Мецнер оказался истинным англичанином.
Внешнему миру алхимики представлялись нелепыми химиками, стремящимися получить золото из других металлов, но это были лишь басни для непосвященных. На самом деле алхимики искали способы изменить обыденное сознание, а под золотом подразумевался золотистый свет космического сознания. Это был обычный метод традиционных мистических культов — представать в виде двуликого Януса, одно лицо для публики и другое для посвященных. То же самое можно было сказать о псилоци-биновой исследовательской программе в Гарварде. Когда Ральф Мецнер присоединился к ней весной 1961 года, он обнаружил, что она выглядела как научное исследование только для публики — на самом деле к науке это никакого отношения не имело. Заглянувшим за фасад было трудно понять, чего добивается Лири — то ли научного эксперимента, то ли начала культурной революции. К этому добавились в тот период «громогласные споры между Лири и Бэрроном по поводу методов проведения экспериментов».
Чтобы понять причины их разногласий, следует вернуться немного назад, к первым неделям после Куэрнаваки, когда пси-лоцибиновый проект еще находился в зачаточной стадии. Некоторые многозначительные и судьбоносные встречи произошли в течение этих первых недель. Первым таким событием, как впоследствии выяснилось, была, вероятно, встреча Лири с Литвином, когда Литвин помчался за своими копиями психоделических эссе Хаксли. Чувство узнавания, когда Тим углубился в чтение, было чрезвычайно глубоким: он имел дело с человеком, который не понаслышке знал, что такое путешествие в Иной Мир. А позже, во время вечеринки, кто-то упомянул, что Хаксли будет вести семестр в Массачусетском технологическом в качестве «профессора, приглашенного в связи со столетним юбилеем гуманитарного факультета». Это звучало очень внушительно и не менее внушительным был предполагаемый гонорар — девять тысяч долларов за девять недель работы. Лири сел и написал Хаксли письмо, где рассказывал о своих экспериментах с грибами в Мексике и о своем проекте, который он задумал для изучения терапевтических эффектов.
Он был вознагражден почти сразу же эмоциональным телефонным звонком и приглашением на ланч.
Осенью 1960 года Олдоса Хаксли наполняли противоречивые чувства. На его лекции ходили толпы… и не только студентов. Публика, спешащая на его выступления, в один из вечеров привела к образованию дорожной пробки, какие обычно возникали во время спортивных соревнований Гарварда и Йеля. Хастон Смит, преподававший религию в Массачусетском технологическом, считал, что то время можно было назвать пиком общественного признания заслуг Хаксли как философа.
Хаксли смотрел на все это с меньшим энтузиазмом. На протяжении двадцати пяти лет, еще с тех пор, как он присоединился к Джеральду Хёду в поддержку «Союза мира» Дика Шеппертона, он понемногу избавился от своего отвращения к публичным выступлениям; за последние двадцать лет он успел обратиться ко всем и к каждому — от членов «Ротари-клуба» до ядерных физиков, и к моменту лекций в Массачусетском технологическом находился на вершине своей ораторской формы. И тут он вдруг обнаружил, что ему нечего сказать. «Я слегка растерялся, — признался он Хастону Смиту, — я занимался гуманитарными проблемами всю жизнь, вдруг выяснил в конце концов, что мне нечего дать людям, за исключением совета "Попытайтесь быть немного добрее"».
Это было нечто вроде смирения, которого легко можно было ожидать от человека, недавно узнавшего, что у него рак горла.
Айахуаска, она же яхе, в природных условиях
Проблемы со здоровьем, связанные с телесной хрупкостью, преследовали Хаксли всю жизнь, и письма его полны шуток по поводу его ипохондрии, его слепоты и легкой утомляемости. Однако Мария умерла от рака, и Хаксли был хорошо знаком с этой болезнью — возможно, поэтому он не сказал о своем диагнозе никому, кроме Хамфри Осмонда, который дал слово молчать.
С головой погруженный в мысли о смерти, Хаксли удвоил усилия по написанию утопического романа, который получил рабочее название «Остров».
