Ибн Шакабао,
сказав: блаженна та могила, где нет колдуна: блажен тот город, чьи колдуны
лежат во прахе. Ибо древнее поверье гласит, что душа, проданная диаволу, не
спешит покидать пределы склепа, но питает и научает самого червя грызущего,
пока сквозь тлен и разложение не пробьется новая чудовищная жизнь, и жалкие
поедатели падали не наберутся хитроумия, чтобы вредить, и силы, чтобы
губить. Огромные ходы тайно проделываются там, где хватило бы обычных пор
земных, и рожденные ползать научаются ходить .
Перевод О. Мичковского
1 2 3 4
вытерпев, стало потихоньку пятиться, старик рванулся, чтобы остановить его,
и от этого резкого движения восковая маска слетела с того места, где у него
должно было находиться лицо. То порождение горячечного бреда, что предстало
предо мной в этот миг, загородило мне путь обратно к лестнице, по которой мы
сюда спустились, а потому я бросился, не помня себя, в подземную реку,
влачащую маслянистые воды свои в неведомые морские гроты; бросился вниз
головой в эту зловонную квинтэссенцию подземных ужасов, не дожидаясь, пока
мои истошные вопли навлекут на меня все загробные легионы, какие только
могут таиться в этих ядовитых безднах.
В больнице, где я очнулся, мне сообщили, что меня обнаружили на
рассвете в водах кингепортской гавани, полуокоченевшего, вцепившегося
мертвой хваткой в кусок дерева, ниспосланный мне Провидением. По следам на
снегу было установлено, что накануне вечером, переходя через гору, я свернул
не на ту развилку и упал со скал Оранжевого мыса. Мне нечего было на это
возразить, просто нечего и все: из широких окон больничной палаты открывался
вид на море крыш, среди которых старинные составляли лишь какую-нибудь пятую
часть; с улиц доносился шум трамваев и автомобилей. Мне клялись, что это
Кингспорт, и я согласно кивал. Узнав, что больница расположена по соседству
со старым кладбищем на Центральном холме, я впал в истерику, и тогда меня
перевезли в больницу Святой Марии в Аркхэме, где я должен был получить более
основательный уход. Там мне очень понравилось, тем более, что тамошние
доктора отличались либеральными взглядами и даже посодействовали мне в
получении копии злополучного Некромикона Аль Хазреда, снятой с оригинала,
хранившегося под замком в библиотеке Мискатоникского университета. Поскольку
болезнь моя был каким-то образом связана с психозом, мне посоветовали
выкинуть из головы всякие навязчивые идеи.
Читая ту чудовищную главу, я трепетал и трепетал вдвойне, ибо клянусь!
содержание ее было мне не в диковинку. Я уже читал ее прежде, что бы там ни
показывали следы на снегу, а где я читал ее... об этом лучше не вспоминать.
В часы, свободные от сна, нет никого, кто мог бы мне об этом напомнить; зато
все сны мои с некоторых пор превратились в кошмары, и причиной тому слова,
которые я не смею процитировать. Я могу привести лишь один абзац; вот как он
выглядит в моем переводе с неуклюжей вульгарной латыни:
Нижние из пещер подземных, писал безумный араб, недоступны глазу
смотрящего, ибо чудеса их непостижимы и устрашающи. Проклята земля, где
мертвые мысли оживают в новых причудливых воплощениях; порочен разум,
пребывающий вне головы, его носящей. Великую мудрость изрек Ибн Шакабао,
сказав: блаженна та могила, где нет колдуна: блажен тот город, чьи колдуны
лежат во прахе. Ибо древнее поверье гласит, что душа, проданная диаволу, не
спешит покидать пределы склепа, но питает и научает самого червя грызущего,
пока сквозь тлен и разложение не пробьется новая чудовищная жизнь, и жалкие
поедатели падали не наберутся хитроумия, чтобы вредить, и силы, чтобы
губить. Огромные ходы тайно проделываются там, где хватило бы обычных пор
земных, и рожденные ползать научаются ходить .
Перевод О. Мичковского
1 2 3 4