При их участии были созданы хорошо организованные военные подразделения, которые в результате успешной интервенционной операции 6 января 1999 года взяли под свой контроль более половины Фритауна. При штурме города погибло более 5000 человек, городу и его обитателям был нанесен ущерб, составивший многие миллионы долларов. Дома, инфраструктура, частная собственность были разрушены. После того как войска ГЭОМ освободили город от мятежников, «Парни с Запада» снова скрылись в лесах. Их базой стала местность в районе акра Хиллс, в 50 километрах от Фритауна.
Долгое время они промышляли бандитизмом, нападая на гражданские и военные машины, что создавало крайне напряженную ситуацию с транспортными коммуникациями, особенно в районе вдоль главных магистралей, ведущих к Фритауну. Последней каплей, переполнившей чашу терпения беспредела «Парней с Запада», был захват нескольких британских военных и сопровождающих офицеров армии Сьерра-Леоне. Когда все переговоры о безопасном освобождении пленников оказались тщетными, британцы развернули в джунглях агрессивную авиадесантную операцию по уничтожению «Парней с Запада».
Сейчас мы едем по проселочной дороге. Идем на восток. Жестами указываем следующим за нами грузовикам, чтобы они прибавили скорость, а то что-то наш обоз растянулся.
Я видела человека, бредущего вдоль дороги. На нем были шорты, сам он весь в пыли. При этом держал на весу пулемет и кричал что-то самому себе, никак не реагируя на нас. Странный странник.
Повсюду остовы сожженных домов, разбитые и перевернутые легковые автомобили и грузовики.
Все это на фоне красивых густых джунглей.
Время от времени попадаются маленькие домики, наполовину сгоревшие, наполовину отстроенные заново с помощью древесины и глины.
По дороге попадались старые пустые школы и церкви со стенами, изрешеченными пулями.
Нужно спешить. Если мы подъедем к лагерю после восьми вечера, то нас могут попросту не впустить на его территорию. Порядки тут если есть, то суровые.
По лицам было видно, что многие огорчены спешкой, которая не позволяла толком рассмотреть, что происходит вокруг.
«Извините, но спешим ради безопасности вас и ваших детей. Чем раньше мы туда приедем, тем быстрее вы сможете поесть и отдохнуть. Мы ведь не хотим долго путешествовать в темноте?»
Они все поняли, конечно. Хотя кажется, что нет конца их тяжелому путешествию. Конца ему пока не видно. Ну, хорошо хоть так, лишь бы были живы.
Мы в пути уже два с половиной часа. Один из грузовиков с вещами только что сломался. Теперь приходится перегружать во второй грузовик все, что было в первом.
Не знаю, как они собираются засунуть все в один грузовик, он уже и так перегружен вещами. Непростая задача.
Так и вышло — процесс перегрузки всего багажа в один грузовик оказался долгим. Ребята пытаются загрузить весь скарб сверху, привязывая его веревками.
Я никогда не смогу выразить или объяснить, что это за люди, через что они проходят или почему это так важно, чтобы мы им помогали.
Я достала видеокамеру и предложила нашим пассажирам высказаться. Идея им понравилась.
Они не верят прессе, не хотят, чтобы СМИ сами решали, что важно, а что нет. Они хотят сами расставить акценты. Справедливо.
Когда я ехала сюда, я думала, что мне будет плохо от всего того, что я увижу.
Но вместо этого я увидела волю к жизни, улыбающиеся лица изнуренных, но непобежденных и трудолюбивых людей, детей, гуляющих, держась за руки. Я испытываю благоговение перед ними.
Благоговение перед их волей. Благоговение перед их надеждой.
Мы остановились, чтобы высадить несколько людей в каком-то безлюдном месте. Еда, кажется, находится в грузовике, который едет далеко позади колонны.
Делаем привал. Сейчас два часа после полудня, и жара стоит невыносимая. Я вижу, как многие беженцы суетятся, носят хворост и какой-то хлам, пытаясь обустроить это случайное место. Я не знаю, как у них хватает сил.
Мне только что объяснили типовой распорядок дня беженца. Утро обычно начинается с подготовки к завтраку: сбор воды и дров, приготовление пищи (если она есть), потом сам завтрак, после него мытье посуды и уборка территории, а потом зарабатывают на обед — они пытаются либо продать что-то из имеющихся пожитков, либо смастерить что-нибудь, кто что может.
В полдень опять носят воду и дрова, готовят обед.
После обеда цикл повторяется.
Каждый день посвящен выживанию. Не у всех получается.
Проблема не только в недоедании. В этом году УВКБ ООН потеряло четырех своих сотрудников.
Каждую неделю в мире убивают одного гуманитарного работника. Сложно обеспечить им безопасность и защиту.
Вообще, УВКБ ООН имеет один из самых высоких показателей по числу разводов, самоубийств и депрессий. Работа вредная.