Каждое утро он начинал с мучений по поводу того, как возможно изобразить психоделическую реальность, не утомив при этом читателя. «Возможно, этот труд относится к числу тех, что не могут быть успешно завершены, — признавался он своему сыну. — Если быть точным, это ни разу не удавалось никому в прошлом. Потому что большинство утопических романов чрезвычайно дидактичны и полны длинных разъяснений. Я пытаюсь прояснить смысл разъяснений, вводя их в форме диалогов, настолько живо, насколько это возможно. Но я все время ловлю себя на чувстве, что если бы у меня был настоящий талант, я мог бы придать этому материалу более драматическую или поэтическую форму»
Он так и не добился в этом успеха. Несмотря на самые лучшие намерения Хаксли, «Остров» стал антологией выводов автора, слегка прикрытых фантастическим сюжетом. Книга посвящена темам, что волновали Хаксли на протяжении всей его жизни: образование, психология, метафизика, место искусства и творчества в человеческой жизни и роль психоделиков, которые могут помочь вскрыть реальный потенциал сознания. Последняя тема раскрывается в сюжетной форме: он изобретает новый вид наркотика, который называет «мокша» — «пробуждающие к реальности таблетки истины и красоты». Островитяне в его утопии применяют мокшу в тщательно подобранных дозах в системе психоделического образования. Дети принимают средство раз в году, начиная с ранней юности и затем на протяжении всей жизни. Употребление таблеток ведет к огромному шоку, который испытывает каждый, очутившись впервые в Ином Мире. «На некоторое время благодаря лечебному воздействию мокши вы узнаете, кем вы являетесь на самом деле, — так говорит д-р Роберте паланезийским школьникам, которым впервые предстоит принять дозу мокши. — Это путешествие в бесконечное блаженство!»
Однако, как и все на свете оно в какой-то момент заканчивается И когда оно заканчивается, что вы будете делать дальше? Что вы будете делать со всеми подобными опытами, которые получите на протяжении будущих лет, принимая мокшу? Будете ли вы просто радоваться им, как радуетесь новой игрушке, а затем возвращаться к своим обычным занятиям, ведя себя как обычные маленькие несовершенные дети, какими вы себя воображаете? Или, получив озарение, вы посвятите свою жизнь столь необычному занятию, как быть самим собой В действительности, все, что мокша может сделать, это предоставить вам возможность испытать последовательный ряд проблесков — час или два просветленного сознания и благодатного освобождения И только от вас самих зависит, захо-тите ли вы объединиться с этой благодатью и ис-пользовать предоставленную вам возможность
Появление Тима Лири было для Хаксли как неожиданный порыв сильного ветра, ударивший в обвисшие паруса корабля. Энтузиазм Лири, его теоретическая подготовка и, самое главное, его работа в Гарварде делали его как раз тем человеком, на которого мог опереться Хаксли для продвижения психоделических планов.
Как-то ночью, когда они лежали на полу перед камином в доме в Ньютоне, приняв порцию псилоцибина, разговор зашел о методах, с помощью которых можно сделать эту концепцию доступной для широких культурных слоев, ввести ее в обиход и среди «функционеров».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
Внешнему миру алхимики представлялись нелепыми химиками, стремящимися получить золото из других металлов, но это были лишь басни для непосвященных. На самом деле алхимики искали способы изменить обыденное сознание, а под золотом подразумевался золотистый свет космического сознания. Это был обычный метод традиционных мистических культов — представать в виде двуликого Януса, одно лицо для публики и другое для посвященных. То же самое можно было сказать о псилоци-биновой исследовательской программе в Гарварде. Когда Ральф Мецнер присоединился к ней весной 1961 года, он обнаружил, что она выглядела как научное исследование только для публики — на самом деле к науке это никакого отношения не имело. Заглянувшим за фасад было трудно понять, чего добивается Лири — то ли научного эксперимента, то ли начала культурной революции. К этому добавились в тот период «громогласные споры между Лири и Бэрроном по поводу методов проведения экспериментов».
Чтобы понять причины их разногласий, следует вернуться немного назад, к первым неделям после Куэрнаваки, когда пси-лоцибиновый проект еще находился в зачаточной стадии. Некоторые многозначительные и судьбоносные встречи произошли в течение этих первых недель. Первым таким событием, как впоследствии выяснилось, была, вероятно, встреча Лири с Литвином, когда Литвин помчался за своими копиями психоделических эссе Хаксли. Чувство узнавания, когда Тим углубился в чтение, было чрезвычайно глубоким: он имел дело с человеком, который не понаслышке знал, что такое путешествие в Иной Мир. А позже, во время вечеринки, кто-то упомянул, что Хаксли будет вести семестр в Массачусетском технологическом в качестве «профессора, приглашенного в связи со столетним юбилеем гуманитарного факультета». Это звучало очень внушительно и не менее внушительным был предполагаемый гонорар — девять тысяч долларов за девять недель работы. Лири сел и написал Хаксли письмо, где рассказывал о своих экспериментах с грибами в Мексике и о своем проекте, который он задумал для изучения терапевтических эффектов.
Он был вознагражден почти сразу же эмоциональным телефонным звонком и приглашением на ланч.
Осенью 1960 года Олдоса Хаксли наполняли противоречивые чувства. На его лекции ходили толпы… и не только студентов. Публика, спешащая на его выступления, в один из вечеров привела к образованию дорожной пробки, какие обычно возникали во время спортивных соревнований Гарварда и Йеля. Хастон Смит, преподававший религию в Массачусетском технологическом, считал, что то время можно было назвать пиком общественного признания заслуг Хаксли как философа.
