ДЬЯВОЛЫ НА ФУАТИНО


1
Из многочисленных своих яхт, шхун и кечей, сновавших между
коралловыми островами Океании, Гриф больше всего любил "Стрелу"; это была
шхуна в девяносто тонн, очень похожая на яхту и, как ветер, быстрая и
неуловимая. Слава о ней гремела еще в ту пору, когда она перевозила
контрабандный опиум из Сан-Диего в залив Пюджет или совершала внезапные
набеги на лежбища котиков в Беринговом море и тайно доставляла оружие на
Дальний Восток. Таможенные чиновники ненавидели ее от всей души и осыпали
проклятиями, но в сердцах моряков она неизменно вызывала восторг и была
гордостью создавших ее кораблестроителей. Даже теперь, после сорока лет
службы, она оставалась все той же старой славной "Стрелой"; нос ее
по-прежнему с такой быстротой резал волны, что те моряки, которые ее
никогда не видали, отказывались этому верить, и много споров, а порой и
драк возникало из-за нее во всех портах от Вальпараисо до Манилы.
В тот вечер она шла в бейдевинд: грот ее почти обвис, передние
шкаторины всякий раз, когда шхуна поднималась на гладкую волну, вяло
колыхались; дул слабый, едва заметный бриз, и все же "Стрела" легко делала
четыре узла. Уже больше часа Гриф стоял на баке у подветренного борта,
облокотясь на планширь, и смотрел на ровный светящийся след, оставляемый
шхуной. Слабый ветерок от передних парусов обдавал его щеки и грудь
бодрящей прохладой. Он наслаждался неоценимыми качествами своей шхуны.
- Какая красавица, а, Таути? Чудо, а не шхуна! - сказал он, обращаясь
к вахтенному матросу-канаку, и нежно похлопал рукой по тиковому
фальшборту.
- Еще бы, хозяин, - ответил канак низким, грудным голосом, столь
характерным для полинезийцев. - Тридцать лет плаваю под парусами, а такого
не видал. На Райатее мы зовем ее "Фанауао".
- Ясная зорька, - перевел Гриф ласковое имя. - Кто ее так назвал?
Таути хотел уже ответить, но вдруг насторожился и стал пристально
всматриваться вдаль. Гриф последовал его примеру.
- Земля, - сказал Таути.
- Да, Фуатино, - согласился Гриф, все еще глядя туда, где на чистом,
усыпанном звездами горизонте появилось темное пятно. - Ладно. Я скажу
капитану.
"Стрела" продолжала идти тем же курсом, и скоро мутное пятно на
горизонте приняло более определенные очертания; послышался рокот волн,
сонно бившихся о берег, и блеяние коз; ветер, дувший со стороны острова,
принес аромат цветов.
- Ночь-то какая светлая! Можно бы и в бухту войти, кабы тут не такая
щель, - с сожалением заметил капитан Гласс, наблюдая за тем, как рулевой
готовился намертво закрепить штурвал.
Отойдя на милю от берега, "Стрела" легла в дрейф, чтобы дождаться
рассвета и только тогда начать опасный вход в бухту Фуатино. Ночь дышала
покоем - настоящая тропическая ночь, без малейшего намека на дождь или
возможность шквала. На баке где попало завалились спать матросы, уроженцы
острова Райатеи; на юте с той же беспечностью приготовились ко сну
капитан, помощник и Гриф. Они лежали на одеялах, курили и сонно
переговаривались: речь шла о Матааре, королеве острова Фуатино, и о любви
ее дочери Наумоо к своему избраннику Мотуаро.
- Да, романтический народ, - сказал Браун, помощник капитана. - Не
меньше, чем мы, белые.
- Не меньше, чем Пилзах, - сказал Гриф. - А этим немало сказано.
Сколько лет прошло, капитан, как он удрал от вас?
- Одиннадцать, - с обидой в голосе проворчал капитан Гласс.
- Расскажите-ка, - попросил Браун. - Говорят, он с тех пор никуда не
уезжал с Фуатино. Это правда?