При въезде в так называемый «район 91» висит знак:
«ПОЖАЛУЙСТА, НЕ ОТРЕЗАЙТЕ НАМ РУКИ! ДАВАЙТЕ ЛУЧШЕ СОЕДИНИМ ИХ!»
Нам надо добраться до местного базара, чтобы купить сардин и хлеба. Наши запасы не покрывают и половины потребностей.
Медсестра нервничает — у нее мизерный набор лекарств, а мальчику в третьем грузовике стало плохо. Пока непонятно, что с ним.
УВКБ ООН само нуждается в помощи для содержания большего количества докторов и медсестер, на закупку достаточного количества медикаментов. Здесь редко делают простые хирургические операции, а операций, увы, много.
Я сейчас рядом с Ньямбе, сотрудницей УВКБ ООН, которая большую часть времени везде сопровождает меня. Она впервые работает в качестве сопровождающей, к тому же это ее первый визит в лагерь, находящийся так далеко от транзитной станции.
Мы пошли разыскивать лекарства. По пути натолкнулись на солдат ООН, расположившихся в этом районе. Оказалось, что они из Бангладеш.
Один из солдат довольно равнодушно отнесся к нашей просьбе о помощи с медикаментами: «Идите и найдите НПО». От такой холодной реакции мы растерялись, подавленно оглянулись на пыльные дороги, на нищих местных Жителей города, на небольшие хижины.
«А где ближайшее НПО?» Солдат развел руками без особого интереса.
Тут в дело включилась Ньямбе, которая оправилась от растерянности быстрее, чем я, и довольно убедительно разъяснила солдату, что все мы являемся братьями и сестрами под общим флагом ООН.
Они спросили, врачи ли мы.
Мы объяснили: «Нет, просто сотрудники». Солдаты о чем-то посовещались и все-таки выдали небольшую сумку с лекарствами от боли и обезвоживания. Обед. Начали раздавать пищу. Теперь мы проверяем наши сумки.
Главы семейств подходят к нам, чтобы получить дополнительные пайки на тех, кто не значится в регистрационных списках. В такой ситуации только специальная желтая карточка предъявителя позволит ему получить булочку хлеба и половину банки сардин. Таков местный рацион одного взрослого человека. Один человек — одна желтая карточка.
Солнце садится. Понятно, что мы не доберемся до нашего места назначения сегодня — в здешних местах передвигаться в темноте опасно, тем более караваном типа нашего. Пытаемся связаться с администрацией лагеря Бо, который расположен примерно на час пути ближе, чтоб заночевать у них. Перед сном придется еще приготовить и раздать наборы сухого пайка нашим 400 подопечным.
На втором грузовике спустила шина. Как только заменим колесо, двинемся дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Долгое время они промышляли бандитизмом, нападая на гражданские и военные машины, что создавало крайне напряженную ситуацию с транспортными коммуникациями, особенно в районе вдоль главных магистралей, ведущих к Фритауну. Последней каплей, переполнившей чашу терпения беспредела «Парней с Запада», был захват нескольких британских военных и сопровождающих офицеров армии Сьерра-Леоне. Когда все переговоры о безопасном освобождении пленников оказались тщетными, британцы развернули в джунглях агрессивную авиадесантную операцию по уничтожению «Парней с Запада».
Сейчас мы едем по проселочной дороге. Идем на восток. Жестами указываем следующим за нами грузовикам, чтобы они прибавили скорость, а то что-то наш обоз растянулся.
Я видела человека, бредущего вдоль дороги. На нем были шорты, сам он весь в пыли. При этом держал на весу пулемет и кричал что-то самому себе, никак не реагируя на нас. Странный странник.
Повсюду остовы сожженных домов, разбитые и перевернутые легковые автомобили и грузовики.
Все это на фоне красивых густых джунглей.
Время от времени попадаются маленькие домики, наполовину сгоревшие, наполовину отстроенные заново с помощью древесины и глины.
По дороге попадались старые пустые школы и церкви со стенами, изрешеченными пулями.
Нужно спешить. Если мы подъедем к лагерю после восьми вечера, то нас могут попросту не впустить на его территорию. Порядки тут если есть, то суровые.
По лицам было видно, что многие огорчены спешкой, которая не позволяла толком рассмотреть, что происходит вокруг.
«Извините, но спешим ради безопасности вас и ваших детей. Чем раньше мы туда приедем, тем быстрее вы сможете поесть и отдохнуть. Мы ведь не хотим долго путешествовать в темноте?»
Они все поняли, конечно. Хотя кажется, что нет конца их тяжелому путешествию. Конца ему пока не видно. Ну, хорошо хоть так, лишь бы были живы.
Мы в пути уже два с половиной часа. Один из грузовиков с вещами только что сломался. Теперь приходится перегружать во второй грузовик все, что было в первом.
Не знаю, как они собираются засунуть все в один грузовик, он уже и так перегружен вещами. Непростая задача.
