https://www.dushevoi.ru/products/tumby-s-rakovinoy/mini/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

«Все прежние представления о том, что нужно быть умным парнем с крепкими нервами и побеждать мир, играя по его правилам, потеряли всякую ценность, — объяснял Гинсберг позже репортеру. — Холодность, сдержанность любого рода противостоит теплоте и открытости или душевной широте и способности к состраданию, описанной, например, у Достоевского в образах Алёши, Мышкина, Дмитрия. Именно этим путем и следуем мы с Керуаком».
Хотя в данном случае Гинсберг использовал литературную аналогию, в реальной жизни битники находили образы и примеры сострадания в восточных религиях — особенно в буддизме и дзен-буддизме. В концепции бодхисатвы, странствующего Будды, они нашли рациональное объяснение для художественного подхода как пребывания на уровне вселенской безмятежности, откуда можно наблюдать за безумием мира и возвращаться обратно, привнося частичку света в туман отчаяния.
Увлечение битников дзеном имело множество последствий, но в основном негативных. Изучавшие религии Востока были быстры на необоснованные выводы и неправильные истолкования. Даже Алан Уоттс, занимавший особое место как руководитель Академии изучения востока в Сан-Франциско, был вынужден осудить «фальшивых хипстеров», бросающихся терминами дзена и жаргонизмами джазменов, чтобы оправдать бегство от общества. Уоттс считал, что дзен было бы «лучше использовать только в качестве терапии». Но он симпатизировал идее битников организовать на Западе собственную духовную школу, «садхану» (буквально с санскрита переводится как «путь»). «Садхана» предназначалась для того, чтобы, используя различные восточные методики, достичь более высоких уровней сознания, просветления и мистических переживаний.
Битники начинали создавать свою собственную «садхану», основываясь на самых различных источниках. Для Гинсберга, утверждавшего, что он достиг «сатори» в 1954 году, это были иудаизм, дзен и буддизм махаяны. Для Керуака — то же самое, но с большим налетом католицизма: позднее он сказал в интервью для телевидения, что перед сном он молится Христу, деве Марии и Будде. Они повторяли путь Хаксли и Хеда, экспериментируя с йогой, медитациями и мантрами, но в итоге нашли, что это им не подходит. Гэри Снайдер, намного серьезнее занимавшийся дзеном, долго и упорно пытался научить их, но обычно занятия заканчивались тем, что они просто читали хокку, раскачиваясь взад-вперед. Керуак из-за старых футбольных травм не мог даже правильно согнуть колени и сесть в лотос, однако «даже если бы у него это получилось, все равно он не смог бы долго медитировать. Ему недоставало сосредоточенности».
Все восточные «садханы» сходились на том, что рациональное мышление является одним из самых больших препятствий. «Сатори обязательно должно возникать в результате определенного психологического тупика, — писал учитель дзена Д.Т. Судзуки, — худшим врагом дзена, по крайней мере поначалу, является ум, которому свойственно различение субъекта и объекта. Дзенское сознание сможет развернуться, только когда привычные умственные механизмы будут приостановлены». Еще со времен общения с Берроузом они знали, что одним из быстрейших путей отключить рациональный разум были наркотики. Но не все. Вполне годилась марихуана. Еще лучше — пейотль и его синтетический аналог, мескалин. ЛСД битники не знали до конца пятидесятых. Когда же они его освоили, он был признан прекрасным инструментом для достижения «того, что описано в древних книгах».
Осенью 1955 года, вскоре после того, как он ушел с работы с намерением посвятить себя поэзии, Гинсберг попробовал пейотль. Выглянув из окна, он увидел Молоха, библейское божество, которому поклонялись, принося в жертву детей. Молох — это Америка, озарило Гинсберга, и он начал писать об этом поэму.
Одной из характерных черт Гинсберга был организаторский талант. Перед тем как поступить в Колумбийский университет, он намеревался стать профсоюзным организатором. В Сан-Франциско он почти сразу организовал публичное чтение поэзии. Чтение было намечено на 13 октября 1955 года. Оно проходило в помещении старой бензоколонки, превращенной в художественную галерею под названием «Сикс-гэллери». «Шесть поэтов в «Сикс-гэллери» — гласили пригласительные билеты:
Выдающееся собрание множества талантов в одном месте
Вино, музыка, танцовщицы, очень хорошая поэзия, сатори бесплатно
Небольшая входная плата — на вино и пригласительные билеты
Приятная атмосфера
На вечере присутствовали и Керуак с Кэссиди. Первый пускал по кругу большие кувшины с бургундским, а второй издавал одобрительные восклицания вроде «Ого! Ну и ну! Круто!», приветствуя стихи каждого нового поэта. Гинсберг читал уже ближе к концу. До этого дня его занятия поэзией были скорее желаемым, чем реальным фактом. Раньше он в основном писал короткие афористические стихи в стиле Уильяма Карлоса Уильямса. Но сегодня вечером он не собирался читать старые произведения. Вместо этого у него была заготовлена новая вещь, написанная им под декседрином и пейотлем. Это была большая поэма «Вопль». Она начиналась со строк:
Я видел лучшие умы моего поколения сокрушенными безумием, подыхающими с голоду, бьющимися в истериках, нагими, влачащимися через негритянские улицы на заре в поисках гневного кайфа…
Когда Гинсберг добрался до середины поэмы, где каждый стих начинался с возгласа: «Молох!», толпа начала повторять это слово вслед за ним. И когда он раскачивался из стороны в сторону, дочитывая заключительные строфы, все уже понимали, что сегодня произошло нечто очень важное.
Филипп Ламантия, тоже читавший на вечере свои стихи, сравнил это со «сведением вместе двух концов электрического провода». Майкл Макклюр, другой из поэтов, позже рассматривал это как начало пробуждения сознания (полного расцвета оно достигло позже, в шестидесятые): «"Вопль" стал для нас решающим моментом. Теперь уже никто из нас не мог отстраниться и сказать: "я не знал об этом". Мне было чертовски страшно… думаю, то, что Аллен встал и стал открыто, со сцены, читать «Вопль», — это один из самых смелых поступков, которые я когда-либо видел. Вспомните, это был пятьдесят пятый год. Люди стриглись под ежик, и вы их интересовали только как пушечное мясо. Вся страна находилась под впечатлением публикаций Люса. Это было опасное, холодное, скверное время, и это было страшное время».
История всегда полна необычных моментов, которые, хотя и кажутся их непосредственным участникам быстротечными и мимолетными, со временем раздуваются и приобретают значимость. Учитывая место, где состоялась премьера — старый гараж в Сан-Франциско, — вероятным, казалось, что «Вопль» и новое сознание, провозвестником которого он был, останутся никому не известной случайностью. Но в тот вечер, когда Гинсберг читал поэму, среди слушателей в зале находился Лоуренс Ферлингетти, богемный эрудит (доктор философии Сорбонны). Он владел книжным магазином «Сити лайте» в Норт-Бич, который был, возможно, первым книжным магазином в Америке, специализировавшимся на книгах в мягкой обложке. Помимо этого у Ферлингетти было небольшое издательство, где выпускались недорогие поэтические издания под логотипом «Покет поэте». За несколько месяцев до описанных событий Ферлингетти рискнул издать сборник собственных стихов «Картины уходящего мира».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
 https://sdvk.ru/Mebel_dlya_vannih_komnat/zerkalnye_shkafy/ 

 Halcon Blanco Brillo 60x60