Там ожидать дальнейших
приказаний.
Курсанты говорили, что скоро взамен нынешних шпаргалок
появятся электронные - электромозги размером с вишневую
косточку; дескать, сунешь их в ухо или под язык, и они всегда и
везде подскажут, что хочешь. Но Пиркс в это не верил, полагая -
вполне основательно,- что если что-нибудь такое появится, то
курсанты будут уже не нужны. Пока что ему пришлось самому
повторить задание - и ошибся он только раз, зато основательно,
спутав минуты и секунды времени с минутами и секундами долготы.
После чего, потный как мышь в своем противопотном белье под
толстой оболочкой комбинезона, стал ждать дальнейшего развития
событий. Повторить-то он повторил, но смысл задания еще не начал
доходить до него. Единственной застрявшей в голове мыслью было:
"Ну и досталось же мне сегодня!"
В левой руке он сжимал шпаргалку, правой протянул Шефу
бортовой журнал. Устный пересказ был просто педантством: все
равно задание вручалось в письменном виде, с вычерченным
начальным отрезком курса. Шеф вложил конверт с заданием в
кармашек, приклеенный к обложке журнала, вернул журнал Пирксу и
спросил:
- Пилот Пиркс, к старту готовы?
- Готов! - ответил пилот Пиркс. В эту минуту ему хотелось
лишь одного: очутиться в рулевой рубке. Только бы расстегнуть
комбинезон, хотя бы у шеи!
Шеф отступят на шаг.
- По раке-е-там! - крикнул он великолепным, стальным
голосом, который, как колокол, перекрыл глухой, неустанный гул
огромного ангара.
Пиркс развернулся кругом, схватил красный флажок, споткнулся
о трос ограждения, в последний момент удержал равновесие и
тяжело, словно Голем, вступил на узенький мостик. Он был еще
только на середине, когда Берст (сзади он все же смахивал на
футбольный мяч) уже входил в свою ракету.
Пиркс спустил ноги внутрь, ухватился за толстую обшивку
люка, съехал по эластичному желобу вниз, не притрагиваясь к
перекладинам ("перекладины - только для умирающих пилотов",-
говаривал Ослиный Лужок), и начал задраивать люк. Они
отрабатывали это на тренажерах, а потом на настоящем люке, снятом
с ракеты и установленном посреди учебного зала. Сотни, тысячи
раз, до осточертения - левая рукоятка, правая рукоятка,
пол-оборота, проверить герметичность, обе рукоятки до конца,
дожать, проверить герметичность под давлением, задраить
внутреннюю крышку люка, выдвинуть противометеоритный экран,
покинуть входной туннель, запереть дверцу кабины, дожать,
рукоятка, вторая рукоятка, стопор, все.
Пиркс подумал, что Берст, должно быть, давно уже сидит в
своем стеклянном колпаке, тогда как он сам еще доворачивает
маховик затвора,- и тут же вспомнил, что они ведь стартуют не
одновременно, а с шестиминутным интервалом, так что спешить
некуда. И все-таки лучше заранее сидеть на своем месте с
включенным радиофоном - по крайней мере услышишь команды,
которые отдают Берсту. Интересно, у него-то какое задание?
Свет в кабине включился автоматически, как только он задраил
наружную крышку люка. Заперев свою лавочку на все засовы, он по
маленькому ступеньчатому скату, выстланному шершавым и в то же
время мягким пластиком, перешел на место пилота.
Бог знает, почему в этих маленьких одноместных ракетах пилот
сидел в большой - три метра в диаметре - стеклянной банке.
Банка эта, хотя и совершенно прозрачная, была, конечно, не из
стекла и к тому же пружинила наподобие толстой, очень твердой
резины. Этот пузырь, с раскладывающимся креслом пилота
посередине, помещался внутри самой рулевой рубки, слегка
конусообразной, так что пилот в своем "зубоврачебном кресле" (так
его именовали курсанты) мог свободно вращаться по вертикальной
оси и сквозь прозрачные стенки пузыря, в котором он был заключен,
видел все циферблаты, индикаторы, передние, задние, боковые
экраны, табло обоих вычислителей и астрографа и, наконец, святая
святых - траектометр, на матовом, выпуклом стекле которого
яркой, толстой чертой обозначался путь ракеты относительно
неподвижных звезд в проекции Гаррельсбергера. Элементы этой
проекции надо было знать наизусть и уметь читать ее по приборам в
любом положении, даже вися вверх ногами. Слева и справа от
сидящего в кресле пилота располагались четыре главные рукоятки
реактора и рулевых отклоняющих дюз, три аварийные рукоятки, шесть
рычагов малого пилотажа, рычаги пуска и холостого хода,
регуляторы мощности тяги и продувки дюз; над самым полом -
большое спицевое колесо климатизаторной и кислородной
регулировки, рукоятки противопожарного устройства и катапульты
реактора (на случай возникновения неконтролируемой ядерной
реакции), тросик с петлей, закрепленной на верхней части шкафчика
с термосами и едой, а под ногами - тормозные педали с мягким
покрытием и петлями в виде стремян и еще педаль аварийной
эвакуации: если на нее нажать (для этого надо было ногой разбить
ее колпачок), пузырь катапультировался вместе с креслом, пилотом
и ленточно-кольцевым парашютом.
