Лесков Николай Семенович
Полунощники (Пейзаж и жанр)
Н.С.Лесков
Полунощники
Пейзаж и жанр
Парки бабье лепетанье,
Спящей ночи трепетанье,
Жизни мышья беготня.
Пушкин
I
...Я был грустно настроен и очень скучал. Уехать из города на лето было еще рано, и мне посоветовали сделать непродолжительную прогулку с целью увидеть новые, непримелькавшиеся лица. Я сдался на убеждения моих друзей и поехал. Я не знал никаких порядков города, куда держал путь, ни нравов людей, с которыми мне там придется встретиться, но фортуна начала благоприятствовать мне с первого шага. На первых же порах во время путешествия я нашел услужливых и опытных людей, которые делали это путешествие уже не первый раз, и они научили меня, где надо пристать и как себя пристойнее держать. Я все принял к сведению и остановился там, где останавливаются все, кого влечет сюда призванье. Учреждение это не отель и не гостиница, а оно совершенно частный дом, приспособленный сообразно вкусу и надобностям здешних посетителей, и называется он - "Ажидация".
Мне досталась маленькая комната. Выбирать помещений здесь не принято, а равно не принято и претендовать на их относительные неудобства. Это все человек узнает еще во время короткого переезда. Всякий помещается здесь на том месте, какое ему отведут; а что кому надо отвести - это сразу определяет проницательное око очень бойкой женщины, которую называют "риндательша"; если же нет на месте самой "риндательши", тогда сортировкою посетителей занимается состоящая при ней подручная ключница. Обе они, повидимому, благородного происхождения, или по крайней мере это дамы, которые достаточно видели свет и имеют о нем надлежащее понятие. Нынешний солидный возраст обеих дам, кажется, должен бы хранить их от всякого злоязычия, а здравый смысл и благочестие начертаны на их лицах, хотя, впрочем, довольно различными пошибами. Лик "риндательши" ударяет в сухой, византийский стиль, а ключницы с дугообразными бровями принадлежит итальянской школе. Обе эти женщины, несомненно, умны и относятся к разряду тех, о которых сказано: "Их же не оплетеши". Друг другу они улыбались как друзья, но в глазах их, казалось, светились какие-то иные чувства, совсем не схожие с искренней дружбой. Наблюдательный человек мог подумать, что этих женщин связывает как будто какое-то взаимное опасение.
В их необыкновенном доме господствует система: как к ним "привалит" публика, или, как ее называют, - "толпучка", дамы встречают гостей и тотчас же их сортируют; знакомых лиц они прямо размещают по известным комнатам, а незнакомых подвергают предусмотрительному разбору, после чего каждый ожидатель получит в "Ажидации" такое помещение, какого он заслуживает. Слово "Ажидацдя" здесь употребляется в двух смыслах: а) как название учреждения, где "ожидают", и б) как самое действие ожидания. В одном случае оно пишется с прописной буквы, а в другом - со строчной. (Прим. автора.)
Для этого прежде всего ожидателей сначала "собьют в угол к владычице". Здесь "в ажидации" немножко помолятся перед большим образом, а их в это время расценят и рассортируют.
Довольно большой дом в два этажа составляет одно помещение - "для ожидающих". Дело, очевидно, ведется очень просто, но основательно: в особе ключницы сосредоточена большая экономическая сила и исполнительная полицейская власть.
Сила нравственная и политическая находится в руках самой "риндательши". Остальной домашний штат "Ажидации" состоит из услуживающих лиц женского пола, которые находятся почти в постоянных побегушках. Кроме того, есть "куфарка". Весь этот подбор принадлежит к служебным типам самого низшего сорта. Впрочем, у "куфарки" есть драповая тальма, в которой она, должно быть, служила еще "генералу", - теперь она ее соблюдает больше для важности и показывается в ней публике, или "толпучке".
Мужчин усматривается двое: один стоит при дверях в нижнем этаже, а другой сидит у окна в конце коридора, за шкафиком.
Первый производит впечатление придурковатого простачка; второй - бойкий жох из отставных военных.
Размещение в "Ажидации" отлично приноровлено к ожидательской цели. В обоих этажах вдоль всего здания идет посредине коридор, а по сторонам-стойлицы.
Это "номера для ожидателей". Здесь не называют: "приезжающие" или "прибывающие", а "ожидающие". Это солиднее и соответственнее.
Коридоры наверху и внизу просторны и светлы. В конце каждого из них по окну. Коридор нижнего этажа содержится в посредственной чистоте. Особенной чистоты нет, - ее здесь и не убережешь, потому что сюда входят прямо с надворья и тут же раздеваются и обтирают обувь. Тут же и печурка, где ставят самовары, и ход в кухню, откуда пахнет грибным и рыбным. На одной из стен большой образ владычицы и рядом поменьше образ, перед ним лампада, аналой и на полу вытертый коврик, а напротив деревянная скамья со спинкой, из так называемых твердых диванов.
В разных местах фотографические и печатные портреты одного и того же духовного лица.
С прихода все ожидатели идут к владычице и молятся, или, как говорят, "припадают". Затем всех разводят в их номера.
Знакомые имеют номера излюбленные, которые как бы всегда состоят за ними. Из них некоторые даже и не "припадают" в коридоре, а, поздоровавшись с хозяйками, прямо проходят в "свои номера". Им только говорят:
- Пожалуйте.
Других, "которые первенькие, но почище", водворяют по усмотрению в свободных номерах первого и второго этажа.
Это-аристократия необыкновенного дома. Они получают распределение скоро. Им нет нужды ждать, пока разместят всех остальных. Прочих ключница берет и ведет в общую.
У одного из окон нижнего коридора, за маленьким желтым шкафиком, помещается отставной военный с очень серьезным выражением. Возле него на табуретике сидит ребенок, мальчик лет девяти, имеющий в чертах большое сходство с военным. Перед мальчиком куча вскрытых конвертов, с которых он смачивает слюнями марки и переклеивает их в тетрадь. Делает он это скоро и ловко и с замечательною, недетскою, серьезностью, которою, по-видимому, очень заинтересована стоящая возле него кухарка в драповой тальме. Она долго на него смотрит, и, наконец, вздыхает и говорит:
- Прелесть как ловко, - лапочки будто у мышоночка - так и виляют!
Отец этого прилежного отрока, очевидно, имеет здесь довольно серьезное значение и сидит прочно на дебелом стуле, под которым постлан мягкий коврик. Военный просматривает какие-то записки и что-то выкладывает на маленьких счетах, но это его не вполне поглощает: он все видит и слышит; мимо него никто не пройдет, чтобы он не увидел и не повел на него глазом и усами.
Шкафик у него покрыт черною, запачканною клеенкою, на которой стоит чернильница с гусиным пером и лежат нарезанные листки бумаги.
В середине в шкафе есть чистые поминальные книжки, лампадное масло, восковые свечи и ладан, а также какие-то брошюрки и фотографические портреты меньшего и большего размера.
Воин этот-человек солидного века и несомненно очень твердого характера.
Прислуга дала ему прозвание "балык".
Номера нижнего этажа "Ажидации" все немножечко с грязной и с кисловатым запахом, который как будто привезен сюда из разных мест крепко запеченным в пирогах с горохом. Все "комнатки", кроме двух, имеют по одному окну с худенькими занавесками, расщипанными дырками посередине на тех местах, где их удобно можно сколоть булавками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27