Полисмен
был здоровенный детина, широкий в плечах, с мощной грудью и стройными,
крепкими ногами; как ни высок был Имбер, полисмен на полголовы был выше
его. Глаза у него были холодные, серые, взгляд твердый, в осанке
чувствовалась та особая уверенность в своей силе, которая идет от предков
и освящена веками. Великолепная мужественность полисмена еще более
выигрывала от его молодости - он был совсем еще мальчик, и румянец на его
гладких щеках вспыхивал с такой же быстротой, как на щеках юной девушки.
Лишь на полисмена и смотрел теперь Имбер. Какой-то огонь сверкнул в
глазах индейца, как только он заметил на подбородке юноши рубец от удара
саблей. Своей высохшей рукой он прикоснулся к бедру полисмена и ласково
провел по его мускулистой ноге. Костяшками пальцев он постучал по его
широкой груди, потом ощупал плотные мышцы, покрывавшие плечи юноши, словно
кираса. Вокруг них уже толпились любопытные прохожие - золотоискатели,
жители гор, пионеры девственных земель - все сыны длинноногой,
широкоплечей расы. Имбер переводил взгляд с одного на другого, потом
что-то громко сказал на языке племени Белая Рыба.
- Что он говорит? - спросил Диккенсен.
- Он сказал - все эти люди как один, как эта полисмен, - перевел
Джимми.
Маленький Диккенсен был мал ростом, и потому он пожалел, что задал
такой вопрос в присутствии мисс Трэвис. Полисмен посочувствовал ему и
решил прийти на помощь.
- А пожалуй, у него что-то есть на уме. Я отведу его к капитану.
Скажи ему, Джимми, чтобы он шел со мной.
Джимми снова стал давиться, а Имбер заворчал, но вид у него был
весьма довольный.
- Спросите-ка его, Джимми, что он говорил и что думал, когда взял
меня за руку?
Это сказала Эмили Трэвис, и Джимми перевел вопрос и получил ответ:
- Он говорил, вы не трусливый.
При этих словах Эмили Трэвис не могла скрыть своего удовольствия.
- Он говорил, вы не скукум, совсем не сильный, такой нежный, как
маленький ребенок. Он может разорвать вас руками на маленькие куски. Он
очень смеялся, очень удивлялся, как вы можете родить такой большой, такой
сильный мужчина, как эта полисмен.
Эмили Трэвис нашла в себе мужество не опустить глаз, но щеки ее
зарделись. Маленький Диккенсен вспыхнул, как маков цвет, и совершенно
смутился. Юное лицо полисмена покраснело до корней волос.
- Эй, ты, шагай, - сказал он резко, раздвигая плечом толпу.
Так Имбер попал в Казармы, где он добровольно и полностью признался
во всем и откуда больше уже не вышел.

Имбер выглядел очень усталым. Он был стар и ни на что не надеялся, и
это было написано на его лице. Он уныло сгорбился, глаза его потускнели;
волосы у него должны были быть седыми, но солнце и непогода так выжгли и
вытравили их, что они свисали бесцветными, безжизненными космами. К тому,
что происходило вокруг, он не проявлял никакого интереса. Комната была
битком набита золотоискателями и охотниками, и зловещие раскаты их низких
голосов отдавались у Имбера в ушах, точно рокот моря под сводами береговых
пещер.
Он сидел у окна, и его безразличный взгляд то и дело останавливался
на расстилавшемся перед ним тоскливом пейзаже. Небо затянуло облаками,
сыпалась сизая изморось. На Юконе началось половодье. Лед уже прошел, и
река заливала город. По главной улице туда и сюда плыли в лодках никогда
не знающие покоя люди. То одна, то другая лодка сворачивала с улицы на
залитый водой плац перед Казармами; потом, подплыв ближе, скрывалась из
вида, и Имбер слышал, как она с глухим стуком наталкивалась на бревенчатую
стену, а люди через окно влезали в дом. Затем было слышно, как эти люди,
хлюпая ногами по воде, проходили нижним этажом и поднимались по лестнице.
Сняв шляпы, в мокрых морских сапогах, они входили в комнату и смешивались
с ожидавшей суда толпой.
И пока все эти люди враждебно разглядывали его, довольные тем, что он
понесет свое наказание, Имбер смотрел на них и думал об их обычаях и
порядках, об их недремлющем Законе, который был, есть и будет до скончания
веков - в хорошие времена и в плохие, в наводнение и в голод, невзирая на
беды, и ужас, и смерть. Так казалось Имберу.
Какой-то человек постучал по столу; разговоры прекратились, наступила
тишина. Имбер взглянул на того, кто стучал по столу. Казалось, этот
человек обладал властью, но Имбер почувствовал, что начальником над всеми
и даже над тем, кто постучал по столу, был другой, широколобый человек,
сидевший за столом чуть подальше. Из-за стола поднялся еще один человек,
взял много тонких бумажных листов и стал их громко читать. Перед тем как
начать новый лист, он откашливался, а закончив его, слюнявил пальцы. Имбер
не понимал, что говорил этот человек, но все другие понимали, и видно
было, что они сердятся. Иногда они очень сердились, а однажды кто-то
выругал его, Имбера, коротким гневным словом, но человек за столом,
постучав пальцем, приказал ослушнику замолчать.
Человек с бумагами читал бесконечно долго. Под его скучный монотонный
голос Имбер задремал, и когда чтение кончилось, он спал глубоким сном.
Кто-то окликнул его на языке племени Белая Рыба, он проснулся и без
всякого удивления увидел перед собой лицо сына своей сестры - молодого
индейца, который уже давно ушел из родных мест и жил среди белых людей.
- Ты, верно, не помнишь меня, - сказал тот вместо приветствия.
- Нет, помню, - ответил Имбер. - Ты - Хаукан, ты давно ушел от нас.
Твоя мать умерла.
- Она была старая женщина, - сказал Хаукан.
Имбер уже не слышал его ответа, но Хаукан потряс его за плечо и
разбудил снова.
- Я скажу тебе, что читал этот человек, - он читал обо всех
преступлениях, которые ты совершил и в которых, о глупец, ты признался
капитану Александеру. Ты должен подумать и сказать, правда это все или
неправда. Так тебе приказано.
Хаукан жил у миссионеров и научился у них читать и писать. Сейчас он
держал в руках те самые тонкие листы бумаги, которые прочитал вслух
человек за столом, - в них было записано все, что сказал Имбер с помощью
Джимми на допросе у капитана Александера. Хаукан начал читать. Имбер
послушал немного, на лице его выразилось изумление, и он резко прервал
его:
- Это мои слова, Хаукан, но они идут с твоих губ, а твои уши не
слышали их.
Хаукан самодовольно улыбнулся и пригладил расчесанные на пробор
волосы.
- Нет, о Имбер, они идут с бумаги. Мои уши не слыхали их. Слова идут
с бумаги и через глаза попадают в мою голову, а потом мои губы передают их
тебе. Вот откуда они идут.
- Вот откуда они идут. Значит, они на бумаге? - благоговейным шепотом
спросил Имбер и пощупал бумагу, со страхом глядя на покрывавшие ее знаки.
- Это великое колдовство, а ты, Хаукан, настоящий кудесник.
- Пустяки, пустяки, - небрежно сказал молодой человек, не скрывая
своей гордости.
Он наугад взял один из листов бумаги и стал читать:
- "В тот год, еще до ледохода, появился старик с мальчиком, который
хромал на одну ногу. Их я тоже убил, и старик сильно кричал..."
- Это правда, - прервал задыхающимся голосом Имбер.
1 2 3 4 5