Хаксли смотрел на все это с меньшим энтузиазмом. На протяжении двадцати пяти лет, еще с тех пор, как он присоединился к Джеральду Хёду в поддержку «Союза мира» Дика Шеппертона, он понемногу избавился от своего отвращения к публичным выступлениям; за последние двадцать лет он успел обратиться ко всем и к каждому — от членов «Ротари-клуба» до ядерных физиков, и к моменту лекций в Массачусетском технологическом находился на вершине своей ораторской формы. И тут он вдруг обнаружил, что ему нечего сказать. «Я слегка растерялся, — признался он Хастону Смиту, — я занимался гуманитарными проблемами всю жизнь, вдруг выяснил в конце концов, что мне нечего дать людям, за исключением совета "Попытайтесь быть немного добрее"».
Это было нечто вроде смирения, которого легко можно было ожидать от человека, недавно узнавшего, что у него рак горла.
Айахуаска, она же яхе, в природных условиях
Проблемы со здоровьем, связанные с телесной хрупкостью, преследовали Хаксли всю жизнь, и письма его полны шуток по поводу его ипохондрии, его слепоты и легкой утомляемости. Однако Мария умерла от рака, и Хаксли был хорошо знаком с этой болезнью — возможно, поэтому он не сказал о своем диагнозе никому, кроме Хамфри Осмонда, который дал слово молчать.
С головой погруженный в мысли о смерти, Хаксли удвоил усилия по написанию утопического романа, который получил рабочее название «Остров».
Каждое утро он начинал с мучений по поводу того, как возможно изобразить психоделическую реальность, не утомив при этом читателя. «Возможно, этот труд относится к числу тех, что не могут быть успешно завершены, — признавался он своему сыну. — Если быть точным, это ни разу не удавалось никому в прошлом. Потому что большинство утопических романов чрезвычайно дидактичны и полны длинных разъяснений. Я пытаюсь прояснить смысл разъяснений, вводя их в форме диалогов, настолько живо, насколько это возможно. Но я все время ловлю себя на чувстве, что если бы у меня был настоящий талант, я мог бы придать этому материалу более драматическую или поэтическую форму»
Он так и не добился в этом успеха. Несмотря на самые лучшие намерения Хаксли, «Остров» стал антологией выводов автора, слегка прикрытых фантастическим сюжетом. Книга посвящена темам, что волновали Хаксли на протяжении всей его жизни: образование, психология, метафизика, место искусства и творчества в человеческой жизни и роль психоделиков, которые могут помочь вскрыть реальный потенциал сознания. Последняя тема раскрывается в сюжетной форме: он изобретает новый вид наркотика, который называет «мокша» — «пробуждающие к реальности таблетки истины и красоты». Островитяне в его утопии применяют мокшу в тщательно подобранных дозах в системе психоделического образования. Дети принимают средство раз в году, начиная с ранней юности и затем на протяжении всей жизни. Употребление таблеток ведет к огромному шоку, который испытывает каждый, очутившись впервые в Ином Мире. «На некоторое время благодаря лечебному воздействию мокши вы узнаете, кем вы являетесь на самом деле, — так говорит д-р Роберте паланезийским школьникам, которым впервые предстоит принять дозу мокши. — Это путешествие в бесконечное блаженство!»
Однако, как и все на свете оно в какой-то момент заканчивается И когда оно заканчивается, что вы будете делать дальше? Что вы будете делать со всеми подобными опытами, которые получите на протяжении будущих лет, принимая мокшу? Будете ли вы просто радоваться им, как радуетесь новой игрушке, а затем возвращаться к своим обычным занятиям, ведя себя как обычные маленькие несовершенные дети, какими вы себя воображаете? Или, получив озарение, вы посвятите свою жизнь столь необычному занятию, как быть самим собой В действительности, все, что мокша может сделать, это предоставить вам возможность испытать последовательный ряд проблесков — час или два просветленного сознания и благодатного освобождения И только от вас самих зависит, захо-тите ли вы объединиться с этой благодатью и ис-пользовать предоставленную вам возможность
Появление Тима Лири было для Хаксли как неожиданный порыв сильного ветра, ударивший в обвисшие паруса корабля. Энтузиазм Лири, его теоретическая подготовка и, самое главное, его работа в Гарварде делали его как раз тем человеком, на которого мог опереться Хаксли для продвижения психоделических планов.
Как-то ночью, когда они лежали на полу перед камином в доме в Ньютоне, приняв порцию псилоцибина, разговор зашел о методах, с помощью которых можно сделать эту концепцию доступной для широких культурных слоев, ввести ее в обиход и среди «функционеров».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138