Кроме этой главной цели - спасения пилота в случае
неустранимой аварии,- насчитывалось еще не меньше восьми крайне
важных причин, из-за которых понадобился стеклянный пузырь, и в
более благоприятных условиях Пиркс даже сумел бы одним духом
перечислить их все, но ни одна из них не казалась ему (да и
другим курсантам) достаточно веской.
Расположившись как следует, он, с немалым трудом сгибаясь в
поясе, принялся ввинчивать все свисавшие и торчавшие из него
трубки, кабели и провода в разъемы, которыми ощетинилось кресло
(причем всякий раз, когда он наклонялся вперед, комбинезон мягкой
булкой упирался ему в живот), и, конечно, перепутал кабель
радиофона с обогревательным; хорошо еще, что у них была разная
резьба, но ошибку он заметил только тогда, когда пот потек с него
в три ручья; наконец сжатый воздух, шипя, мгновенно наполнил
комбинезон, и Пиркс со вздохом облегчения откинулся назад,
прилаживая руками оба набедренно-наплечных ремня.
Правый защелкнулся сразу, но левый почему-то не поддавался.
Ворот, надутый, как автомобильная шина, не позволял оглянуться,
он безуспешно тыкал вслепую широкой застежкой ремня,- а в
наушниках уже заговорили приглушенные голоса:
-...Пилот Берст на АМУ-18! Старт по радиофону по счету
ноль. Внимание - готов?
- Пилот Берст на АМУ-18 готов к старту по радиофону по
счету ноль! - мгновенно отчеканил Берст.
Пиркс выругался - и карабин защелкнулся. Он откинулся в
мягкое кресло, такой обессиленный, словно только что вернулся из
долгого-долгого, межзвездного рейса.
- До старта - двадцать три... До старта - двадцать два...
Два...- бубнило в наушниках.
Говорят, однажды, услышав громовое "Ноль!", стартовали оба
курсанта сразу - тот, кому полагалось, и другой, ожидавший рядом
своей очереди,- и вертикальными свечами шли в каких-то двухстах
метрах друг от друга, рискуя в любое мгновенье столкнуться. Так,
во всяком случае, рассказывали на курсе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
приказаний.
Курсанты говорили, что скоро взамен нынешних шпаргалок
появятся электронные - электромозги размером с вишневую
косточку; дескать, сунешь их в ухо или под язык, и они всегда и
везде подскажут, что хочешь. Но Пиркс в это не верил, полагая -
вполне основательно,- что если что-нибудь такое появится, то
курсанты будут уже не нужны. Пока что ему пришлось самому
повторить задание - и ошибся он только раз, зато основательно,
спутав минуты и секунды времени с минутами и секундами долготы.
После чего, потный как мышь в своем противопотном белье под
толстой оболочкой комбинезона, стал ждать дальнейшего развития
событий. Повторить-то он повторил, но смысл задания еще не начал
доходить до него. Единственной застрявшей в голове мыслью было:
"Ну и досталось же мне сегодня!"
В левой руке он сжимал шпаргалку, правой протянул Шефу
бортовой журнал. Устный пересказ был просто педантством: все
равно задание вручалось в письменном виде, с вычерченным
начальным отрезком курса. Шеф вложил конверт с заданием в
кармашек, приклеенный к обложке журнала, вернул журнал Пирксу и
спросил:
- Пилот Пиркс, к старту готовы?
- Готов! - ответил пилот Пиркс. В эту минуту ему хотелось
лишь одного: очутиться в рулевой рубке. Только бы расстегнуть
комбинезон, хотя бы у шеи!
Шеф отступят на шаг.
- По раке-е-там! - крикнул он великолепным, стальным
голосом, который, как колокол, перекрыл глухой, неустанный гул
огромного ангара.
Пиркс развернулся кругом, схватил красный флажок, споткнулся
о трос ограждения, в последний момент удержал равновесие и
тяжело, словно Голем, вступил на узенький мостик. Он был еще
только на середине, когда Берст (сзади он все же смахивал на
футбольный мяч) уже входил в свою ракету.
Пиркс спустил ноги внутрь, ухватился за толстую обшивку
люка, съехал по эластичному желобу вниз, не притрагиваясь к
перекладинам ("перекладины - только для умирающих пилотов",-
говаривал Ослиный Лужок), и начал задраивать люк. Они
отрабатывали это на тренажерах, а потом на настоящем люке, снятом
с ракеты и установленном посреди учебного зала. Сотни, тысячи
раз, до осточертения - левая рукоятка, правая рукоятка,
пол-оборота, проверить герметичность, обе рукоятки до конца,
дожать, проверить герметичность под давлением, задраить
внутреннюю крышку люка, выдвинуть противометеоритный экран,
покинуть входной туннель, запереть дверцу кабины, дожать,
рукоятка, вторая рукоятка, стопор, все.