Так и вышло — процесс перегрузки всего багажа в один грузовик оказался долгим. Ребята пытаются загрузить весь скарб сверху, привязывая его веревками.
Я никогда не смогу выразить или объяснить, что это за люди, через что они проходят или почему это так важно, чтобы мы им помогали.
Я достала видеокамеру и предложила нашим пассажирам высказаться. Идея им понравилась.
Они не верят прессе, не хотят, чтобы СМИ сами решали, что важно, а что нет. Они хотят сами расставить акценты. Справедливо.
Когда я ехала сюда, я думала, что мне будет плохо от всего того, что я увижу.
Но вместо этого я увидела волю к жизни, улыбающиеся лица изнуренных, но непобежденных и трудолюбивых людей, детей, гуляющих, держась за руки. Я испытываю благоговение перед ними.
Благоговение перед их волей. Благоговение перед их надеждой.
Мы остановились, чтобы высадить несколько людей в каком-то безлюдном месте. Еда, кажется, находится в грузовике, который едет далеко позади колонны.
Делаем привал. Сейчас два часа после полудня, и жара стоит невыносимая. Я вижу, как многие беженцы суетятся, носят хворост и какой-то хлам, пытаясь обустроить это случайное место. Я не знаю, как у них хватает сил.
Мне только что объяснили типовой распорядок дня беженца. Утро обычно начинается с подготовки к завтраку: сбор воды и дров, приготовление пищи (если она есть), потом сам завтрак, после него мытье посуды и уборка территории, а потом зарабатывают на обед — они пытаются либо продать что-то из имеющихся пожитков, либо смастерить что-нибудь, кто что может.
В полдень опять носят воду и дрова, готовят обед.
После обеда цикл повторяется.
Каждый день посвящен выживанию. Не у всех получается.
Проблема не только в недоедании. В этом году УВКБ ООН потеряло четырех своих сотрудников.
Каждую неделю в мире убивают одного гуманитарного работника. Сложно обеспечить им безопасность и защиту.
Вообще, УВКБ ООН имеет один из самых высоких показателей по числу разводов, самоубийств и депрессий. Работа вредная.
При въезде в так называемый «район 91» висит знак:
«ПОЖАЛУЙСТА, НЕ ОТРЕЗАЙТЕ НАМ РУКИ! ДАВАЙТЕ ЛУЧШЕ СОЕДИНИМ ИХ!»
Нам надо добраться до местного базара, чтобы купить сардин и хлеба. Наши запасы не покрывают и половины потребностей.
Медсестра нервничает — у нее мизерный набор лекарств, а мальчику в третьем грузовике стало плохо. Пока непонятно, что с ним.
УВКБ ООН само нуждается в помощи для содержания большего количества докторов и медсестер, на закупку достаточного количества медикаментов. Здесь редко делают простые хирургические операции, а операций, увы, много.
Я сейчас рядом с Ньямбе, сотрудницей УВКБ ООН, которая большую часть времени везде сопровождает меня. Она впервые работает в качестве сопровождающей, к тому же это ее первый визит в лагерь, находящийся так далеко от транзитной станции.
Мы пошли разыскивать лекарства. По пути натолкнулись на солдат ООН, расположившихся в этом районе. Оказалось, что они из Бангладеш.
Один из солдат довольно равнодушно отнесся к нашей просьбе о помощи с медикаментами: «Идите и найдите НПО». От такой холодной реакции мы растерялись, подавленно оглянулись на пыльные дороги, на нищих местных Жителей города, на небольшие хижины.
«А где ближайшее НПО?» Солдат развел руками без особого интереса.
Тут в дело включилась Ньямбе, которая оправилась от растерянности быстрее, чем я, и довольно убедительно разъяснила солдату, что все мы являемся братьями и сестрами под общим флагом ООН.
Они спросили, врачи ли мы.
Мы объяснили: «Нет, просто сотрудники». Солдаты о чем-то посовещались и все-таки выдали небольшую сумку с лекарствами от боли и обезвоживания. Обед. Начали раздавать пищу. Теперь мы проверяем наши сумки.
Главы семейств подходят к нам, чтобы получить дополнительные пайки на тех, кто не значится в регистрационных списках. В такой ситуации только специальная желтая карточка предъявителя позволит ему получить булочку хлеба и половину банки сардин. Таков местный рацион одного взрослого человека. Один человек — одна желтая карточка.
Солнце садится. Понятно, что мы не доберемся до нашего места назначения сегодня — в здешних местах передвигаться в темноте опасно, тем более караваном типа нашего. Пытаемся связаться с администрацией лагеря Бо, который расположен примерно на час пути ближе, чтоб заночевать у них. Перед сном придется еще приготовить и раздать наборы сухого пайка нашим 400 подопечным.
На втором грузовике спустила шина. Как только заменим колесо, двинемся дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46