- Правда! - буркнул капитан. - До сих пор влюблен в свою жену.
Негодяйка этакая! Ограбила она меня. А какой был моряк! Лучшего я не
встречал. Недаром он голландец.
- Немец, - поправил Гриф.
- Все одно, - последовал ответ. - В тот вечер, когда он сошел на
берег и его увидела Нотуту, море лишилось хорошего моряка. Они, видно,
сразу понравились друг другу. Никто и оглянуться не успел, как она уже
надела ему на голову венок из каких-то белых цветов, а минут через пять
они бежали к берегу, держась за руки и хохоча, как дети. Надеюсь, он
взорвал этот коралловый риф в проходе. Каждый раз я тут порчу лист или два
медной обшивки...
- А что было дальше? - не унимался Браун.
- Да вот и все. Кончился наш моряк. В тот же вечер женился и уже на
судно больше не приходил. На другой день я отправился его искать. Нашел в
соломенной хижине в зарослях - настоящий белый дикарь! Босой, весь в
цветах и в каких-то украшениях, сидит и играет на гитаре. Вид самый
дурацкий. Просил свезти его вещи на берег. Я послал его к черту. Вот и
все. Завтра его увидите. У них уже теперь трое малышей - чудесные
ребятишки. Я везу ему граммофон и кучу пластинок.
- А потом вы его сделали своим торговым агентом? - обратился помощник
к Грифу.
- Что же мне оставалось? Фуатино - остров любви, а Пилзах -
влюбленный. И туземцев он знает. Агент из него вышел отличный. На него
можно положиться. Завтра вы его увидите.
- Послушайте, молодой человек, - угрожающе забасил капитан Гласс,
обращаясь к своему помощнику. - Вы, может быть, тоже романтик? Тогда лучше
оставайтесь на борту. Там все в кого-нибудь влюблены. Они живут любовью.
Кокосовое молоко, что ли, на них так действует, или уж воздух тут такой,
или море какое-то особенное. История острова за последние десять тысяч лет
- это сплошные любовные приключения. Кому и знать, как не мне. Я
разговаривал со стариками. И если я поймаю вас на берегу рука об руку с
какой-нибудь...
Он вдруг умолк. Гриф и Браун невольно обернулись к нему. Капитан
смотрел через их головы в направлении борта. Они взглянули туда же и
увидели смуглую руку, мокрую и мускулистую. Потом за борт уцепилась и
другая, такая же смуглая рука. Показалась встрепанная, кудрявая шевелюра -
и наконец лицо с лукавыми черными глазами и морщинками проказливой улыбки
вокруг рта.
- Бог мой! - прошептал Браун. - Да ведь это же фавн, морской фавн!
- Это Человек-козел, - сказал Гласс.
- Это Маурири, - откликнулся Гриф, - мой названный брат. Мы с ним
побратались - дали друг другу священную клятву по здешнему обычаю. Теперь
я его зову своим именем, а он меня - своим.
Широкие смуглые плечи и могучая грудь поднялись над бортом, и
огромный человек легко и бесшумно спрыгнул на палубу. Браун, гораздо более
начитанный, чем полагается помощнику капитана, с восхищением смотрел на
пришельца. Все, что он вычитал в книгах, заставляло его без колебаний
признать фавна в этом госте из морской пучины. Но этот фавн чем-то
опечален, решил молодой человек, когда смугло-золотистый бог лесов
приблизился к Дэвиду и тот приподнялся ему навстречу с протянутой рукой.
- Дэвид! - приветствовал его Дэвид Гриф.
- Маурири, Большой брат! - отвечал Маурири.
И в дальнейшем, по обычаю побратимов, каждый звал другого своим
именем. Они разговаривали на полинезийском наречии острова Фуатино, и
Браун мог только гадать, о чем у них идет беседа.
- Издалека же ты приплыл, чтобы сказать "талофа", - проговорил Гриф,
глядя, как с усевшегося на палубе Маурири ручьями стекает вода.
1 2 3 4 5 6 7 8