"Белые люди - это
племя, очень большое племя, - сказал я. - В их земле не стало больше дичи,
и они пришли на нашу землю, чтобы присвоить ее. Они сделали нас слабыми; и
мы гибнем. Они очень жадные люди. И вот на нашей земле уже не стало дичи,
и, если мы хотим жить, нам надо сделать с ними то же, что мы сделали с их
собаками".
И я сказал еще много слов, я предлагал драться. А люди Белой Рыбы
слушали меня, и один сказал одно, а другой другое, кое-кто говорил совсем
глупые слова, и ни от одного воина не услышал я слов отваги и войны. Юноши
были трусливы и слабы, как вода, но я заметил, что в глазах молчаливо
сидящих стариков вспыхнул огонь. И вечером, когда селение уснуло, тайком я
позвал стариков в лес и там снова беседовал с ними. И мы пришли к
согласию, мы вспомнили дни нашей юности, дни изобилия, и радости, и
солнца, когда наша земля была свободна. Мы назвали друг друга братьями, мы
поклялись очистить нашу землю от злого племени, которое пришло к нам.
Теперь ясно, что это было глупо, но как мы могли это знать тогда - мы,
старики племени Белая Рыба?
И чтобы подать пример другим и воодушевить их, я совершил первое
убийство. Я залег на берегу Юкона и дождался там каноэ с белыми людьми. В
нем сидели двое, и когда они увидели, что я встал и поднял руку, они
изменили направление и стали грести к берегу. Но как только человек,
сидевший на носу, поднял голову, чтобы узнать, чего мне нужно от него, моя
стрела пронеслась по воздуху и впилась ему прямо в горло, и он узнал
тогда, что мне от него нужно. Другой человек, тот, что сидел на корме и
правил, не успел приложить к плечу ружье, как я пронзил его своим копьем,
два копья у меня еще оставалось.
- Это первые, - сказал я подошедшим ко мне старикам. - Немного погодя
мы объединим всех стариков всех племен, а потом и тех юношей, у которых
есть еще в руках сила, и дело пойдет быстрее.
Потом мы бросили убитых белых людей в реку. А их каноэ - это было
очень хорошее каноэ - мы сожгли, сожгли и все вещи, а они были в кожаных
сумках, и нам пришлось распарывать их ножами. В сумках было очень много
бумаг - вроде тех, которые ты читал, о Хаукан, - и все они покрыты
знаками; мы дивились на эти знаки и не могли понять их. Теперь я стал
мудрее и понимаю их: это, как ты сказал мне, - слова человека...
Едва Хаукан перевел рассказ об убийстве двух человек в каноэ, как
наполнявшая комнату толпа заволновалась и зажужжала.
- Это почта, которая пропала в девяносто первом году! - Раздался
чей-то голос. - Ее везли Питер Джеймс и Дилэни; их обоих в последний раз
видел Мэттьюз у озера Ла-Барж.
Клерк усердно записывал, и к истории Севера прибавилась новая глава.
- Мне осталось сказать немного, - медленно произнес Имбер. - На
бумаге есть все, что мы совершили. Мы, старики, - мы не понимали, что
делали. Храня тайну, мы убивали и убивали; мы убивали хитро, ибо прожитые
годы научили нас делать свое дело не спеша, но быстро. Однажды пришли к
нам белые люди, они глядели на нас сердитыми глазами и говорили нам
бранные слова, шести нашим юношам они заковали руки в железо и увели их с
собой. Тогда мы поняли, что мы должны убивать еще хитрее и еще больше. И
мы, старики, один за другим уходили вверх и вниз по реке в неведомые края.
Для такого дела требовалась смелость. Хотя мы были стары и уже ничего не
боялись, все же страх перед далекими, чужими краями - великий страх для
стариков.
Так мы убивали - не торопясь и с большой хитростью. Мы убивали и на
Чилкуте и у Дельты, на горных перевалах и на морском берегу - везде, где
только разбивал свою стоянку или прокладывал тропу белый человек. Да,
белые люди умирали, но для нас это было бесполезно. Они все приходили и
приходили из-за гор, их становилось все больше и больше, а нас, стариков,
оставалось все меньше. Я помню, у Оленьего перевала разбил стоянку один
белый человек. Этот человек был очень маленького роста, и три наших
старика напали на него, когда он спал. На следующий день я наткнулся и на
этого белого и на стариков. Из всех четверых еще дышал один лишь белый
человек, и у него даже хватило силы, пока он не умер, изругать и проклясть
меня.
Так вот и было: сегодня погибнет один старик, а завтра другой.
Иногда, уже спустя много времени, к нам доходила весть о смерти
кого-нибудь из наших, а иногда и не доходила. А старики других племен были
слабы и трусливы и не хотели помогать нам. Итак, сегодня погибал один
старик, завтра другой, - и вот остался только я. Я, Имбер, из племени
Белая Рыба. Мой отец Отсбаок, могучий воин. Теперь уже нет племени Белая
Рыба. Я последний старик этого племени, а юноши и молодые женщины ушли с
нашей земли - кто к племени пелли, кто к племени Лососей, а больше всего -
к белым людям. Я очень стар и очень устал, я напрасно боролся с Законом, и
ты прав, Хаукан, - я пришел сюда в поисках Закона.
- Ты поистине глупец, о Имбер, - сказал Хаукан.
Но Имбер уже не слышал, погрузившись в свои видения. Широколобый
судья тоже был погружен в видения: перед его взором величественно
проходила вся его раса - закованная в сталь, одетая в броню,
устанавливающая законы и определяющая судьбы других народов. Он видел зарю
ее истории, встающую багровыми отсветами над темными лесами и простором
угрюмых морей. Он видел, как эта заря разгорается кроваво-красным
пламенем, переходя в торжественный сияющий полдень, видел, как за склоном,
тронутым тенью, уходят в ночь багряные, словно кровью пропитанные пески...
И за всем этим ему мерещился Закон, могучий и беспощадный, непреложный и
грозный, более сильный, чем те ничтожные человеческие существа, которые
действуют его именем или погибают под его тяжестью, - более сильный, чем
он, судья, чье сердце просило о снисхождении.

1 2 3 4 5