Пиркс подумал, что Берст, должно быть, давно уже сидит в
своем стеклянном колпаке, тогда как он сам еще доворачивает
маховик затвора,- и тут же вспомнил, что они ведь стартуют не
одновременно, а с шестиминутным интервалом, так что спешить
некуда. И все-таки лучше заранее сидеть на своем месте с
включенным радиофоном - по крайней мере услышишь команды,
которые отдают Берсту. Интересно, у него-то какое задание?
Свет в кабине включился автоматически, как только он задраил
наружную крышку люка. Заперев свою лавочку на все засовы, он по
маленькому ступеньчатому скату, выстланному шершавым и в то же
время мягким пластиком, перешел на место пилота.
Бог знает, почему в этих маленьких одноместных ракетах пилот
сидел в большой - три метра в диаметре - стеклянной банке.
Банка эта, хотя и совершенно прозрачная, была, конечно, не из
стекла и к тому же пружинила наподобие толстой, очень твердой
резины. Этот пузырь, с раскладывающимся креслом пилота
посередине, помещался внутри самой рулевой рубки, слегка
конусообразной, так что пилот в своем "зубоврачебном кресле" (так
его именовали курсанты) мог свободно вращаться по вертикальной
оси и сквозь прозрачные стенки пузыря, в котором он был заключен,
видел все циферблаты, индикаторы, передние, задние, боковые
экраны, табло обоих вычислителей и астрографа и, наконец, святая
святых - траектометр, на матовом, выпуклом стекле которого
яркой, толстой чертой обозначался путь ракеты относительно
неподвижных звезд в проекции Гаррельсбергера. Элементы этой
проекции надо было знать наизусть и уметь читать ее по приборам в
любом положении, даже вися вверх ногами. Слева и справа от
сидящего в кресле пилота располагались четыре главные рукоятки
реактора и рулевых отклоняющих дюз, три аварийные рукоятки, шесть
рычагов малого пилотажа, рычаги пуска и холостого хода,
регуляторы мощности тяги и продувки дюз; над самым полом -
большое спицевое колесо климатизаторной и кислородной
регулировки, рукоятки противопожарного устройства и катапульты
реактора (на случай возникновения неконтролируемой ядерной
реакции), тросик с петлей, закрепленной на верхней части шкафчика
с термосами и едой, а под ногами - тормозные педали с мягким
покрытием и петлями в виде стремян и еще педаль аварийной
эвакуации: если на нее нажать (для этого надо было ногой разбить
ее колпачок), пузырь катапультировался вместе с креслом, пилотом
и ленточно-кольцевым парашютом.
Кроме этой главной цели - спасения пилота в случае
неустранимой аварии,- насчитывалось еще не меньше восьми крайне
важных причин, из-за которых понадобился стеклянный пузырь, и в
более благоприятных условиях Пиркс даже сумел бы одним духом
перечислить их все, но ни одна из них не казалась ему (да и
другим курсантам) достаточно веской.
Расположившись как следует, он, с немалым трудом сгибаясь в
поясе, принялся ввинчивать все свисавшие и торчавшие из него
трубки, кабели и провода в разъемы, которыми ощетинилось кресло
(причем всякий раз, когда он наклонялся вперед, комбинезон мягкой
булкой упирался ему в живот), и, конечно, перепутал кабель
радиофона с обогревательным; хорошо еще, что у них была разная
резьба, но ошибку он заметил только тогда, когда пот потек с него
в три ручья; наконец сжатый воздух, шипя, мгновенно наполнил
комбинезон, и Пиркс со вздохом облегчения откинулся назад,
прилаживая руками оба набедренно-наплечных ремня.
Правый защелкнулся сразу, но левый почему-то не поддавался.
Ворот, надутый, как автомобильная шина, не позволял оглянуться,
он безуспешно тыкал вслепую широкой застежкой ремня,- а в
наушниках уже заговорили приглушенные голоса:
-...Пилот Берст на АМУ-18! Старт по радиофону по счету
ноль. Внимание - готов?
- Пилот Берст на АМУ-18 готов к старту по радиофону по
счету ноль! - мгновенно отчеканил Берст.
Пиркс выругался - и карабин защелкнулся. Он откинулся в
мягкое кресло, такой обессиленный, словно только что вернулся из
долгого-долгого, межзвездного рейса.
- До старта - двадцать три... До старта - двадцать два...
Два...- бубнило в наушниках.
Говорят, однажды, услышав громовое "Ноль!", стартовали оба
курсанта сразу - тот, кому полагалось, и другой, ожидавший рядом
своей очереди,- и вертикальными свечами шли в каких-то двухстах
метрах друг от друга, рискуя в любое мгновенье столкнуться. Так,
во всяком случае, рассказывали на курсе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9